Я тогда подумала: «Не всякое предательство можно простить. Не всякая боль проходит. Не всякие долги можно вернуть». Я о моральных.

«И только теперь, когда ее не стало, я понял, что многого в своей жизни не замечал, не фиксировал, что ни слава, ни деньги, а жена была моей единственной судьбой».

«А как нам с вами бывает жутко скучно!» – сказала я ему напоследок.

7

Лене, наверное, все-таки удалось ненадолго уснуть. И она услышала только конец разговора Инны с Жанной.

– «…Федя никогда не просит прощения, сколь бы ни был виноват, он не уговаривает успокоиться и даже не отнекивается», – пожаловалась мне Эмма.

«Серьезно попросить прощение способен только сильный человек, а у твоего Федьки на этот счет слабо в коленках», – недовольно отметила я.

А она без перехода, непонятно зачем, вдруг сказала совсем уж не к месту:

«Теперь я всех его… шлюшек наперечет знаю».

Похоже, это слово далось ей не с первой попытки. Наверное, долго не решалась сознаться.

«Всех ли?» – недоверчиво усмехнулась я.

«Не цепляйся к словам. И этих мне за глаза хватает. То с одной, то с другой сталкиваюсь. Одна, самая наглая, телефон постоянно обрывает.

«Та самая замужняя кикимора и чувырла из чиновниц?»

«Другая. О той не стану рассказывать, а то в обморок упадешь или спать не сможешь».

«А эта тоже шмакодявка и мымра? Знаю его вкус».

«Скорее обыкновенная хищница».

«Присушила дурманом или другим каким зельем?»

«Околдовала, загипнотизировала Федю лестью. И он забыл, что ложь и откровенная лесть – близкие родственники, они исходят от гадких и подлых людей, и что поддающиеся лести беззащитны. С этой, тоже замужней, у него роман затянулся дольше обычного, потому что она сама его постоянно настойчиво атаковывала. Хитрая, настырная, уверенная, она не отлипала от него, преследовала, заманивала. Она ближе всех к нему подобралась, глубже других изучила его психику. До нее Федя был еще сносный. Именно эта его окончательно изменила, сделала злым и жестоким».

«Разве проститутки умней нас? Чем взяла? Может, тем, что будучи замужней, бросилась ему в объятья, семьей пожертвовала? Жена скучная, потому что не безрассудная, не хочет и не может изменять. Так он рассуждал? Любил шлюху за то, за что жену ненавидел бы? Где логика?» – спрашивала я Эмму.

«Ничем она не жертвовала, хитро скрывала от мужа свои похождения. А когда он узнал, то с холодным оружием носился за предполагаемыми любовниками. Невинным людям нервы портил. Понимаю, ему обидно было: он пахал ради нее, а она платила неблагодарностью и подлостью. Мужчины часто сначала делают, а потом думают. А некоторые, как твой Федька, вообще не умеют думать и живут, подчиняясь обволакивающему «пению» хитрых особ.

Я поняла ее метод завлечения и удержания мужчин: постоянно атаковывать, напоминать о себе. Она ни на день не оставляет объект своего преследования без внимания. Звонит, внушает, что любит, жить без него не может, ждет».

«Можно подумать, жена не любит мужа. Но ей некогда соловьем заливаться, надо семью обиходить», – фыркнула я.

«А любовница ни на миг не ослабляет поводок ошейника. Как тут вырвешься из ее «любовных» пут? Тем более если он, по привычке, и ей объяснялся в любви. Иначе заполучить… Артист! А она приняла его слова за чистую монету».

«Потом эта шлюшка то же самое своему мужу «поет». И все счастливы. И она порядочная! – рассмеялась я. – Мужчины по себе о нас судят, приписывают свои качества, утверждая, что нас притягивают их комплименты. Такое заявление частично справедливо только в период девичьей влюбленности. Женщина сердцем всегда права, а не умом».

«Ты знаешь, и о следующей любовнице Федя говорил, что она порядочная, потому что религиозная. «И в чем заключается религиозность этой проститутки? – спрашивала я у мужа насмешливо. – В том, что она прелюбодеяние не считает грехом или в том, что воровала мои украшения? Ты совсем умом повелся на сексуальной почве?» Федя никогда не умел сам отделываться от женщин. Иногда мне приходилось ему помогать в этом. Так вот, когда они с «липучкой» наконец-то разбежались, я на какое-то время поверила, что это был день победы нашей любви… А она сказала мне: «Я не помню зла». Ты представляешь, она терроризировала мою семью и еще говорила о каком-то зле с моей стороны!» – удивилась Эмма.

