Е Цзун выпрямился.

— Серьезно? Я думал, ты знаешь, что делаешь.

Чжао Юнь Лан не стал обращать внимание на его слова. Возможно, воображать, что Реликвии собираются как-то с ним говорить, было ребячеством, но ему напомнили не забывать о командной игре — доверять товарищам по команде и передавать мяч. Он кое-как сунул Лампу подмышку занятой руки и принялся неуклюже вытаскивать Реликвии из карманов.

— Подойди и возьми эти две, — он протянул Часы и Кисть.

У Е Цзуна отвисла челюсть. Он рывком шагнул вперед, протянул руки с жадно подрагивающими пальцам, а затем замер и спросил:

— А ты не — боишься?

— А должен? — Чжао Юнь Лан нетерпеливо тряханул Реликвии. Чернота в горле медленно сжималась, перед глазами поплыли пятна. — Просто помоги мне ее растянуть!

Тяжело дыша, Е Цзун вцепился в Реликвии, его губы скривились в радостном наслаждении от первого прикосновения.

— Хватайся за дверь, — прорычал Чжао Юнь Лан. Кружилась голова, подташнивало. — Ну же.

Обе руки онемели, он умудрялся удерживать в одной из них Кисть и ручку Лампы только потому, что пальцы сомкнулись намертво.

Е Цзун погрузил руку с Часами в сферу. В ответ волокна дверного проема дрогнули и сжались сильнее — теперь они оба были в ловушке, и не оставалось ничего иного, кроме как толкать. Когда они вместе потянули в разные стороны, дверной проем начал растягиваться с каким-то мерзким шипением. Три Реликвии, которые он видел, не просто ярко светились, они ослепительно сияли. Е Цзуна окружал синеватый туман энергии, он оскалил зубы, и когда Чжао Юнь Лан глянул вниз на себя, то увидел, что пламя лижет кожу рукава, обвивается вокруг груди и спускается вниз к пальцам; тело было лихорадочно горячим, и он понятия не имел, насколько этот огонь реален.

А через несколько секунд или минут он почувствовал, как нечто невероятно огромное вырвалось из Лампы и тут же было затянуто в проход, словно в дюйме от его носа водоворот поглотил целый авианосец. Остался только слабый след успокаивающе-прохладной энергии, туманом осевшей на перегретой коже. Он уже чувствовал это прежде — когда впервые был в Лампе, и теперь узнал бы ее где угодно. Энергия Шэнь Вэя, мощная, жестко контролируемая, непостижимая, возвращалась туда, где должна была быть. Весь остававшийся в легких воздух вырвался наружу в судорожном всхлипе.

Проход тоже немедленно откликнулся, раздувшись вдвое, но сопротивление не уменьшилось. Чжао Юнь Лан больше не видел сквозь него Е Цзуна. Да и не слышал из-за шипения дверного проема, треска пламени и комариного писка в собственном грозящем вот-вот отключится мозгу. Впрочем, он видел отряд тяжело вооруженных дисинских стражей, со всех ног спешащих к ним по улице. Их предводитель что-то выкрикнул, и толпа зевак откатилась назад. Он хотел предупредить стражников, чтобы они не приближались — он не знал в точности, что случится, если их с Е Цзуном вышвырнет сейчас из врат, но не думал, что кто-нибудь из находящихся поблизости это переживет, — но не мог вдохнуть, а всех сил, что он, Е Цзун и Реликвии прилагали, больше не хватало, чтобы открыть проход шире. Тот лишь извивался и извивался, непостоянный и пойманный между ними.

Главный из стражников отдал приказ, остальные вскинули оружие, направили его на них. Чжао Юнь Лан закрыл глаза, теперь он видел только себя в огне и черную сферу, и вложил все, что у него было, в горение.

А затем, без всякого предупреждения, неистовый порыв энергии, словно резкий зимний ветер, пронесся меж нитями черноты, и сфера взорвалась прямо сквозь него.

--

— Владыка Посланник, вы должны остановиться, это снова вас убьет, — настойчиво проговорил Чу Шу Чжи. Он удерживал половину веса Шэнь Вэя, подхватив его одной рукой под локоть, а другой обняв за спину. Да Цинь пытался выяснить, что происходит где-то позади них. Чжан Ши предпринял попытку ненадолго вырвать контроль и был отброшен в сторону сильнее, чем того требовала его дерзость. Шэнь Вэй не мог сейчас разделять внимание; он полностью восстановился после того, как его протолкнуло сквозь червоточину, но, вскинув перед собой обе руки, вливал в дверной проем энергию, не обращая внимания на жгучее давление в легких и знакомый привкус крови. Проем был нестабилен. Если ничего не получится, он может испариться или взорваться с чудовищной силой. Оставалось только надеяться, что его усилий с этой стороны окажется достаточно, чтобы дать Чжао Юнь Лану и Е Цзуну стабилизировать его и никак не пострадать. Только это он и мог.

