Истина рождается ересью,

а умирает предрассудком.

Георг Гегель

Человек есть нечто,

что до́лжно превзойти.

Фридрих Ницше

– Знаешь, а кальян – предельно алхимическая штука, – многозначительно заявил Он, глядя на краснеющие и искрящиеся на газовой конфорке квадратные угольки.

Она лишь вопросительно взглянула на него, прикручивая к пузатой колбе длинную шахту, выполненную в виде изящной чёрной кобры, держащей в раскрытой пасти кальянную чашку. Он стоял к Ней спиной и приглашающего к беседе взгляда не видел. Но и без этого отлично знал: любую нить разговора Она всегда подхватит и поможет раскрутить самый запутанный клубок мыслей. Таких клубков у них было много, но каждый кальянный вечер становилось всё меньше. С такими клубками они вместе выбирались из затейливого лабиринта сознания, в котором не было минотавров и обглоданных им человеческих костей. Но было множество тупиков и петляющих тропинок, каждая из которых могла вывести из лабиринта, если отважиться идти по ним достаточно далеко. В сущности, и лабиринта не было. Были только тупики. И множество выходов. Размышляя о природе кальяна, Он предчувствовал, что сегодня они обойдут ещё несколько тупиков и найдут ещё несколько выходов.

– Смотри! – воодушевлённо продолжил Он после паузы. – Угли – это стихия огня. Вода в колбе, как бы это ни было парадоксально, – стихия воды. Табак в чашке – земля. А дым, очевидно, – воздух. Все четыре элемента слились воедино. Это же самая настоящая алхимия!

– Выходит, мы с тобой алхимики! – конечно же, Она подхватила нить разговора. – Вот только что мы ищем в своей хрущёвской лаборатории? Алхимики искали философский камень…

– А мы ищем истину! – угли на плитке, как бенгальские огни, стрельнули брызгами искр, словно поддерживая Его мысль. – Даже не так. Мы её не ищем, мы её находим! Ошибка большинства людей, сколько бы умными и старательными они ни были, в том, что они ищут. А надо находить. Неправильно поставленная задача – неправильные результаты. Не зря же вначале было слово. Значит, и начинать перемены к лучшему надо с него. Сел такой, взглянул на то, как ты мыслишь и какими словами себя программируешь, – нашёл баги – пофиксил баги. Изи!

– И где надо находить истину?

– Ну уж точно не в спорах. Тут то ли Сократ дал промашку, то ли его поняли неправильно… Вот это, кстати, вероятнее всего. Учитывая, что Сократ вообще был чуваком не особо разговорчивым и совсем не пишущим, исковеркать могли как угодно.

– Ну да, ну да. В спорах рождается плесень, грибок и что там ещё… тогда в вине? In vino veritas. Или тут латиняне дали промашку?

– Это всяко ближе. С винишка можно разболтаться и расслабиться. А именно в расслаблении и общении, как я думаю, истина и рождается. Этим она сильно отличается от деторождения. Ребёнком на расслабоне не разродишься.

– С другой стороны, – Она несогласно покачала головой. – Есть и что-то общее. Как ни тужься, ребёнка не родишь раньше срока. По крайней мере, здорового… И тем более не родишь, не зачав. Так и истину ждать раньше срока не надо. Недоношенная истина никого не порадует.

– Аминь!

Он уже раскуривал кальян, оттого голос, приправленный дымом, прозвучал особенно пикантно, даже инфернально. Семантика слова не вязалась с мелодикой голоса – получалась забавная эклектика. Услышав её, Он рассмеялся и закашлялся.

– А в нашем случае эта алхимия ещё алхимичнее, а рождение истины ещё больше похоже на рождение ребёнка.

На этот раз многозначительно говорила уже Она. А вопросительно глядел, ожидая продолжения беседы, Он.

– Ну, смотри. Двое. Мужчина и женщина. Два противоположных начала. Чёрное и белое. Инь и Ян. Чем не даосская алхимия? Чем не гегелевская диалектика? Немудрено, что в этом единстве противоположностей зачинается и рождается истина.

