Вид у Альбиара был уже не такой, как недавно. Всклокоченные волосы торчали в разные стороны, руки дрожали, как у запойного пьяницы, и стало яснее ясного, что глава княжества уже немолод. Казалось, он раздавлен случившимся, однако всё равно пытался бравировать тем, что приходится отцом двух незамужних девицам.

– Кажется, вас интересовала Яри, а не моя старшая дочь, – произнёс он.

– Ваша старшая дочь – шлюха, – обрубил Эрланд. – Видели бы вы, что она вытворяла, со стыда бы сгорели. Сама явилась в мою спальню и предложила мне себя, назвавшись присланной вами рабыней.

– А как вы можете это доказать?! – вскричал князь. – Ильма утверждает, что вы хотели надругаться над ней и силком затащили её к себе, когда она всего лишь проходила мимо! Ни у вас, ни у неё нет свидетелей того, как всё было на самом деле! Те, кто явился на её крик, говорят, что она тряслась от страха! Аньяри там тоже была!

– Велите повитухе проверить и старшую дочь тоже. Уверен, она окажется порченым товаром. Или вам это известно, потому и спешите поскорее сбыть её с рук?

– Да как вы!.. – Регвин Альбиар вскочил, но затем, видимо, вспомнил, с кем разговаривает, и поник головой. – Какой же позор, позор… Моя жена не переживёт, если все узнают… Кто захочет взять в жёны Ильму, когда слухи о том, что между вами произошло, выйдут за пределы дворца? А это случится, непременно случится… Люди не умеют держать рот на замке.

Князь вдруг бросился к правителю Лундсфальда и рухнул перед ним на колени.

– Умоляю вас, женитесь на Ильме! Я дам любое приданое, столько, сколько пожелаете! Дам золото, дам самоцветы… А что до Аньяри, так она будет более покладистой, если сестра тоже поедет с вами. Мои девочки очень привязаны друг к другу, они не смогут жить в разлуке!

Эрланд поморщился. Направляясь сюда, он не думал, что так получится. Собирался лишь озвучить свои условия и уехать с девушкой. Теперь же её старшая сестра устроила переполох на весь княжеский дворец, а отец валялся у него в ногах. Раньше надо было караулить дочку, чтобы сейчас не пришлось слёзно молить о том, чтобы прикрыть свой и её позор.

Кстати говоря, как так вышло, что князь Ив-Лин всерьёз считал, будто не Ильма, а её младшая единокровная сестра потеряла невинность до свадьбы?.. Что-то тут нечисто. Надо бы выяснить.

Ильма горько плакала. Я ходила вокруг неё кругами, не зная, как и чем утешить. Кто бы мог подумать, что правитель Лундсфальда набросится на мою сестру, как дикий зверь?

Впрочем, он ведь и на меня тоже…

Я помнила жар его губ, горячие сильные руки, почти до боли стискивающие моё тело. Всё случилось так внезапно, что я даже пискнуть не успела. Не успела и убежать – он стоял, перегородив мне дорогу, высокий и крепкий, как скала.

Меня никогда прежде не касался подобным образом ни один мужчина. Не трогал, не целовал. Я втайне представляла, конечно, как это будет в первый раз, но никогда не думала, что так. Как будто ураган, сметающий всё на своём пути, обрушился на меня. Но ведь затем он меня отпустил…

Я горько усмехнулась. Отпустил. Ещё бы. Убедился в том, что моё тело не такое красивое и женственное, как у Ильмы. Вот оно и не вызвало в нём желания.

А затем ему подвернулась моя сестра…

Правду говорят, будто в Лундсфальде живут настоящие варвары!

– Яри… – позвала меня Ильма, и я подала ей воды. Всех рабынь мы из комнаты выгнали – она не хотела никого видеть. Только меня.

– Отец что-нибудь придумает, – попыталась я её успокоить. – Он не оставит это просто так. Вот увидишь!

– А если он и меня тоже накажет, как тебя?

– Как видишь, это не так страшно…

Да, я действительно была наказана, вот только за то, чего не совершала. Отец и его супруга, мать Ильмы, думали, что тот оставшийся неизвестным мужчина несколько месяцев назад тайком навещал меня. И что на постели осталась моя кровь.

На самом же деле тот человек провёл ночь не со мной, а с моей сестрой.

Ильму толкнула на этот шаг вовсе не любовь. Простое любопытство. Ей хотелось узнать, о чём украдкой шепчутся рабыни и что за тайна происходит между мужчиной и женщиной, когда на землю опускается ночь.

