— Я не знаю Снейпа. Помню смутно. Учитель, не самый любимый, мы старались пореже с ним пересекаться. Последний год — совсем не видели… потом… я видела его…

— В той хижине, где он вроде как умер? — они стояли, обнявшись, посреди квартиры и говорили о его смерти. Это было еще более странно, чем держать волшебную палочку, точно зная, что можешь колдовать. — Да… мы были уверены, что он — враг. Гарри до сих пор удивляется, что послушал его и собрал воспоминания. Он их никому не показал, уничтожил, но Риту было уже не остановить…

Она говорила это не ему, Снейпу, заранее говорила, чтобы он, став прежним высокомерным идиотом, не наломал дров. Заботилась и о нем, и о Гарри.

— Мне надо на работу. Мне надо… — он сам разорвал объятия. — Надо что-то делать с документами Джо? Или оставить себе возможность вернуться сюда? Как думаешь, у него — получится? Черт! — зарычал он. — У нас нет времени, совсем нет!

Страсть была с горьким привкусом разлуки. На краю, на выдохе, когда прикосновения как ожог, когда все — важно и одновременно все не имеет значение. Он знал, что бесполезно пытаться запомнить — память все исказит, переврет, переиначит, доверять ей нельзя. Он знал, что этот день не повторится и, возможно, они оба будут жалеть о нем. Он знал, что не сможет отказаться от Гермионы, даже став другим. Признавая собственную глупость, ревновал Гермиону к Снейпу, потому что он, Джо, уйдет, превратившись в воспоминание, от которого, возможно, захотят избавиться, а Снейп — Снейп будет жить, будет видеть Гермиону, будет решать, что делать дальше.

Они почти не говорили, перевели дыхание и перебрались в спальню. Они обнимались, целовались, смотрели на облака, сплетали пальцы, творили волшебство: Гермиона заставила кружить под потолком снежинки, он раскрасил их в бирюзовый цвет.

Он принес из кухни фрукты, она наполнила пустые стаканы водой. Они хрустели яблоками, и голова Гермионы покоилась на его плече.

Время неумолимо приближалось к трем.

Джо закрыл глаза. Сейчас мысль о любых делах вызывала тошноту.

— Есть такие заклинания, которые останавливают время?

— Нет. Были «Маховики времени», но их уничтожили… Раньше можно было вернуться обратно, правда — всего на несколько часов…

— Я бы длил этот час бесконечно, — прошептал он, склоняясь к Гермионе.

На работу он опоздал. Мона уже ждала его, куря около дверей.

— Ты сегодня выходная? — спросил ее на бегу.

— Решила выйти. Ты последнее время сам не свой.

— Думаешь, можешь помочь?

— Ты изменился. Даже ребята заметили. Стал… желчным. Такого раньше не было. Я волнуюсь, Джо. Что происходит? Ты же знаешь — я люблю тебя, всегда любила и ты можешь на меня рассчитывать… — она замолчала, ожидая его слов.

— Пойдем, не на пороге же…

Они прошли в кабинет, Джо сел за стол, Мона нависла над ним.

— У тебя кто-то появился. Я вижу и ты пахнешь… ты пахнешь женщиной и сексом.

— Я только из душа, не придумывай.

Мона усмехнулась и уселась на диван.

— Я знала, что ты меня не любишь, так что не мне тебя винить… Только не ври мне сейчас, скажи все прямо и я отстану.

— Мне придется уехать, возможно — навсегда, — он крутил шарик, в котором над Лондоном кружился снег. — Это связано с моим прошлым. Я… мне придется уйти от дел.

Мона побледнела, кинулась к нему, ударилась бедром об угол стола, неуклюже попытавшись обнять Джо.

— Господи! Тебе грозит опасность?

— Возможно, но я думаю — я справлюсь, вот только жить и работать тут… я больше не смогу. У нас много работы. Вызывай Джил, готовь документы, позвони Тому, пусть выходит все же, ты будешь нужна мне тут.

Мона всхлипнула и расплакалась, пытаясь сдержать слезы и прикрыв рот рукой.

— Не смотри, я некрасивая сейчас, — она выбежала из кабинета.

Нельзя. Нельзя больше быть Джо. Нельзя идти на поводу эмоций. Стоит разрешить себе это сейчас и он будет колебаться снова и снова, пока воспоминания сами прорвутся, как гной из раны и отравят в самый неподходящий момент. Или, что тоже вероятно, пока кто-то из его прошлого случайно не встретит его на улице и не пошлет в спину проклятье.

