– Насчет рабства замечательно сказано! Хотя на первый взгляд совершенно абсурдное заявление. Эмме эту фразу стоит донести супругу, напомнить, куда завела его беззастенчивая свобода. Он стал рабом своего «хобби», – воскликнула Жанна.

– Оригинальная трактовка! Я думаю, этот лозунг в применении к Эмме Федору понравился бы еще больше, – рассмеялась Инна. – «Она сама выбрала рабство?» «Любовь выбирает рабство?» Надо же, эта мысль почему-то никогда не приходила мне в голову!

Какое у Федора рабство? Живет без руля и без ветрил. Если память мне не изменяет, именно он утверждал, что женщины не дают состариться сердцу. Они – как кирпичики здоровья, как эликсир молодости.

– Его тошнит от добропорядочной жизни. Он не знает, что такое раскаяние в подло содеянном. Он семейную жизнь считает рабством, – подпела Аня.

– А ты предпочла бы всю жизнь любоваться робко-беспомощной нежностью, скромными поцелуями, осторожными стыдливыми заключениями в любовные объятья… мало на что способного мужчины? – Ироничный вызов и насмешка слышались в голосе Инны.

– А это здесь при чем? Не ко мне вопрос. Как мне истолковать твои слова? Как издевку? Ломаешь комедию? А ты при тех… воздержанных свечку держала? Чего ж тогда разглагольствуешь?

– Все мы прикованы к своим историям и ревниво оберегаем их от непрошенного вторжения, – усмехнулась Инна. – Мужчины, вспоминая свое счастливое прошлое, говорят: «Сколько женщин я любил, сколько вина выпил!» А женщины? «Я счастливая! Мой муж не пил, не курил и налево не ходил». Мы влюбляемся и не задумываемся над тем, что скоро, очень скоро подставим свою шею и спину под ярмо ежедневных будней и будем терпеть, терпеть… А наши мужья привыкнут считать, что только то, что они мужчины, уже дает им над нами ощутимое преимущество. И мы за подкупающим фасадом будто бы ума и обхождения начнем видеть глупость, станем каждодневно наталкиваться на лень, безразличие и грубость…

– Неправда, мы, женщины, задумываемся и готовим себя к семейной жизни, – приняла как оскорбление слова Инны Жанна.

«У нас что ни скажи, обязательно кому-нибудь на ботинок наступишь», оскорбишь чьи-либо чувства», – подумала Лена.

– А мужчины не задумываются, – рассмеялась Инна.

– Ты за всех не расписывайся.

– Свобода, счастье! Где они? Ха, помните у Ильфа и Петрова: мы думали, что если научимся передавать мысли на расстояние, то сразу станем счастливыми. Радио есть, а счастья как не было, так и нет. Что-то вроде этого. Близко к тексту.

– Компьютеры есть, а счастья нет. Быт не отменишь. Похоже, он главное препятствие на пути к счастью, – насмешливо поддакнула Аня.

– Но его можно и нужно облегчать, – возразила Жанна.

–Ты забыла о цифровой матрице современной цивилизации? Сейчас миром правит цифра. Под ее знаком живем, – усмехнулась Инна.

Аня задумалась, пытаясь найти связь между развитием цивилизации, примитивным бытом и «качеством» современных мужчин. Похоже, задача ей оказалась не по силам.

– Еще древние греки говорили: «Мир меняется, но не улучшается». Получается, что человеческие отношения не подвержены прогрессу.

– Только в отчаянии от собственного несовершенства можно такое выдумать, – намеренно проехалась Инна по Жанне. – Но в какой-то мере ты права. Человеческие качества остаются, но видоизменяются в зависимости от внешней обстановки. Одни усиливаются, другие ослабляются. Добродетели и пороки по всем временам распределялись по-разному.

Жанна больше не решилась выражать свое мнение по этому вопросу. Зато Аня посетовала:

– Теперь нет секретов во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Сексуальность перешла из разряда тайны в разряд СМС. Голос, запах и взгляд – побудительные причины желания – СМСками не передать. Вот вам одна из причин фатальной фригидности обоих полов.

– Глупость несусветная, – мгновенно резко отреагировала Инна.

