– Пока противник силен, его надо уважать и остерегаться. Не стоит сразу выкладывать все свои карты. Мало ли что скрывается за его фасадом.

– Ты меня поучать собралась?

Они недовольно посмотрели друг на друга.

А Лена подумала: «Инна больше лает, чем кусает. Девчата и меня могут посчитать бессердечной, а я просто не имею сил реагировать на их эмоции».

Аня запустила пальцы в волосы и принялась энергично массировать кожу головы, неслышно бормоча при этом: «Кайф ловит, ругаясь. И не тушуется. Я ошибаюсь? По-своему печалится? Но как грубо выражается! А сегодня я ее соучастник и вдохновитель. Сама-то я лучше, что ли?»

– Критикуешь, советуешь… Твоя резкость переходит все границы. Пытаешься всех отожествлять с собой? – настороженно спросила Жанна.

– Здесь меня не на чем поймать. Я сочувствую женщинам, а Эмме особенно. Не пойми мои слова буквально. Но если человек попал в переплет, то кто-то должен протянуть ему руку помощи, посоветовать что-то. Или надеешься, что Всевышний позаботится, чтобы отлились кошке мышкины слезки?

– Тут ты недалека от истины. Эмме ли тягаться с судьбой? Она под гибельной звездой родилась.

– Ты глупая или прикидываешься? – яростно вспыхнула Инна.

– Тормози, – тихо, но четко произнесла Лена, пытаясь спасти положение. – Ты опять отпустила тормоза.

– Не даю насладиться незабываемой ночью? Я кому-то подпортила чудное настроение? – поймав отрезвляющий взгляд подруги, дурашливо ухмыляясь, отреагировала Инна.

Лена уже поняла, что продолжение не последует и все же представила себе картину, в которой участвовали бы все женщины, приехавшие в гости к Кире: «Карнавал мнений… сумасшедший дом…»

– Правда, сказанная со злобой, хуже лжи, – пробурчала Жанна.

Инна по-кошачьи сузила зрачки. «Затесалась про меж нас, святоша чертова… Главное не сорваться», – напомнила она себе.

20

– …Федор жил в семье, но давно думал о жене в прошедшем времени. Какое вероломство! А Эмма откладывала разговор, не предвещавший ничего хорошего, все еще на что-то надеясь, – вздохнула Аня. – Видела я Федора в прошлом году незадолго до седьмого ноября. Наверное, в командировке в нашем городе был. Нежданно-негаданно его встретила.

– И что? Расскажи. – Жанна не смогла скрыть вспыхнувшего в ее глазах интереса.

– Дело было так. В общем… в ресторане он приглянувшуюся «рафинированную» дамочку охмурял блудливыми улыбочками, непристойными намеками и жестами. Безбожно заигрывал! И та, похоже, была сама не против его заполучить.

– Вполне узнаваемые дешевые ложные ходы. Она строит из себя невинно развратную, он шепчет ей страстные, слащавые банальности из своего богатого, многократно апробированного «репертуара». Пошлость из себя проще извлекать, чем умный тонкий юмор, – сказала Инна.

– Я сейчас вот о чем подумала: одно и то же слово в зависимости от интонации может означать отказ, недовольство, а то и вовсе менять свой корневой смысл, – сказала Жанна. – Вот даже привычное слово «нормально»…

Аня недовольно остановила ее:

– Очень к месту твое рассуждение. Не перебивай, я о Федоре хочу рассказать. Ты же сама просила. Так вот, он с порога дамочку заприметил наметанным глазом, «подгреб» к ней и быстро препроводил к облюбованному им столику. А может, заранее с ней сговорился, почем мне знать?

– Ну не в столовке же свидание назначать, где захватанные граненые стаканы и «немногословное» меню, – с интонацией завсегдатая ресторанов заметила Инна.

– Потом сидел с ней разнеженный, по-барски развалившись на стуле, нисколько не тяготясь своим временным, но, видно, привычным положением. Непристоен был в своем блаженстве.

– Хозяин, черт возьми, соль земли! – фыркнула презрительно Инна.

