– Русских отличает идеализм, милосердие, высокая степень духовности, коллективизм... – начала перечислять Жанна.

– Ха, коллективизм! Чтобы за чужую спину прятаться? – съязвила Инна.

– Не утрируй, – одернула ее Аня. – Что же растлевает людей? Деньги? Лень? Глупость? Думаешь, религия удерживает человека от совершения зла? Она веками проповедовала любовь и уважение к ближнему. Так почему же не получалось?.. Значит, не бывать раю на земле, потому что не изменить суть человека?

– Но уменьшить количества зла в обществе путем воспитания и обучения можно, – заметила Лена.

– Но воспитывают в разных странах неодинаково.

– Кто спорит. Но религия утверждает, что обещание лучшего мира (бессмертия?) и есть двигатель прогресса… Не по-ни-маю. И там все притянуто за уши? – спросила Аня.

Жанна ответила:

– Религия стоит на постулате: Бог есть. Он – абсолют. И все. В него либо веришь, либо нет. И во всё остальное, с ним связанное. В основе математики тоже лежат постулаты, и мы им безоговорочно верим. Сплав образованности и духовности дает положительный результат.

– Наука выступает против религии. Духовность и религиозность не одно и то же… Душевное общение бывает между людьми, а духовное с тем, кого не видишь?.. С Богом?.. Что-то я совсем запуталась. Ум за разум заходит от размышлений. – Аня недовольно разлохматила свой упрямый вихор.

– Если не лезть куда не надо, то и выпутываться не придется, – засмеялась Инна.

– По-моему, вера объединяет людей, потому что Бог один, а религии разъединяют, потому что люди по-разному Его трактуют. Отсюда непонимание, вражда, религиозное оправдание войн.

– Соображаешь. А так и не скажешь. – Инна изобразила на лице недоумение и удивление.

Аня не обиделась, поняла, что Инна таким оригинальным образом выразила ей свое одобрение.

– Я впервые задумалась о душе в детстве, когда прочитала о том, что Господь забрал к себе сына. Покинула землю не оболочка, а его душа. «Хорошие люди также уходят в небо. И когда я умру, моя любовь не пропадет, она тоже со мной вместе уйдет в небо», – решила я. – А теперь высказываются предположения, что сознание – свойство Вселенной. Оно как компьютерная программа, в которой все обо всех наперед прописано. Там есть текст жизни каждого. Наш мозг накапливает информацию…

Это Жанна начала осторожно делиться сокровенным, а Инна ее прервала:

– Там, наверху, у Бога и Сына двоевластие? А почему Святой Дух отдельно от них? Если Бог бессмертен, зачем ему сын, да еще внебрачный? Мне кажется церковники сами не знают, что собой представляет Бог, и подсунули нам Христа. Одни вопросы без ответов. Лучше не погружаться в пучину религиозных догм.

– Сбавь обороты. Несешь невежественный бред.

– Я… невежественный? А ты… пытаешься найти в религии опору своей бунтующей душе или натуре…

– Оставим истинность этих слов на совести говорящего, – елейно-насмешливым голоском произнесла Жанна, ускользая от спора.

Лена взглядом попросила подругу отказаться от диспута. И Жанна закончила разговор избитой бессильной фразой:

– Один глупец может задать столько вопросов, что и тысяча умников не ответит.

Она это очень тихо пробурчала, и ее слова не достигли ушей раздосадованной Инны.

«У меня было неторопливое детство. Я еще застала голод, натуральную природу, керогаз, свечи в запас, галоши… но такой глупости, как религия, в нем не было», – неодобрительно подумала Инна и, непонятно против чего и кого протестуя, накрыла голову подушкой.

Инна добавила огоньку в разговор Ани и Жанны:

– Мне «Крейцерова соната» Льва Толстого вдруг вспомнилась. Из благородных был, интеллектуал, а убил.

