Мы стояли в десяти шагах от штаба, наверное я совершал ошибку, ринувшись вслед за энергичным старшим лейтенантом. Мы шли по коридору, когда из одной двери, вышел моложавый подполковник. Берлогов тут же вытянулся, и отдал честь.

– Григорий Савович? – обратился он к подполковнику.

– Я тут нашел себе взводного, вместо Лавушкина, убывшего по болезни, бывший мой подчиненный в финскую, а теперь глядите. Степан сделал шаг в сторону, открывая меня.

Командир мех – бригады оглядел меня, и спокойно сказал.

– Свободных командных должностей, кроме командира взвода, в роте старшего лейтенанта Берлогова у меня нет, согласны?

Я кивнул. Да и что я мог сказать, в звании я вырос, а вот должность, до сих пор

значилось, командир взвода. Мы вошли опять в кабинет.

Уже на улице возле эмки, пришлось ждать. Степан хотел сесть за руль, подполковник остановил. – Сейчас подойдет назначенный к нам водитель, мне сказали геройский

парень, участвовал в боях от самой границы.

Я раскрыл рот, к нам подходил Федорчук, с двумя вещмешками, перепоясанный командирским ремнем с кобурой ТТ, врученным когда то мною.

Тот ошарашено поглядел на меня, и вместо обращения к старшему по званию, произнес.

– Товарищ капитан, и вы туточки.

Еще с месяц, нас держали в тылу, как не тяжело было на фронте.

Под Смоленском и недалеко от Киева, шли тяжелые бои.

Я знал, чем это все закончится, но молчал кто послушает, пускай даже героя Советского Союза, да меня примут за контуженого психа.

Первым делом в оборот, меня взял комиссар, формирующейся танковой бригады. Он отличался от тех политработников, которые вмешивались в решения командира полка, да он вел свою пропагандистскую работу, но как то так, без лозунгов, которые мне кажется всем осточертели. Собрав личный состав бригады, он представил меня, единственного героя Советского Союза, в их соединении и попросил рассказать о боях, в которых я участвовал. Первым делом я сказал, что дело, которое совершил, получив звание героя, под грифом секретно и больше, чем напечатано в газете я добавить не могу, единственное что нам пришлось выдержать бой, с группой диверсантов.

Потом рассказал, о ночной схватке, и уничтожении колонны противника.

Бое у Березины, подвиге сержанта Колыванова, который ценой жизни, взорвал мост не дав врагу подтянуть резервы. Упомянул младшего сержанта Федорчука, на своей полуторке, он врезался в пехоту противника, а с установленного на ней трофейного пулемета, готовившаяся к атаке немецкая рота, была рассеяна. Федорчук сидел от смущения, красный как рак.

Естественно, я не рассказал о том, как меня после боя, раненого и контуженного, избивали особисты. Такая пропаганда, была не нужна. Мне хлопали, задавали вопросы.

Последние предложение выступавшего после меня, младшего политрука, выдвинуть меня в качестве комсорга батальона привело в шок. Я вспомнил Иванишина, но тут меня спас комиссар сказавший, что я подал заявление о вступлении в партию и ЦККПСС утвердило это. Оказывается без меня – меня женили. Я вспомнил, что до войны Кропоткин подавал заявление и вот сейчас ЦИК, а непросто партийная ячейка, утвердила его . Комиссар торжественно пожимал мне руку. Я смущено, что то лепетал.

Однажды, нас подняли по тревоге. Фронт рухнул сразу в нескольких местах, немцы прорвав оборону, окружили наши армии под Киевом. Наша недоукомплектованная бригада, была недалеко от Воронежа. Основной костяк её составлял первый батальон, состоящий из трех рот. Первая- тяжелая, десять кв-1, вторая в которой оказался и я, была из одиннадцати Т-34, и третья смешанная солянка, одна Т-34, а остальные БТ и Т-26. Второй батальон, был вообще не полностью сформирован, и имел всего восемнадцать машин, один взвод 34, другие легкие танки.