– Прощелыга, старый нечестивец. Вызывающая примитивность… Он лишен здравомыслия? По моему мнению, человек должен соответствовать своим годам. Ему надо с внуками тетёхаться и грехи замаливать, а он «по девочкам» шастает. Матерый любовник, не знающий отказа! Зловещая интригующая фигура! В разводе с самим собой! Мужчины – трезвенники и верные мужья до первой халявной рюмки и первой подвернувшейся юбки? А она не замедлит явиться. – Аня для выражения своего гнева и презрения использовала весь словарный запас известных ей грубостей.

– Удивила! Вон артисты в восемьдесят лет женятся на двадцатилетних. Им впору о вечном думать, а у них любовь! – рассмеялась Жанна. – И приобретают «в одном флаконе» жену, дочку и внучку.

– И головную боль, – добавила Инна.

– Что их к тому побуждает? Что такое происходит в их маразматических мозгах? – в пространство спросила Аня.

– Нам того не понять.

– Хотят прожить вторую жизнь, напрочь отбросив первую.

– А кто и третью, и четвертую.

– Видно, единственная привилегия, которую Федька прочно удерживает за собой – это свобода блуда. Тут он с удвоенным рвением. Оно и понятно: ни тебе душевной привязанности, ни ответственности перед семьей, ни сцен ревности, только животная потребность в чувственном удовольствии и самолюбование. Такой, явившись домой из командировки, не подумает с любовью: «…И вздрогну от счастья… когда я вернусь».

Федька «певец сиюминутных желаний». Наверное, считает, что хорош в любой компании и с любой женщиной. Аника-воин на бабьем фронте. Ни дать ни взять Дон Жуан, черт его возьми. Я бы словами Гафта его охарактеризовала: «Начала много в нем мужского, но нет мужского в нем конца», – зло рассмеялась Инна. В ней бурно всколыхнулась обида за поруганную честь подруги. – Уж я бы на месте Эммы пригласила его для разговора и дала от ворот поворот с крепким напутствием! Но сначала поиздевалась бы, натешилась вдоволь. Прежде всего, назло ему с ходу принялась бы флиртовать с кем-нибудь достойным. Неверные мужчины очень ревнивы.

А ты, Анюта? Не случилось ничего непредвиденного? Здесь какая-то… слишком личная обида? Может, сама имела на него виды, а теперь выпутываясь, костеришь мужика? Пронеслась мимо своей судьбы… хотя бы временной?.. Упустила? Ты поспеваешь за моей мыслью? – Инна скорчила уморительно-испуганную рожицу.

Аню внутренне покоробили необоснованно бестактные вопросы, но она ответила спокойно:

– Не волнуйся, не обломилось бы ему. Подобные предложения не находят во мне отклик. Они мне не в тему.

– А что так? – игриво-наивно, с оттенком ехидства удивилась Инна.

– Я в руки мозглякам и прохиндеям не даюсь, – яростно и гордо отрезала Аня. И добавила со звенящей ноткой обиды в голосе:

– На кой мне такой подлый тип сдался! Еще и не такие испытания насылал на меня Всевышний.

– Успокойся, зачем сразу стервенеть? Какая тебя собака укусила?

– Бешеная! Я вот смотрела на Федора с недоуменным отвращением, с негодованием и думала: «Прокололся мужик. И еще духарится! Неприятный сюрприз. Как он после этого жене в глаза смотреть будет? Двуликий Янус. Нет, многоликий!»

– А он не станет смотреть. «Положил» он на все твои ему «комплименты» и моральные нормы. До фени ему твои нотации. Если человек верит, что порок – это ценность, значит, он всегда будет его привлекать. И все же, наверное, Федька подумал о тебе: «Нарисовалась, черт бы ее побрал!» – весело фыркнула Инна и подсказала:

– Теперь говорят: не охмурял, а «клеил» бабенку. Ничего нового и удивительного ты нам не открыла. Для мужчин командировки – время «сердечной недостаточности». В отлучке они холостые и ничего им не возбраняется.

– Так уж и все, – не согласилась Жанна.

– Если жажда самоутверждения велика, а возможности небольшие, вот тут-то и случается бог знает что. Допустим, необоснованные надежды… – без особой уверенности в голосе сказала Аня, может, просто ради того, чтобы продолжить разговор.

– Такой хлыщ не подвержен рефлексии: могу не могу, прилично не прилично. Как нацелится на другую женщину, так сразу память у него отшибает: ни жены нет, ни детей, ни чувства озабоченности о тех, кого приручил или породил, – поддержала ее Инна.