– Я теперь даже не знаю: это истинная алхимия или истинная майевтика? – Он улыбнулся, чмокнул её в нос, взял кальян и унёс из кухни в гостиную. – Кстати! А ведь майевтика – это платоновский способ философствования, то есть поиска истины. Но с древнегреческого это слово переводится как повивальное искусство, то есть родовспоможение. Вот оно как всё хитро переплетено. Какой любопытный лабиринт расходящихся тропок.

Она уже тоже перешла в гостиную, погасила основной свет, включила круглый год висящую на стене гирлянду и, зажигая толстые, уже заметно потёкшие свечи, перебила его исторический экскурс:

– И всё-таки! Где же у нас рождается истина?

– Да вот прямо здесь! – Он широко раскинул руки, обводя всю комнату, затянулся и дымным голосом продолжил. – И сейчас. Во время беседы. Все элементы алхимического таинства уже вступили в реакцию.

– А тогда зачем?

«Всё-таки майевтика, – подумал Он. – Так это и работает: через очевидные вопросы к неочевидным, скрытым где-то далеко и глубоко ответам. Моя милая Сокртака. Звучит неказисто, но так кавайно».

Он улыбнулся своим мыслям и ответил уже серьёзно:

– А разве может быть цель жизни более высокая и значимая, чем нахождение истины? Все остальные цели тщетны и бессмысленны. Вернее, их смыл локален, субъективен. А если говорить о цели в широком смысле, то ничего глобальнее, чем обнаружение истины быть не может. Все эти навязанные и популяризированные цели типа богатства, успеха, карьеры, семьи – это не цели, а так, цельки. Кто-то всё это придумал, просто не сумев вообразить ничего более ценного, а остальные вкупились, даже не пытаясь подумать самостоятельно. Выходит, первые близоруки, а вторые – слепы.

– Ну, не знаю… – протянула Она. – Сильно сомневаюсь. Все эти надуманные миражи как раз таки глобальны – ими обманулась большая часть человечества.

– Вот именно, что обманулась! Кому-то и не нужен успех, но разбиваются ради признания. Другим и денег столько не надо, сколько положено зарабатывать в якобы приличном обществе. Третьи несовместимы с семейственностью, но зачем-то плодятся. В итоге каждая такая отдельно взятая целька не для всех, не для каждого. Плюс: выслужиться, заработать или родить не так уж и сложно, даже банально. А вот понять жизнь – это надо постараться! Потому-то ничего глобальнее быть и не может. Мне кажется, это вообще максимум, на что человек способен. Не зря же его называют Homo Sapiens – человек разумный. Значит, его главная отличительная черта от всех других Homo – это разум. Он же его главный инструмент, предельная возможность которого – постичь доселе непостигнутое. Очевидно, следующий эволюционный вид, если не вымрем, конечно, обзаведётся ещё более совершенным инструментом и нацелится на ещё более великое и глобальное. Но я это пока даже представить не могу.

– Хм… По Веллеру, например, максимальное действие для человека – уничтожение вообще всего. Типа круче этого быть не может.

– Ну, как… – Он скривился скептической гримасой, глубоко затянулся, вгляделся в густой ароматный дым и нашёл там подходящий контраргумент. – Круче этого не может. А лучше – легко! Да и уничтожением, и созданием всего вообще, как ты говоришь, человек занимается ежедневно. Как и зарабатыванием или деторождением. Банально. А вот истина… ну, ты поняла.

– Окей! – примирительно кивнула Она и перехватила трубку. – Допустим. Но ведь истина, как, например, и успех, у каждого своя…

– Эн, нет! – Он резко оборвал её, поняв, куда поворачивает беседа, и зная, что отвечать. – Нам так кажется, потому что русская философская мысль каким-то чудом, или хером, параллельно с западной истиной измыслила ещё и какую-то свою правду. Ни в какой другой концепции такого философского понятия нет! Наши придумали правду, начали натужно её искать, конечно же, не нашли, потому что и нет её вовсе, и в конец запутались. Решили, что у каждого правда своя. Это было единственное мудрое и самое примиряющее решение. Вот и прописался в нас на уровне ДНК этот баг, который отождествляет правду с истиной – слишком параллельно и в одном и том же месте русский ум и русская душа пытались найти схожие категории. Истина и есть истина. А то, что у каждого своё, – это правда. Если у тебя не абсолютная истина, дающая ключики ко всем ребусам жизни, значит, у тебя не истина.