Мотострелковый батальон, вообще едва, насчитывал роту набранной из вчерашних школьников и рабочих с заводов, не имеющий брони. Две остальные роты, и саперный взвод должны были прибыть позже, откуда то из под Урала. Все это мне, рассказал начальник штаба бригады, майор Ракитин, когда мы совершали погрузку техники на платформы. Весь путь и мытарства поездки, вспоминать не хочу, особенно когда на перегоне, после внезапного торможения с платформы, чуть не слетел Т-26, что задержало эшелон, почти на час. Второй эшелон, со вторым батальоном и тыловыми частями, безнадежно отстал. Нас загнали на какую то станцию, и без того заполненную составами. Стоял невообразимый шум, паровозные гудки, лязг отцепляемых и сцепляемых вагонов, толпы беженцев. Люди сновали туда сюда, и не смотря на выставленных часовых, упрямо пролазили под нашими платформами. Рай для шпионов. Я с тревогой посматривал в верх. Толька налета вражеской авиации, нам и не хватало.

Две пары сдвоенных пулеметов максим, спереди, и сзади нашего состава, вот и все прикрытие. Конечно, станция наверняка тоже имела зенитные установки, но это мало утешало. Увидев идущих вдоль вагонов людей, я спрыгнул на землю.

Это были командир бригады Романцев, комиссар Ярполин и скорей всего, начальник станции.

– Вы поглядите, – кричал Романцев железнодорожнику.

– Это же танки, знаете как их ждут, нам нужно выгружаться, а вы куда нас загнали?

В тупик, справа эшелон со скотом, слева пассажирский состав с беженцами.

Нам платформа, для спуска техники нужна!

– Не чего не могу поделать, – проговорил начальник станции.

– Второй путь, где имеется пригодная, для вас платформа, сейчас занят.

– Кем? – Тут же спросил, влезший в перепалку комиссар.

– Там вагоны, предназначенные для погрузки станков, завод у нас эвакуируют, вот, вот прибудут машины.

– Когда вот, вот? – не вытерпел подполковник Романцев.

– Товарищ Ретушев звонил, что демонтаж уже начался, а вы знаете кто такой товарищ Ретушев, первый секретарь горкома.

Тут вмешался я. – Разрешите?

И не дожидаясь оного, схватив станционное начальство за грудки, оттащил его в сторону.

Достал из планшета заветную бумажку, которая как оказалось, не сгинула в бою у моста.

Планшет который, чтобы не мешался, я сунул в вещмешок, а его отдал на сохранения Федорчуку, в танке чем меньше вещей в бою, тем лучше.

Железнодорожник прочитав бумагу, побледнел.

– Быстро, наш состав к платформе под разгрузку.

– Я сейчас, все будет сделано.

Начальник станции развернулся, и побежал. Я спрятал документ, прокатило.

– Что это с ним? – спросил Романцев.

– Да так, справку показал, что я контуженый, и за свои действия не отвечаю, так он решил, что лучше от нас по быстрому избавиться.

Действительно, через полчаса, наш состав подогнали к нужной платформе.

И началась разгрузка. Более опытные механики, садились за рычаги, подменяя менее обученных. Я стоял, наблюдая за съездом танков моего взвода, первая рота уже выгрузилась и следовала к месту сосредоточения бригады.

На платформе среди суетящихся военных, показались двое, один штатский в дорогом бежевом костюме, и начальник станции.

– Это ты, Сидор Констанинович правильно сделал, что военный эшелон вне очереди

Пустил, говорил гражданский, им быстрей нашего надо, да и смотри, сколько платформ

и вагонов освобождается, сюда и будем грузиться, а то тех, что нам выделили не хватало.

Я обернулся к проходящим, в этот раз мой комбинезон был расстёгнут, так что видна была гимнастерка, на которой блестела звезда героя. Начальник станции, шарахнулся в сторону.

– Ты чего? – спросил гражданский. Увидев меня, он приподнял шляпу, поздоровался.

Что то сказал, но я не расслышал, очередная 34, с ревом съехала с платформы, я поспешил к ней. Нам снова повезло, над рощей, где разместился наш батальон, в сторону станции пронеслось с десяток юнкерсов. Мой механик водитель, хотел было крикнуть воздух, но я одернул его показав кулак. Через некоторое время, раздался грохот от разрывов и стали видны дымы пожаров, станция горела.

Меж тем вечерело, стал накрапывать дождь. Появился командир роты, и позвал к себе командиров машин.