Он снова спускается ниже, опаляя бедра дыханием и раздвигая ноги жертвы. Его природа тянет его к сжимающейся дырочке мальчика, и Луи припадает к ней губами, обводя языком гладкую кожу.

— Барʼтʼме… — шепчет Гарри жалостливым голосом. Его глаза заплыли ночным небом. — Барʼтʼме…

Возьмите меня

Луи проталкивает в него свой истекающей ядовитой слюной язык, присасывается так сильно, что его любовник дрожит и выгибается, царапаясь спиной о твердый камень. Его стоны разносятся повсюду, так, что животные в лесу становятся громче. Луи глубоко вдыхает, все сильнее толкаясь языком внутрь, обводя им нежное тело изнутри. Внутри него все дрожит от сладкого вкуса, переполняющего все сильнее. Ему трудно остановиться и насытиться, но он еще даже ничего не сделал.

Бедра толкаются все сильнее, над их головами высоко в небе гремит первый раскат грома. Сердце Луи пропускает удар.

Он не в силах больше ждать и прекращает касаться мальчика языком. Рукой он проводит по ноге мальчика, подхватывая под бедро и раскрывая того для себя, и, когда его член входит внутрь тела, второй раскат грома не заставляет себя ждать.

Гарри болезненно кричит и в противовес этому цепляется за Луи еще сильнее, прижимается к нему, заглядывая в темные, как ночь, глаза. Они подаются навстречу друг другу, вздрагивают от чувств, накативших так резко. Луи наклоняется над юным телом и делает новый толчок.

Сила, спящая три года, пробуждается; смерть, живущая внутри с момента рождения, медленно перетекает в жизнь. Цветы маков распускаются вокруг них, набатом звучит гром на темном небе, пока два тела — смертное и бессмертное, — переплетаются в танце противостояния. Луи касается губами приоткрытых губ Гарри, их языки осторожно сталкиваются друг с другом, а плоть бога продолжает движение внутри мальчика.

— Я… — хрипит Гарри, пока толчки приносят ему небывалое раньше болезненное наслаждение, — желаю быть вашим…

Луи улыбается, не верит, что слышит это снова. Его зубы впиваются в горло мальчика, оставляют алеющий поцелуй.

— Ты и так мой.

Он шепчет в пустоту — Гарри его не слышит. Глаза мальчика краснеют, нити сосудов проступают все сильнее сквозь кожу, пока не становятся такими же черными как у Луи. Дыхание его становится все более задушенным, как и всех тех, что были до него. Луи хочется кричать от отчаяния — он снова обречен на одинокое скитание. Никто из людей не в силах вынести его смертельной любви. Он со всей яростью двигается глубже в тело Гарри, вдыхает последний запах жизни из кожи на его шее и снова прижимается поцелуем, наполненным отчаянием и нежеланием принимать происходящее.

Мальчик под ним дергается в судороге, рот его начинает излучать гниение смерти, предвещая, как близок уже конец. Луи целует его, целует, пока все еще может наслаждаться этим, и Гарри снова выдыхает его имя вперемешку с наслаждением. Бог перестает видеть что-либо перед собой, ощущая, как жизнь мальчика перетекает к нему, а его собственный дар — смерть, поражает юное тело. Он кончает с утробным криком, сжимая в руках бьющееся в последней конвульсии тело, пока все звуки позади них не достигают пика и не обрываются слишком резко, как и жизнь его любовника.

***

Кровь засыхает вокруг глаз Гарри, его губы приобретают цвет облаков.

Луи сидит обнаженный на жертвенном камне, пока вокруг мертвенная тишина не заполняет лес.

Первые лучи солнца восходят над его головой.

Скрючившиеся темно-бордовые маки уже увяли.

Внутри Луи все еще немного бьется жизнь Гарри. Он закрывает глаза и видит, как мальчик бежит сквозь лес за девушкой с такими же глазами. Он видит, как появляются маки на алтаре в поселении. Шесть раз. На последний раз Луи видит перед собой себя.

— Какая честь, Гарри, — шепчет женщина в голове Луи. — Ты будешь благословлен его любовью.

— Или проклят, — отвечает хрипловатый голос с несвойственной дерзостью.

Луи усмехается. Какой прекрасный был мальчик.

Он хочет встать, чтобы отнести тело Гарри обратно в поселение и выполнить свое обещание — позаботиться о его семье. Но тут он слышит надрывный хриплый вздох за своей спиной. Он в неверии оборачивается, наблюдая, как мертвое тело опирается о каменный алтарь и кашляет кроваво-черной жидкостью на его поверхность.

Луи в оцепенении смотрит, как мальчик поднимает голову, и ярко-зеленые глаза устремляются на него.

— Невозможно, — шепчет он, подползая к нему. Бог касается пальцами щек Гарри, на которых все еще остатки засохшей крови, и смотрит, как бледные губы мальчика растягиваются в улыбке.

— Я жив? — спрашивает он. Луи хочет закричать. Да, он жив. Он жив. Он более, чем жив.

Луи касается его губ своими, еле ощутимо, словно лишь для того, чтобы проверить — это не действие сна.

— Ты знаешь, что это значит, сын маков и Луны? — спрашивает он. Гарри кивает, прикрывая глаза и целуя его еще раз.

— Что я теперь принадлежу вам? — шепчет мальчик. Луи проводит пальцами по его волосам.

— Ты хочешь этого?

Он знает, что должен спросить это — Гарри выжил, а значит он не просто человек. Он равный Луи. И бог должен получить его согласие.

— И что я получу?

Луи почти готов улыбнуться.

— Я дам тебе силу, любовь, бессмертие. Мы будем жить вечно, и люди будут поклоняться нам, мы будем друг для друга Луной и Солнцем. Я дам тебе все, что мне принадлежит, и буду ценить твою жизнь превыше своей. Я буду твоим создателем, твоим любовником и творением.

Гарри смотрит в мутно-голубые, словно утреннее небо глаза Луи, и протягивает ему маковый цветок, расцветающий в его ладони.

***

Посреди ночного леса два божества рисуют кровью на обнаженных телах свои признания и клятвы. Бог смерти надевает венок из голых веток на голову его любовника, словно коронуя, и наблюдает, как алые цветы распускаются на голове того. Позади них, где-то за краем леса, поселение приносит очередные жертвы и возводит новый алтарь для их нового божества, дарующего внутри себя жизнь.