Мы будем жить все вместе! Мы будем одной дружной семьёй!

Я рожу вам внука! Я обещаю».

Через несколько дней по русскому обычаю родители Глеба с сыном приехали к нам домой сватать невесту.

Ни мои родители, ни Глеб никогда не узнали о проведённой мною психологической атаке на родителей любимого накануне сватовства.

Я умела бороться за своё счастье! И я интуитивно знала, на какие кнопки необходимо нажимать, пробиваясь к намеченной цели…

Если спросить меня: «Какой самый счастливый день в моей жизни»?

Я не задумываясь отвечу: «Третье сентября – День свадьбы с Глебом!»

Пусть пройдёт хоть полвека, я всё равно буду называть самым счастливым днём только эту дату!

Я просто летала на крыльях любви. Глеб буквально носил меня на руках. Я вспоминаю нашу брачную ночь и то, как мы держали друг друга за пальчики, как я трогала наши обручальные кольца и никак не могла поверить своему счастью – мечта сбылась! Это казалось мне волшебством…

Я даже сморозила: «Хочу, чтобы мы всегда были вместе и умерли в один день». А всё потому, что я ни дня не мыслила в своей жизни без Глеба.

Мы жили вместе с его родителями. Не знаю, как поплыла бы наша семейная лодка, если бы молодожёны стали жить сразу отдельно. Совместная жизнь с его родителями не учила нас самостоятельности, мы продолжали чувствовать себя детьми.

Я по наивности считала, что жена должна быть при «муже» и за «мужем», а значит, быть прописанной с ним на одной жилплощади, поэтому, ни с кем не советуясь, я сбегала в домоуправление, выписалась, указав в заявлении новый адрес прописки – квартиру, в которой мы проживали после свадьбы. Также галопом я примчалась в домоуправление, которое обслуживало дом супруга и попросила меня прописать. Узнав, что необходимо согласие собственников, я устроила вечерний семейный совет и попросила родителей Глеба подписать согласие на мою прописку. Всё это я делала машинально, абсолютно уверенная, что так поступают все невесты после свадьбы. В дальнейшем, при разводе с Глебом меня назовут квартирной авантюристкой.

Муж не торопился «заводить» детей. Он считал, что мы ещё не нагулялись. Но его родители торопили меня, говоря: «К чему тогда было жениться? Мы хотим внуков!»

Прошло четыре месяца со дня нашей свадьбы и я, введя в заблуждение мужа безопасным днём, зачала сыночка Андрейку. Нам с Глебом было всего по двадцать лет.

Мне казалось, что нашей любви никто и ничто не могло помешать. Какая наивность…

Я не знала или просто не хотела видеть, что мой муж не является однолюбом, что это у них оказалось родовым проклятьем по мужской линии. Ему требовалось внимание всех женщин планеты, и каждую он хотел сексуально иметь, как будто вешал звёздочки себе на погоны. Он и стал военным по окончании сибирского института автомобильных дорог. Форма цвета хаки очень была ему к лицу. Глеб стал одерживать победы над женскими сердцами, и он не знал поражений на этом любовном фронте.

То, что Глеб стал мне изменять, я почувствовала сразу. Я интуитивно чувствовала его обманы. Он работал с заключёнными на строительстве дорог. Случались у него и ночные дежурства на зоне. Он легко превращал трёхдневную командировку в затяжную, проводя дни сверх командирования с любовницей. Он мог сказать, что из тюрьмы сбежал зэк, и он с коллегами отправляется на выезд с ориентировкой для поиска беглеца. При этом сбежавший мог якобы засесть в каком-нибудь ресторане, и Глеб надевал парадно-выходной костюм и галстук и отправлялся на поимку беглеца по ресторанам, прихватив с собой немного денег.

– Не сидеть же мне за пустым столиком в ресторане, привлекая к себе внимание, – убедительно говорил он, вживаясь в роль Глеба Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя».

Его фантазиям не было конца.