«Она не помнит своего зла, – рассмеялась я. – Твой Федька тоже в разговорах часто упоминает, что он добрый и никому никогда ничего плохого не делал. Они же два сапога на одну ногу».

«А еще она заявляла подругам: «Жена не стена, подвинется… Хоть год, да мой». Так и слышу ее хорошо натренированный, приторный, с придыханием капризный «умирающий» голосок, которым она разговаривала только с мужчинами. Почему им нравятся вычурные слащавые кокетки? А ты бы видела, как она ведет себя с людьми, которые ниже ее чином! Будто «большая шишка» и все обязаны ей угождать. Слава Богу, теперь она рядовая, никому не нужная пенсионерка».

«Мир широк, но тесен... Ты же сама знаешь, чем умней и порядочней человек, тем он тише и проще. Ему не надо себя по-особому подавать, возносить. Он и так выше многих. Зачастую чем меньше чин, тем больше гонор. То, что она не сумела воспитать и выучить бесплатно свою дочь и не нашла общего языка с внуком, не говорит о ее уме. Чтобы «дурить» мужиков, достаточно хитрости и большого опыта в «работе передком», которого, видно, ей было не занимать, – сказала я. – Хорошо помню и эту Федькину фитюльку. Видела эту чучундру в один из своих к вам приездов. Подражая тебе, она сделала стрижку и вырядилась в шляпу, похожую на ту, что ты носишь. Под тебя прихорашивалась. Но ты-то высокая, а она моська. Маленькая, страшненькая, корявенькая. Шляпа на ней смотрелась как на корове седло, как огромный зонтик гриба на тонкой ножке. Ужас. Тебе любые самые экстравагантные головные уборы идут. Ты даже на рыбалку и в лес платка не надеваешь. А пуховик? В нем эта дамочка в плечах была вдвое шире, чем в бедрах. Уродство! Она вкус под обломками своей хитрости похоронила или его у нее вовсе не было? Да, кстати, ты читала ее научный труд? Великое исследование? Кишками чувствую, что «гора родила мышь».

«Непорядочное поведение не лишает таланта, если он был в наличии. Пока не читала, ты не имеешь права голоса. А если бы о тебе так бездоказательно? Хватит о ней», – жестко остановила меня Эмма.

И я сразу переключилась:

«Эта стерва всего лишь одно звено в цепи трагических событий твоей жизни. Послушай, после этой моськи у Федьки была другая, и еще… Чем он мотивировал свои походы на сторону? Две женщины у мужика – это уже катастрофа, а у него их… Я могла бы понять, если бы он обладал агрессивной сексуальностью…»

«Ничем. Просто хотел свежих чувств и новых впечатлений. Он не может пропустить ни одну, пожелавшую его, пусть даже ради денег. А через все компромиссы совести он, наверное, давно уже прошел».

«В твоем голосе я не слышу уверенности, но мне тоже иногда кажется, что он идет к любой, какая глаз на него положит. Не он завоевывает женщин, они затаскивают его в постель, потому что он слабак и ненасытно нуждается в обожании! Чудны дела твои, Господи!» – Я молитвенно подняла глаза к небу.

«Все ополчились против Федора. Нельзя осуждать человека да еще с таким злорадным презрением, глубоко и всесторонне не изучив его. Не понимаю я девчонок. Эмму явно покоробил бы подобный стриптиз-откровение», – подумала Лена, всё еще надеясь услышать о Федоре что-то положительное.

– …«Эмма, ты прошла все круги ада. Он, видите ли, хочет! Все хотят, – отрезала я. – Да не все позволяют себе. Федор все время лжет, импровизирует. Но ведет себя так, будто за стенами нашей квартиры ничего предосудительного не делает. И нестыковки в своих объяснениях во внимание не принимает».

«Он врет не только тебе, но и себе, – рассмеялась я. – Знаешь Федькину фишку? Мне кажется, он дает возможность женщинам завоевывать себя, чтобы легче их оставлять. Мол, сами… Мол, я не воспринимал всерьез ни себя, ни изменчивую судьбу».