Почему я взяла на себя её вину? Не только из-за того, что отец, увидев, как я прячу окровавленную простыню, сам сделал ошибочные выводы. Не только из-за слёз сестры, которая умоляла меня не говорить правду. Отец как раз начал подыскивать ей мужа, и этот позор мог лечь на всех нас, не только на Ильму. Ведь младшую дочь всегда судят по старшей. Если старшая оступилась, младшая по умолчанию считается распущенной. Та, что родилась раньше, первой выходит замуж, и ей никак нельзя посрамить семью.

К тому же отец и Ильма были моими единственными родственниками по крови. Я рано лишилась матери, не была знакома ни с кем из её родных, оставшихся далеко за морем, не знала даже, из какого она рода. Когда моя мать покинула мир живых, у меня остались только отец и сестра, и я была очень привязана к ним.

Вот и сейчас Ильма проливала слёзы, а я чувствовала её боль как свою и всем сердцем ненавидела Эрланда Завоевателя.

– Поднимитесь, – велел Эрланд. Противно было смотреть на то, как князь Ив-Лин рабски унижается перед ним. Неужели у этого человека совсем нет гордости?

Впрочем, с такой дочерью – неудивительно.

– Вы женитесь на Ильме? – повторил князь.

– Скажите, что вам важнее? – медленно, чтобы дать собеседнику как следует осознать эти слова, спросил Эрланд Завоеватель. – Доброе имя вашей семьи, пусть даже купленное за золото и самоцветы, или безопасность княжества, которую вам может дать союз со мной? Вы уже согласились пожертвовать одной дочерью, так чем лучше другая?

– Вы не понимаете, – с трудом вставая на ноги, выдавил Альбиар. – Ильма – старшая. По нашим традициям…

– Бросьте! – отмахнулся правитель Лундсфальда. – Вы уже доказали, что можете использовать традиции и законы по собственному усмотрению. Вот и многожёнство себе разрешили. Да и с рабынями наверняка не гнушались развлекаться. Так ведь?

– Кто не грешит по молодости? – пробормотал князь, устало потирая лоб. Казалось, за минувшие после пира часы он постарел лет на десять. – Но ведь разгорелся большой скандал… Аньяри я бы отдал вам по-тихому, солгал бы что-нибудь о её судьбе, к ней и свататься-то пока не начинали, сначала ж сестре надо замуж выйти… А о том, что Ильма побывала в вашей спальне, скоро станет известно всем за пределами дворца…

– Да, в лицемерии вы преуспели.

– Так, выходит, ваш ответ нет? Вы… не дадите согласия на женитьбу? Не хотите подумать ещё немного?..

– Я уже сказал вам, чего хочу за наш договор. Предельно ясно. И это не золото, не земли, не самоцветы. И не ваша старшая дочь, готовая лечь под первого встречного. Кажется, в княжестве Ив-Лин есть женские монастыри? Так вот и отправьте её туда. Пусть вымаливает прощения за грехи.

Регвин Альбиар уронил голову на дрожащие руки. Похоже, такого он действительно не ожидал. Если поначалу Эрланд даже заподозрил, что князь сам придумал весь этот хитроумный план подложить в постель гостя Ильму, чтобы спихнуть её замуж, то сейчас был почти уверен в том, что для отца поступок старшей дочери оказался немалым потрясением.

В дверь внезапно постучали.

– Кто там ещё? – поднял голову Альбиар. – Я ведь приказал не беспокоить. Что случилось?!

В комнату робко заглянула немолодая рабыня.

– Простите, господин… У вашей младшей жены начались роды. Тяжёлые. Повитуха говорит, может и не выжить. А ещё… Похоже, у неё близнецы…

Я не припомню такой суматохи во дворце за все годы, что провела здесь. Она не коснулась разве что княгини Мильданы, матери Ильмы, которая благополучно проспала всю ночь после своего вечернего успокаивающего чая, куда явно добавляли что-то покрепче безобидных травок. Всё потому, что первая супруга князя была склонна к нервическим расстройствам, а в последнее время, когда родить ему наследника вот-вот должна была другая женщина, и вовсе отличалась нетерпимостью ко всему. Впрочем, на встрече правителя Лундсфальда и на последующем пиру она держалась весьма сдержанно. «Внешние приличия должны быть соблюдены», – таково было её правило.