Разочаровавшись, Чу Шу Чжи отказался от попыток взывать к разуму, переместил руки и направил на портал свою энергию. Ее было всего ничего, куда меньше, чем обычно, но дверь откликнулась, и Шэнь Вэй рванулся вперед, вкладывая все, что только что получил, обратно в приоткрывшуюся щель.

Энергия мгновенно вернулась к нему с такой силой, что он чуть не упал. Заложило уши, он пошатнулся, а затем в него врезалось тело, и теперь пошатнулись они оба. Чжао Юнь Лан, целый, невозможно красивый, с покрасневшим лицом, обхватил его руками и крепко прижался. Шэнь Вэй обнял его за талию, чтобы он не упал.

— Сяо Вэй, Сяо Вэй, — выдохнул тот, — ох, мое сердце, это действительно ты, ты снова спас мою задницу, ну конечно, спас.

И пусть Шэнь Вэй не делал ничего подобного, а это Чжао Юнь Лан спас его: он потерпел неудачу, поставил Чжао Юнь Лана в ужасное положение и пожертвовал самую малость, чтобы вытащить его; но любовь слишком ослепила, и он был чересчур слаб, чтобы возражать, когда губы Чжао Юнь Лана нашли его. Он поцеловал Шэнь Вэя дважды, быстро отстранился, рукавом рубашки вытер кровь с его подбородка и поцеловал снова, на этот раз глубоко и с яростным прикосновением зубов. Не в силах прерваться, Шэнь Вэй обхватил ладонью затылок Чжао Юнь Лана и попытался хотя бы немного показать, до чего раскаивается.

Когда Чжао Юнь Лан разорвал поцелуй, он улыбался, и его мягкий взгляд, от которого по всему телу растекался благоговейный трепет, не давал пошевелиться — до тех пор, пока Шэнь Вэй не заметил у него на лице полоску засохшей крови. Нахмурившись, он провел ладонью по щеке. Крохотного проблеска энергии оказалось достаточно, чтобы порез благополучно затянулся. Чжао Юнь Лан издал хриплый смешок и накрыл его руку своей, а когда он заговорил, его голос был полон того самого несправедливого обожания, которое Шэнь Вэй бесплодно пытался заслужить еще со времен Кунь Луня.

— Я почувствовал, что ты ушел, детка. А потом почувствовал, что ты вернулся ко мне.

— К нам.

Чжао Юнь Лан удивленно вскинул брови, отодвинулся в сторону так далеко, как мог, продолжая держать ладонь на спине Шэнь Вэя. Е Цзун в белом костюме стоял, держа сияющие Реликвии в руках. Вокруг него, словно рамка картины, клубились туманные границы прохода, который был куда больше, чем ему когда-либо доводилось видеть. Теперь он напоминал туннель метро, ведущий к сингулярности. Его широко разверзнутый зев казался до крайности чужеродным напротив старого дерева и подстриженной изгороди.

Несколько напряженных секунд Чжао Юнь Лан и Е Цзун смотрели друг на друга, а Шэнь Вэй смотрел на них обоих. Затем Чжао Юнь Лан усмехнулся и погрозил Е Цзуну пальцем.

— Ты прав. Он сделал это для нас, — он шагнул к Е Цзуну, протянул руки. — А теперь, пожалуйста, верни мне моих крошек.

Е Цзун отпрянул, прижимая к груди Часы бессмертия и Кисть добродетели и исподтишка перебегая глазами от Чжао Юнь Лана к Шэнь Вэю.

— Ди-ди, — осторожно произнес Шэнь Вэй, готовясь погнаться за Е Цзуном в Дисин, если тот попытается бежать, — у тебя все получилось. Спасибо. А теперь можешь отдать их ему.

Прищурившись, Е Цзун опустил взгляд. Лампа и Клинок слабо светились на дорожке там, где их бросили. Е Цзун присел, поднял их, Чу Шу Чжи сделал к нему два больших шага, но Чжао Юнь Лан резко махнул рукой, останавливая, и Шэнь Вэй ошеломленно увидел, как Е Цзун подошел к Чжао Юнь Лану и, съежившись от отвращения, практически швырнул все четыре Реликвии ему в руки.

Чжао Юнь Лан издал удивленный возглас и попытался все их удержать. Шэнь Вэй взял его под локоть и, прежде чем Е Цзун успел бы пошевелиться, поднес руку к виску и одним быстрым всплеском энергии отправил Чжан Ши обратно в тело Е Цзуна.