Помимо отвратительной погоды, которая зачастила в столицу, утро начиналось привычно. Ленивые перемещения по квартире, чашка невкусного кофе и пугающее отражение в зеркале ванной комнаты, нечто всклокоченное, с темными кругами под глазами таких размеров, которым позавидует любая панда. Струйки зубной пасты, стекая по подбородку, приятно покалывали кожу. Именно это покалывание для меня всегда было символом начала нового дня.

Видок у меня был слегка потрепанный и неряшливый, как всегда в стенах родной квартиры. Знаю множество женщин, покупающих одежду исключительно для ношения дома. Уютные пижамы, красивые шелковые халатики, мягкие тапочки или изящные шлепанцы на невысоком каблучке. Делается это, видимо, для того, чтобы выглядеть притягательно даже в неформальной домашней обстановке. Представив себе, как такие дамы гордо рассекают со сковородкой в руке по кухне в ажурном неглиже, я рассмеялась. Моя персона, к сожалению или счастью, не из их числа.

Шлепая по полу босыми ногами, я одернула старую голубую футболку моего отца, которая когда-то была темно-синей, и подтянула повыше спортивные штаны, в которых стыдно было бы выйти на утреннюю прогулку с собакой, если б таковая у меня имелась. Чувствую себя необычайно просторно и комфортно в таком одеянии. Может, в прошлой жизни я была привокзальным бродягой или без кола без двора странником с котомкой за спиной? Иначе не могу объяснить свою тягу к растянутым майкам и подобного вида тряпью.

Жаль, на работу так заявляться нельзя. Я вздохнула.

Работа. Совсем забыла о том, что у меня осталась пара дел, требующих внимания, что ж, «пора, мой друг, пора!..» Сев за компьютер и найдя на рабочем столе нужную папку с интригующим названием «Утопление», я стала с удовольствием абсорбировать не обремененным еще ничем с утра мозгом уже известную мне информацию, пытаясь отыскать для себя что-то новое.

Мысли мои были полностью погружены в этапы разложения человеческого трупа в воде, помнится, классик советовал не читать советских газет за обедом, а про разложение не упоминал, значит, в самый раз. «По мере того как разлагаются мягкие ткани, разрушается слой подкожного жира…» Погруженная в чтение, я даже не сразу вспомнила, что сегодня мой день рождения. Двадцать семь лет.

Не люблю этот праздник, да и праздником как таковым его можно называть с натяжкой, так себе событие. Причина моей нелюбви заключается вовсе не в грядущем неизбежном старении, да и первые слегка уловимые морщинки пока что оставляют равнодушными мое девичье сердце. Не терплю его по другой причине. В день моего рождения, ровно одиннадцать лет назад, пропал мой дедушка.

Хорошо помню то утро. Дед, чисто выбритый, нарядно одетый в свой старомодный смешной костюм, зашел ко мне в комнату.

– Машенька, внучка, с днем рождения, – веселым, преувеличенно торжественным тоном проговорил он и обнял меня, распространяя волну запаха тяжелого мужского парфюма и табака.

– У меня и подарочек для тебя имеется, девочка. Только хочу сначала кое о чем тебе рассказать, я недавно нашел одного человека…

– Деда, давай потом, ладно? – я бесцеремонно прервала его, не дав договорить, и со свойственным подросткам равнодушием даже не уточнила, кого он там нашел, так как все мои мысли были заняты лишь предстоящим походом с подружкой на танцы.

– Хорошо, Машенька, потом так потом, коза деловая. Вот, возьми, – и протянул мне небольшую коробку, обитую зеленым бархатом. Вид у нее был, мягко говоря, потрепанный. В ней обнаружился кулон на тонкой цепочке и медный невзрачный браслет, в кулон, видимо, когда-то была вставлена фотография, но сейчас там зияла пустота. Я скупо поблагодарила его за подарок, чмокнула в щеку и, сложив дары обратно в коробку, равнодушно поставила ее на трюмо.

– Ну, наряжайся, не буду мешать, девочка. – И вышел из комнаты.

Тогда я видела его в последний раз. Слышно было, как за ним захлопнулась дверь, и он растворился в морозном дне навсегда. Потом, когда начались поиски, я тысячу раз прокручивала сцену нашего разговора у себя в голове. Будто искала какую-то зацепку, тонкую ниточку, за которую просто нужно сильнее потянуть, чтобы затащить его обратно домой. Но все усилия оказались напрасными.