– И во всех современных фильмах до противного одни и те же слова и позы. Переключишь канал и не сразу поймешь – это тот же фильм или совсем другой. А когда целуются, губы девушкам жуют, будто голодные, – закончила свою мысль Аня.

Жанна одобрительно засмеялась, а потом сказала:

– Жизнь доказала, что экономические союзы намного долговечнее тех, что построены на якобы возвышенной, но быстро вспыхивающей и быстро сгорающей любви.

– Они долговечнее тех, что построены на влюбленности, но не на любви, – уточнила Аня.

«Аня зачинщица наших споров? Она их возглавляет? Ей многое хочется понять, чтобы использовать в воспитании своих подопечных? И меня надеется втянуть в новую «обстоятельную» беседу? Не выйдет, не поддамся на провокацию. Я слишком устала. Лучше вздремну под выразительный шепот подруг», – подумала Лена.

– …А Эмма продолжала делиться со мной своей болью: «Ослепленный неутолимой жаждой восхваления, Федор недолго разделял со мной восторг нашей счастливой семейной жизни... Теперь он уже не чувствует ни неловкости, ни двусмысленности своего положения в семье. Ради комплимента готов на любые ухищрения и ложь, ради минутного удовольствия может отдать свою жизнь в любые руки. Я бессильна повлиять на его поведение. Он обращает внимание только на женщин, обладающих гадкой тайной, наделенных самомнением, на тех, которые сами не против… «удружить», на тех, что с голодным блеском в глазах. Они производят на него «неизгладимое впечатление».

«И ты согласна всех собак на них спустить? А может, лучше на него? Довольно, сама доводишь себя до состояния полного внутреннего насыщения тоской», – возмущалась я.

«Федора уже не переделаешь, – перебила меня Эмма. – Порядочные для него стали бесцветны и безвкусны, как дистиллированная вода. Он сделался падким на грязь. Мне казалось, что после свадьбы он многое понял и принял во мне. Тогда я была еще убеждена, правда, без всяких к тому оснований, что ради меня он… – Эмма тяжело и судорожно вздохнула. – Что меня ждет в обозримом будущем, если даже не брезжит намек на его перерождение в лучшую сторону? Может, все же развестись?»

«Госпожа Элеонора Рузвельт – жена одного из американских президентов – говорила: «Уверенность приобретается тогда, когда вы начинаете делать то, что казалось вам не по силам».

«Если бы дело касалось только меня, я без сомнения давно бы сбросила оковы».

«Воображаемое и действительное – вещи несоизмеримые и не соразмерные, – констатировала я строго. – Я, лично, за развод. Сама встань за командный пульт управления семьей и заново обретешь весь мир».

«Я и так у руля. Глупая, поначалу я верила в непреднамеренность поведения Феди, старалась смягчить ему муки совести, хоть и воротило меня от собственной неестественности, наигранности. Своим осторожным, неприметным участием я пыталась помочь мужу выбраться из лжи, чтобы он остался достойным человеком, казнилась, если была с ним резка. Но все это не помогало к нему приблизиться. Я хваталась за соломинку. Конечно, меня преследовало ощущение бесполезности моих стараний. Я совершенно раздавлена, честно говоря, давно ожидаемым…

Сунулась к его отцу – он с ними давно в разводе, – но ушла не солоно хлебавши. Вот тогда-то во мне что-то окончательно, разрушительно изменилось. Я больше не верила в способность мужчин любить. И гнетущие мысли, от которых я упорно старалась отделаться, больше не покидали меня. Собственно, они стали периодически ко мне возвращаться после каждой ссоры, подкрепляя и подпитывая ревность... А Федор еще на мне вымещал и свои неудачи на стороне. Как я поняла, для него такое поведение в порядке вещей. Злится на одних, всех собак спускает на других. Хотя на фоне всего остального эта такая малость!.

Сделав пугающее открытие, я запаниковала. Стала задумываться о своей незавидной доле, всеми правдами и неправдами пыталась держать мужа под контролем, под пристальным вниманием. Как же, семья – это святое! Многие так живут. Была терпелива и добродетельна, худо-бедно склеивала наш общий быт. На многое закрывала глаза, пыталась не придавать значения задержкам. Сквозь пальцы смотрела на Федину нетрезвость. Надеялась, образумится. Но фривольные приключения все равно выплывали наружу, обиды не улетучивались. Они все длились и длились…»