– Интеллектуал, но не интеллигент. Злой, эгоистичный, мнительный к тому же. Копался только в своих чувствах, а проблемы жены его не интересовали. Она от него ждала внимания, ласки, а он был грубый, невоздержанный. Псих, – отреагировала Жанна. – Дети ему были не нужны. Они бесили его. Он сам не знал, что ему надо. То хотел от жены избавиться, то ревновал ее, подозревал во всех смертных грехах, фантазировал, наворачивал... Не понимал и не хотел понимать, что ее истерики – следствие его раздражительного характера. Убил… и не раскаялся. Утверждаю с полной уверенностью, что она на такое никогда бы не решилась. Только защищая своего ребенка, женщина готова на всё. Главное – спасти, остальное в этот момент для нее уже не имеет ни малейшего значения. А в нем говорил зверь. Вообразил себя высшей силой, имеющей право карать другого… за свои же слабости! Как же он похож в этом на некоторых знакомых мне мужчин!

– А соната Бетховена? Она сопровождала самый жуткий момент в повести и как бы подкрепляла чьи-то слова: «Крейцерова соната» – музыка чрезвычайных обстоятельств. Она может вдохновить на что угодно. Она – катализатор действия», – сказала Инна.

– Происшедшее – не проклятье музыки, а проклятье жестокого человека, дьявольски страшно воспринимающего великое произведение! Муж убил, потому что не смог смириться с тем, что жена выше его, талантливее. Она чувствовала на себе дыхание, прикосновение гения Бетховена. Помнишь, как она играла со знаменитым скрипачом? Ее муж на миг ощутил и осознал свое ничтожество и всё… Апофеоз насилия нельзя связывать с Бетховеном. Он в самом человеке-звере, – горячо возразила Аня. – А помните «Лунную сонату»? Траурная мелодия. Она будто хоронит любовь. Я так ее воспринимаю.

– Чьи это слова: «Сонаты кандалы… по площади повлек Бетховен». Мандельштама? Нет. Как же его… склероз, черт возьми… Бродского? Нет. Память теперь ненадежная штука. Пастернака!

Лена ворочается и тихонько постанывает. Инна шепчет ей на ухо: «Расслабься, получи удовольствие от нашей болтовни. Прояви милосердие… к самой себе».

– Милосердие, всепрощение, – бормочет Лена и устало склоняет голову мимо подушки.

Жанна с Аней отдельно секретничают. А Инна всё об Эмме продолжает сетовать:

– …И вдруг оказалась ни на что не годна, кроме как слезы лить. Смотреть на ее жалкое оцепенение было больно. Для таких, как она, не знать об изменах лучше, чем знать.

– Никому бы не знать, – тихо сказала, как выдохнула, Аня.

– Лучше бы молчал, чем врал.

– Молчание – тоже форма лжи.

– Инна, почему ты назвала Эмму слабой и жалкой? Я не согласна с тобой. Только сильная неповторимая личность по своей воле может отречься от своего «я» и полностью раствориться в любимом или в детях, – твердо выразила свое мнение Жанна. (Себя подразумевает?)

–… Еще одна странность: Федор азартно клеймит других за то, что сам с удовольствием себе позволяет. Я слышала, как он зятя клял, да так искренне! Но он же не лучше его, даже напротив. Адресовать упреки, самому не следуя нормам порядочности? Будучи сам… скотом, он не имел на это морального права, – возмутилась Аня. – Он совершенно не задумывается над своим поведением, совершая массу абсурдного по отношению к людям. Но что интересно: если несправедливо, как ему кажется, поругают его самого, тут он на высоте: умный, строгий и даже гневно-беспощадный в оценке его критикующих. Никому не спустит обиды. И это касается всех областей его жизни. Это свойство всех мужчин или только «избранных»? – Аня обратила свой вопрос к Жанне.

– Выдумываешь на ходу или где прочитала? – отмахнулась та.

– Я о двойных стандартах в поведении наших мужчин хотела поговорить, – снедаемая раздражением промямлила Аня, чувствуя, что то, что волнует ее, не задевает других.

– …Эмма слишком правильная, а с отличниками скучно, – сказала в пространство Инна, и тем самым перевела разговор в иную плоскость.

– Лодырям скучно. Изменяют те, у кого нет других интересов и забот, кроме работы, – возразила Аня. – Мужчины, как правило, ленятся больше женщин. Если есть малейшая возможность филонить, они будут филонить. Отсюда все последствия. А нам в любом случае некогда скучать. Только ни у мужчин, ни у женщин нет права изменять, – категорично высказалась Аня.