От выпитого кофе начиналась изжога. В холодильнике обнаружилась бутылка молока, масло и пара яиц, негусто. Если бы мышь захотела там повеситься, то только на собственном хвосте, так как не нашлось бы даже нитки от колбасной палки для достойного ухода из жизни. Обреченно захлопнув дверцу, я подумала, что самое время заглянуть в любимую кофейню. Благо идти далеко не нужно, находилась она в доме напротив. Нацепив на себя первое, что попалось под руку, я решительно выскочила на промозглую улицу. Февраль.

В этом году февраль вырвал пальму первенства по противности даже у января. Снег вперемешку с грязью и водой не оставил моим ботинкам ни единого шанса выглядеть лицеприятно, а ледяной ветер заставил сожалеть о своем решении не надевать шапку.

– Машуля, привет! Тебе как обычно? – Войдя в помещение, я услышала знакомый голос официанта Витьки, и на душе потеплело, то ли от мыслей о горячих круассанах, то ли от его добродушного тона.

– Ага!

Плюхнувшись в кресло у любимого столика возле окна, я открыла макбук. И уткнувшись в третий том Сапина о нервной системе, появившийся на экране, поймала себя на мысли, что благодарна техническому прогрессу за освобождение моего рюкзака от тяжелых книжных томов. Погрузившись в чтение, я и не заметила, как сэндвич с ветчиной и пара круассанов были безжалостно мной истреблены в считанные минуты. Голод не тетка. Что ж, самое время для горячего латте, я улыбнулась, с трудом сдерживая себя, чтобы довольно не потянуться и не замурлыкать от удовольствия, как кошка. Кто-то подошел к столику.

– Девушка, у вас ус отклеился.

Я оторвала взгляд от компьютерного экрана и молча уставилась на говорившего. Передо мной стоял незнакомый молодой парень и улыбался, глядя на меня. Видимо, незадачливый донжуан был невероятно доволен собой и своим оригинальным способом знакомства, раз сиял, как рождественская звезда.

– Меня Сема зовут, – наконец произнес он после неловкой паузы. – Могу присесть?

Внутри меня что-то екнуло, Семой звали моего дедушку. Видимо, это остановило меня в тот момент отшить двухметрового ценителя женских усов, и я жестом пригласила его сесть за свой столик.

– Маша, будем знакомы.

Исподтишка я разглядывала своего нового знакомого, пока он пытался очаровать меня потоком стандартных фраз и пустых разговоров «про природу и погоду». Красивый. Такой дурацкой банальной красотой, которая нравится всем, как пресловутый доллар. Высокий блондин с пронзительно синими глазищами. С легкостью сошел бы за какого-нибудь скандинавского божка.

– Берешь работу на дом? – спросил он, поглядывая на мои регистрационные журналы и конспекты, лежащие рядом с макбуком.

– Никогда, – ответила я чересчур серьезно.

– Почему так категорично?

– Я патологоанатом.

На пару секунд он умолк, а потом мы вместе рассмеялись.

Я действительно патологоанатом. Родители всегда мечтали, чтобы их единственная кровиночка стала врачом, но такого поворота явно не ожидали. Я, не смея им перечить, поступила в знаменитую «пироговку» на «лечебное дело», а затем в ординатуру по направлению «патологическая анатомия». Не могу по сей день объяснить даже самой себе подобный выбор, но чувствую я себя на удивление комфортно среди моих молчаливых клиентов. Как говорил наш преподаватель анатомии нам, еще юнцам первокурсникам, «патологоанатом – это специалист, который в отличие от психологов действительно изучает внутренний мир человека», а мне всегда нравился обстоятельный подход к делу.

Мы вышли из кафе, решив прогуляться. Спутник мой оказался оперативником уголовного розыска и всю дорогу развлекал меня рассказами о своих трудовых буднях и подвигах.

Обменявшись телефонами, мы договорились встретиться на следующий день. Отказавшись от настойчивого предложения проводить меня к родным дверям подъезда, я побрела в ближайший супермаркет, обзавестись бутылкой вина. День рождения как-никак.