— Изабель, не паникуй, — Ланс подплыл ко мне, и обхватил мои плечи своими огромными руками. Я льну к его мощной и такой теплой груди, захлебываясь рыданиями.

И тут наше внимание привлекает какой-то непонятный гул, как будто вблизи заработал огромный механизм.

— Ты слышишь? — спрашиваю, мгновенно перестав плакать. Непонятная тревога зарождается внутри меня. — Что это?

Ланс наклоняет голову вбок, прислушиваясь изо всех сил.

— Слышу, только не могу понять, что это.

Ланс дотрагивается рукой до гладкой белоснежной поверхности. Сначала мне показалось, что от слёз и солёной воды я совсем ослепла. Я несколько раз моргаю и протираю уставшие глаза, но видение не пропадает: по телу Ланса проходит рябь и он постепенно становится всё более прозрачным. Я вижу панику в его ярких глазах.

— Ланс, ты куда? — кричу во всё горло и делаю несколько махов руками, благо парень очень близко ко мне. Протянув руку, пытаюсь дотронуться до него, ухватить за красную рубашку, но пальцы ловят пустоту. На том месте, где только что он покачивался на волнах теперь пустота. Ну, хоть корабль не исчез.

Так, нужно подумать.

Сначала пропал Барнаби.

Потом Ланс.

И оба они пропали, подплыв вплотную к судну. А ведь Ланс говорил, что корабль сам подскажет нам способ, как на него попасть. Может, для этого достаточно просто дотронуться до борта? Во всяком случае, можно попробовать — хуже точно не будет.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, зажмуриваюсь. Потом протягиваю руку и касаюсь прохладной, влажной обшивки корабля. Сначала чувствую твердую прохладу дерева, но через секунду рука перестает хоть что-то чувствовать. Внутри все сжимается, как будто я начинаю падать в пропасть, и на миг мне действительно кажется, что лечу с огромной высоты. Ощущение, что падение мое не закончится никогда, но уже через несколько секунд ударяюсь обо что-то.

— Изабель, тебе больно? — знакомый голос выдергивает из панической пустоты, в которой я, казалось, провела долгие годы. — Поднимайся, давай я тебе помогу.

Чувствую, как его большие ладони подхватывают меня в воздух, словно я пушинка. В его объятиях, кажется, могу провести вечность. Он несёт меня куда-то, но глаза открывать не хочется, поэтому я не знаю, где мы, но рада, что снова не одна.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и вот я чувствую, как Ланс аккуратно опускает меня на что-то мягкое. Неужели кровать? И думать себе запретила, что когда-нибудь смогу снова хоть на пять минут прилечь не на холодный песок. Странная все-таки штука — жизнь. Сплошные случайности. А ещё, мы ведь плыли, но моя одежда совсем сухая. Ну и корабль — затейник, не иначе.

— Хочешь, поспи пока, — чувствую его тёплое дыхание на своей щеке. — Я пойду для нас обед приготовлю.

— Нет, не хочу я спать, — открываю глаза. — Просто полежу немного. У меня в голове все перемешалось. От падения или от самой ситуации, но чувствую себя, словно выжатый лимон.

Ланс улыбается и гладит меня по голове. Мне даже думать страшно, насколько неприятна моя грязная спутанная шевелюра на ощупь. Но Лансу, похоже, всё равно.

— Возвращайся скорее, — шепчу, и спазм сжимает моё горло. Я никогда ни по кому не скучала, а тут мысль выпустить его из виду даже на несколько минут причиняет столько боли. Странное что-то творится. Не хватало ещё влюбиться.

— Не переживай, с тобой останется наш верный Барнаби. С ним тебе нечего бояться.

"Наш"? Он сказал "наш Барнаби"? Ещё вчера это ведь был только мой пёс. Ладно, не буду пока обращать на это внимание. Может, он всего-навсего оговорился?

— Ну, с Барнаби мне точно ничего не страшно, — я усмехаюсь, прикрыв глаза.

Ланс кивает и уходит, а я решают осмотреться. Меня ещё немного подташнивает после странного "путешествия" сквозь корабль, в глазах непонятная рябь, но это, возможно, от голода. Если честно, совсем не могу вспомнить, когда ела в последний раз.