Джо решительно снял трубку телефона.

— Игги, привет. Мне нужно поговорить с тобой… Нет, по телефону не подойдет… Да, через два часа вполне устроит.

К вечеру он устал так, что даже перспектива превратиться в Снейпа уже не так пугала. Хоть в кого, только б дали отдохнуть. Львиная доля сил ушла на разговоры с друзьями. Игги был единственный, кто почти не задавал вопросов.

— После того, что было в рашке в девяностые — меня ничем не удивишь. Самому приходилось на дно залегать с одним чемоданом, а бывало — что и без. Тебе, может, что надо? У меня братки… — достав дорогую сигару, изрек Игги.

Джо от помощи отказался и пообещал слать весточки, чуть не пошутив, что пришлет сову, как только сможет.

После Игги потекли ручейком работники ресторана — Мона растрезвонила о его отъезде всем. Это было приятно — видеть искреннюю готовность помочь и неподдельную печаль от расставания, но и утомительно — успокаивать, утешать, уверять, что все хорошо. Тем более, что ничего хорошего не ожидалось. Он все больше и больше ощущал себя тяжело больным, в ожидании смерти отдающим последние указания. Атмосфера была именно что похоронная.

Он вышел из ресторана, когда работа была еще в разгаре. Вышел через парадный вход, остановился, разглядывая вывеску и вспоминая, как они с Игги спорили о том, какая она должна быть… Мона выбежала следом.

— Обещай, что дашь знать, я прошу тебя!

— Обещай, что не будешь меня ждать и страдать по мне.

Она снова заплакала — обреченно, тихо. Он обнял ее, поцеловал в лоб.

— Все, иди.

Она ушла, он еще недолго постоял, глядя как гости заходят в «Полнолуние».

Нет незаменимых. Пройдет время, а «Полнолуние» будет все так же встречать гостей. И Чо будет выходит в зал, чтобы эффектно закончить приготовление какого-нибудь изысканного блюда на глазах у публики… Пора идти, а тем друзьям, с которыми хочется проводить много времени, а получается только созваниваться иногда, можно позвонить по дороге. Как выяснилось, у него не так уж много дел, которые требовали бы вдумчивого окончания. Он бы погулял по городу, просто так, чтобы оттянуть время, но дома его ждала Гермиона.

Она, сидя на ковре среди разложенных книг, читала Хокинга.

— Ого, какой выбор, — он сел рядом и откусил от яблока, которое она грызла.

— Я ничего не знаю о магловской науке, об искусстве. Мне этих пробелов вовек не восполнить.

— А надо ли? Знаешь ли, очень мешает, когда ты прочитал кучу книг и уверен, что волшебство в принципе невозможно. Не знаю, как Снейп переживет такой разрыв шаблонов, — он лег рядом с ней на спину и уставился в потолок.

— Ты говоришь о нем, будто это — не ты, — у нее сегодня были распущенные волосы, одна прядь упала на лицо, она заправила ее за ухо. Джо не удержался, коснулся ее щеки, с удовольствием следя, как теплеет ее взгляд.

— Я — не он. Но я готов… я готов стать им. Знаешь, дел у меня оказалось куда как меньше, чем я ожидал. Вот что значит правильная организация. Несколько часов — и все улажено. А если что-то забыл, значит придется Снейпу напрячься.

— Ты говорил… что через несколько дней.

— Если я буду ждать, я передумаю, — он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Я думаю, что и сам знаю, как вернуть воспоминания. Это окклюменция, так? В ней дело? Снейп — талантливый парень, хоть этого у него не отнять. Черт, — он встал и отвернулся, чтобы она не видела его страха, не видела его сомнений, его неуверенности. — Не будем тянуть.

Она села по-турецки, держа спину неестественно прямо и сжав губы в тонкую полоску.

— Хорошо. Все равно один вечер ничего не решит. Ты прав, ты сам выстроил стену, сам закрыл все воспоминания, разом. Эту стену можно пробить, но ее проще просто убрать, тебе самому, — она перевела дыхание. — Ты готов?

— Вполне, — он подал руку Гермионе, помогая ей подняться и тут же поцеловал, без страсти, так, как целуют того, кого любят давно и сильно.