Он дернулся от нее, потом огляделся, сел рядом со столом, провел рукой по столешнице.
— Ты тоскуешь по нему, а я тоскую по тебе. Что же нам делать?
— Подождать. Возвращайся, живи тут. Я пока поживу у родителей, они тоже скучают. Я уеду, попытаюсь разобраться с собой и когда я вернусь…
— У меня есть шанс? Хоть один на тысячу? Я буду тебя ждать.
— Я не знаю, Рон, не знаю.
Рон вздохнул, отошел к окну и стоял, молча перекатываясь с пятки на носок.
— Я подпишу все бумаги, — он повернулся снова к ней, но подходить не стал. — Я много думал о нас, о тебе. Я не буду тебе желать счастья с этим упырем, но… и держать тебя не буду.
— Спасибо.
— И сюда не вернусь, слишком тяжело. Присмотрю себе какую-нибудь квартирку… ладно, — он вымученно улыбнулся, — ничего. Где наша не пропадала? Ты… пиши из своей Луизианы. И будь осторожнее, у них колдуны на всю голову больные, говорят.
— Я буду очень осмотрительна, честно.
Они неловко обнялись, неловко поцеловали друг друга в щеки.
— Можно через камин?
Она кивнула.
— Рон, — крикнула она, когда он уже готов был бросить дымолетный порошок в камин, — прости меня!
— Я постараюсь.
В этот же день она пришла к Белинде и положила на стол заявление об уходе.
— Значит вот как? — Белинда перевела взгляд с заявление на Гермиону. — Одна?
— Одна.
— Ты не хочешь поговорить об этом?
— Нет. Нет, не хочу. И, думаю, теперь и не обязана?
— Если ты уверена в своей правоте, и у тебя нет желания посмотреть на ситуацию с другой стороны, — Белинда поставила свою подпись под заявлением и отложила его в сторону. — Надеюсь, тебе не покажется обременительным отработать пару недель? У нас, сама знаешь, все время нехватка рук и светлых голов.
— Да, конечно. Я могу идти?
— Постой… Ты всерьез полагала, что Северус уедет сразу? Ты думала, я его отпущу?
— Да, я думала, вы его отпустите, и вы бы…
— Я бы отпустила. Если бы ты пришла вместе с ним, если бы вы поговорили со мной. Мы бы договорились, но ты… ты решила все сама. За всех.
— Да, вы правы, я ошиблась. А Северус… он поступил правильно, предложив расстаться.
— Я оставлю свое мнение при себе, — Белинда улыбнулась. — И раз супервизии не будет, то давай вернемся к работе. Ее, как всегда, непочатый край.
— Ты уедешь, да? — Ханна поймала ее в коридоре, взяла под руку, приноровилась к быстрому ходу. — С ним, да, с ним? Ой, мамочки!
— Одна, Ханна. Ты, наверное, единственная, кто не обсудил последнюю сплетню, как Северус Снейп бросил Гермиону бывшую Уизли.
— А он бросил? — совершенно серьезно спросила Ханна.
— Нет, мы решили вместе. Мы не пара. Мы все время ругаемся, все время ссоримся, так невозможно.
— И ты уедешь одна? А работа?
— Отработаю пару недель, думаю, в Луизиане подождут, пока Белинда меня не отпустит и все.
— А твой день рождения?
— Отмечу тут. То есть… Я отмечу с родителями. Сейчас нет настроения для праздника. Все будут чувствовать себя скованно, в первую очередь — я.
В свете всего произошедшего, последнее, о чем хотелось думать, был собственный день рождения. Ханна понимающе закивала.
— Ты знаешь, если что — я рядом. Заходи, поболтаем. А еще у нас есть комнатка, в которой очень классно прятаться, когда хочется побыть одной, — неожиданно заявила Ханна.
— Я учту, — они обнялись и разбежались — каждая на свое отделение.