Смотрю по сторонам. По всей видимости, нахожусь в каюте, надо отметить, вполне уютной. Небольшая комната с минимальным набором мебели: помимо кровати (кстати, очень удобной), тут есть письменный стол, книжный шкаф и большое зеркало. Барнаби улегся возле кровати и, кажется, заснул. Я слышу его тихое, размеренное сопение, от которого в моём сердце зарождается приятное тепло. Поддаюсь искушению и, поднявшись на ноги, преодолевая головокружение и, борясь с накатывающей волнами тошнотой, медленно подхожу к зеркалу.

Нет, это что-то невообразимое! Мои светлые волосы спутаны в какой-то отвратительный колтун на макушке. Лицо покрыто коркой засохшей грязи, и чужой крови. Зато мои ярко-зеленые глаза кажутся просто огромными и, если не обращать внимания, как лихорадочно они блестят, можно назвать их красивыми. Мне бы помыться и расчесаться, может, и стану хоть немного симпатичнее, но пока что на эту странную особу, глядящую на меня из зазеркалья, без слёз и отвращения смотреть невозможно. Со вздохом отхожу от зеркала: неужели такая грязная и ободранная персона может претендовать на внимание хоть кого-то, не то, что Ланса? Теперь понимаю, что выражают его глаза при взгляде на меня. Это жалость. Элементарная, отвратительная, унизительная жалость, а вовсе не симпатия, которую я себе напридумала. Глаза предательски щиплет. Неужели я собралась рыдать? Из-за парня? Смешно.

Барнаби, мой чудесный друг, будто почувствовав состояние хозяйки, вскакивает и утыкается холодным, мокрым носом в мои колени.

— Только ты меня любишь искренне, несмотря ни на что, — всхлипнув, говорю и глажу пса по холке. — Знаешь, что во всей этой ситуации меня расстраивает больше всего? Не просто расстраивает, а бесит даже?

Пёс смотрит, как будто и правда ждёт моих дальнейших слов.

— Барнаби, мы же сидели на берегу моря. Моря! Это же вода, а я даже не умылась, не догадалась хотя бы эту копоть и кровь с лица смыть. Просто сидела там, как дура, и ждала не пойми чего. А теперь Ланс всегда будет видеть меня, а представлять при этом неумытую, плохо пахнущую чушку — такую, какой я предстала перед ним впервые. Теперь как не мойся и не наряжайся, от этого первого впечатления не отмыться.

Теплая ладонь опустилась на мое плечо. Вздрагиваю, как от удара током.

— Не говори ерунды, — его мягкий голос окутывает мою душу теплым одеялом. Да что же это за напасть такая на меня навалилась? Любовь, что ли? Так не вовремя, чёрт возьми! — Ты мне нравишься, с тобой мне хорошо и уютно. А о чем-то другом и не думаю. Я же не глупый и понимаю, что мы не на балу встретились. Да и я, если ты помнишь, не принц на белом коне и не сказочный герой. Так что мы с тобой явно слеплены из одного теста, и нечего тут выдумывать. Давай лучше поедим.

Я зажмуриваюсь, останавливая текущие из глаз слёзы. И ещё в надежде продлить это сладостное мгновение. Сейчас и умереть не жалко, честное слово. Блин, да что же я за идиотка такая романтичная? Беру себя в руки, вздыхаю и открываю глаза.

— Пошли есть. Заодно посмотрю, что это за корабль такой чудесный.

Ланс убирает, как будто нехотя (или показалось?) руку, и мне становится грустно. Мне кажется, что я лишилась опоры и могу в любой момент упасть. Странные ощущения. Я встаю, а Ланс говорит:

— Думаю, что тебе на корабле понравится. В сущности, здесь замечательно. Если честно, была бы моя воля, остался бы на этом судне навсегда.

— Хватит мечтать, Ланс, ты для этого слишком взрослый. Мечтать нужно детям, они наивные, а мы должны принимать судьбу без лишних иллюзий, так жить намного проще.

— Ты права, — Ланс улыбается, но в глазах замечаю грусть.

— Хочу тебя предупредить, — смеюсь я, — что, если ты мне сейчас не дашь еды, любой, то я рухну замертво от голода. Да и Барнаби, если ты еще не заметил, уже не столь активен, как раньше.

— Значит, нужно быстрее вас кормить, потому что в моих же интересах не дать вам умереть голодной смертью — слишком уж мне полюбилось ваше общество. — Наконец-то я замечаю улыбку в его голубых глазах, которые тревожат мою душу до самого дна.