Как-то он придумал, что в доме отдыха за городом организуется комсомольский слёт – конференция:

– Иришка, поскольку я секретарь комсомольской организации УВД, то мне надлежит выехать в эти выходные на тусовочную школу комсомольского актива. Взять тебя с собой не получится, поскольку ты у нас сейчас кормящая мамочка.

Возвратившись с комсомольского мероприятия, он долго отмокал в ванне, наполненной до краёв водой и пеной, смывая с себя «прилипшую грязь» и пытаясь протрезветь.

Я смотрела на мир через розовые очки и не хотела терять любимого, я просто верила ему.

Прозрение пришло в один миг, когда однажды муж уехал в очередную командировку, а я вечером забежала к приятельнице, муж которой был одноклассником Глеба. Услышав от меня, что супруг мой уже три дня в командировке, одноклассник крайне удивился:

– Не может быть! Буквально вчера вечером я видел Глеба в центре города с молодой симпатичной брюнеткой в районе драматического театра.

Я сложила два плюс два и поняла, что странно выглядело то, что на этот раз Глеб категорически запретил мне ехать в аэропорт, чтобы проводить его в московскую командировку, и странным был его звонок с телефона-автомата из аэропорта о том, что он прошёл зону досмотра и начинается посадка на самолёт. Раньше он никогда не сообщал такие подробности.

Всю неделю я промучилась от неизвестности, и вот, наконец, двадцать второго числа супруг вернулся домой из командировки. Он снял военную форму и вышел из комнаты. Я аккуратно залезла в карман кителя и вытащила бумажник. В глубине потайного кармана я обнаружила аккуратно скрученный в тоненькую трубочку счёт из гостиницы «Космос». На документе были обозначены даты проживания в отеле с 13 по 16 число текущего месяца. Фактически мужа не было дома десять дней.

Я предъявила ему гостиничный счёт и стала выпытывать:

– Дорогой мой, где и с кем ты был остальные дни?

Глеб довольно спокойным тоном сообщил:

– Остальные дни в Москве я жил у своего институтского друга Игорька. Ну, ты его прекрасно знаешь.

После этого Глеб ретировался в «кабинет задумчивости», видимо, чтобы отмахнуться от меня как от назойливой мухи.

Я быстро отыскала в записной книжке мужа телефон Игоря и набрала междугородний звонок в Москву.

– Игорь, привет. Узнаешь меня? Это Ирина, – сказала я. – Пригласи, пожалуйста, мужа к телефону, – прикинувшись дурочкой, попросила я.

Изумлению собеседника на другом конце провода не было конца. Он сказал, что Глеб заезжал к нему, но без ночёвки и шестнадцатого числа вылетел в Тюмень.

«Где же был мой муж после прилёта в родной город?» – думала я лихорадочно. Пролистывая записную книжку Глеба, я обнаружила новую запись на букву «Л». Он внёс телефон какой-то Леры. Я выписала её номер, на всякий случай…

Каждый раз, разоблачая Глеба, я по-детски усаживала всю семью за круглый стол для проведения семейного совета. На этот раз я выложила родителям факты измен Глеба: и про московскую командировку, и про то, что их сына в мнимые дни командировки видели спокойно прогуливающимся по центру Тюмени с молоденькой девчонкой; и про то, что из кармана его кителя выпали таблетки «Постинор», которые являются высокоэффективным средством предотвращения нежелательной беременности, применяемым после совершения незащищённого полового акта; и про то, что на время его командировки у меня пропадал мой паспорт из шкатулки с документами.

– Это означает, что Глеб ездил в Москву не один, а с женщиной, потому что в гостиницах СССР в один номер заселяют мужчину с женщиной только при условии, что они женаты.

Также я доложила родительскому комитету, что, находясь на мнимой конференции комсомольского актива в сентябре, Глеб, как я случайно выяснила, гулял на свадьбе, будучи свидетелем у сослуживца Женьки Боярского.

Из меня сыпался поток обвинений, выстроенных в моей голове в ходе логических размышлений и состыковок событий. Это было время в стране, когда за супружескую неверность на партийном собрании коммунистов исключали из партии, вот я и подумала, что мама с папой сейчас отругают сынишку, выпорют ремешком да поставят в уголок.