Несколько дней Гермиона не видела Северуса. Все необходимые зелья появлялись сами, в самых ответственных случаях за ними посылали Сневанса. А она впервые за долгие годы открывала для себя прелесть одиночества. Она привыкла быть все время с кем-то — в Хогвартсе делила с девочками спальню, скиталась с Гарри и Роном, а потом сразу оказалась частью большой семьи Уизли, пока они с Роном не присмотрели свое жилье. Оказывается, она и не знала, что такое — одиночество. Прошло полторы недели с памятного разговора со Снейпом, и каждый день Гермиона с любопытством отмечала, что ей нравится в свободной жизни, а что — нет. Она узнавала себя заново, как будто жизнь бок о бок с другим человеком неизбежно приводила к искажению собственного образа. Гермиона знала, что не хотела бы прожить всю жизнь так, но была уверена, что это опыт ей на пользу. Еще она была уверена, что Северус будет искать с ней встреч, но он не появлялся, а то, что она то и дело ощущала на себе его взгляд, могло быть самообманом. Ей приходилось сознательно сдерживать себе и не оглядываться, не искать его глазами и не спрашивать о нем.
Они должны были столкнуться неизбежно, Гермиона это понимала, но когда это произошло — в столовой Мунго, устроенной на манер Большого зала Хогвартса, оказалась не готова. Здесь обедали только врачи, размером столовой было далеко до Большого Зала, но столы были общими, пусть и не такими громадными. Рассаживались кто как хотел, обед тянулся долго, одни приходили, другие уходили. В зале стоял мерный гул: кто-то беседовал, но находились и те, кто, усевшись с краю, читал или писал. Гермиона любила здесь бывать, хотя частенько обедала вне Мунго или перекусывала прямо в ординаторской.
Она думала, что в общую столовую Снейп точно никогда не придет, но он — пришел. Остановился на пороге, осмотрелся, позволяя всем прочим прийти в себя от его появления: наверное, две трети присутствующих когда-то учились у него, прочие — учились с ним, лишь единицы были только наслышаны о Северусе Снейпе. Окинув взглядом помещение, он кивнул Гермионе так, как мог кивнуть любому старому знакомому. Еще пара кивков, улыбка, и он направился в противоположную от Гермионы сторону. Сел к столу, откуда ему махал рукой неугомонный Сневанс. Гермиона порадовалась, что уже закончила обед и смогла спокойно удалиться, даже не обернувшись.
На следующий день Снейп опять пришел на обед. И через день тоже. Теперь его появление ни у кого не вызывало никаких эмоций, он стал одним из них. Его приветствовали: мужчины пожимали руку, девушки кивали, а некоторые лезли целовать в щеку и при этом совершенно по-идиотски (по мнению Гермионы) хихикали. Он, конечно, не стал кумиром и душой компании, но Гермиона сама слышала, как он вел оживленные беседы и даже смеялся, сидя за соседним столом. Их расставание, как и роман перестали будоражить сплетников: в Мунго всегда хватало свежих новостей.
Все так и должно было быть, но почему-то она чувствовала горечь каждый раз, когда видела его. Она думала о нем, когда не было не малейшего повода. Она тосковала, но наделась, что тоска пройдет, кода она не будет видеть его каждый день.
*
Из Луизианы пришло несколько писем: одно официальное, на огромном пергаменте, со множеством волшебных печатей, которое сообщало, что Гермиона Джейн Грейнджер зачислена в штат Магического департамента Луизианы. Второе письмо, менее официальное, было от куратора Нила Гиминейма, который выражал надежду, что Гермиона сможет начать работу по более глубокому изучению нарушения памяти у магов уже в скором времени. Оставалось назначить дату, собрать вещи и… И было еще несколько дел, которые Гермиона считала важными сделать. Первым значился разговор с родителями, потом следовало поговорить с Гарри, который не появлялся слишком давно, чтобы считать это случайностью, и с Джинни.
Родители выслушали новости со стоическим спокойствием: после того, как их жизнь несколько раз поменялась кардинально, их сложно было чем-то удивить. Правда, маме пришлось много раз повторить, что она не собирается уезжать навсегда, что обязательно вернется и что будет навещать их гораздо чаще, чем когда училась в Хогвартсе. И когда Гермиона сказала, что хочет отметить день рождения с ними в каком-нибудь магловском ресторане, мама растрогалась окончательно. Папа, правда, сказав, что хочет спросить ее мнения о книге, увел в кабинет и расспросил о Снейпе, о котором сама Гермиона упомянула только вскользь.
— Папа, я тоже хотела бы как вы, влюбиться один раз и на всю жизнь. Я думала, так и будет, но случилось вот так. Прости.