– Меня к спору на эту тему толкает чувство справедливости, – отшутилась Инна.

Аня шутки не поняла, но молча удивилась:

«Оказывается, при всей невыносимости характера Инна по жизни бывает терпеливой и терпимой».

«Похоже, разговор идет на спад», – подумала Лена. Но эта мысль ее уже не очень порадовала. В голове трещало, виски ломило, позвоночник изнемогал, что явно не способствовало засыпанию.

– …Ясное дело, Федор не достоин любви Эммы, – вернулась Жанна к началу разговора. – Но чья вина в том, что они сошлись? Это оплошность проведения? Было какое-то странное совпадение фактов, а она восприняла его как знак судьбы?

Подруги не «проснулись» к диалогу на эту тему.

– …«Захотела свободы и уважения в обществе, – а это вызов многовековым традициям; твой оптимизм достоин восхищения! – вот и ешь их, вот и тащи сама воз домашних забот. Я впрягаться в быт не стану и со своей свободой расставаться не собираюсь». Так рассуждал Федька, потому что таков был уклад в его семье. Представляете, его мать предлагала Эмме бросить работу! – возмущенно воскликнула Инна.

– А семью он один мог обеспечить? Вот то-то и оно. Она хотела для детей сына нищеты типа той, в которой вырос он сам? Разве она не видела, как он страдал, глядя на других детей, или ее это не волновало? – удивленно спросила Жанна.

– Я стопроцентно уверена, что Федор был против того, чтобы жена сидела дома. Голову ей мамаша морочила. Времени у Эммы было бы больше. А ему это надо с его вольной жизнью? Можно подумать, если бы она занималась только домом, он не глядел бы на сторону. Наоборот. Еще большим злом для Эммы обернулось бы ее затворничество. Прибавилась бы финансовая зависимость, отсутствие моральной разрядки в хорошем коллективе, – по-своему рассудила ситуацию Аня.

– Да, приложила руку Федькина мамаша к Эмминой судьбе. Не последнюю скрипку играла в ее семье. И основу блуду сына она заложила, а партийно-профсоюзные сборища начальничков только послужили поводом, толчком к разврату. Он уже морально был подготовлен к распущенности. Мать не учила сына тому, что в семье любая свобода одного начинается там, где заканчивается свобода другого, и что надо уметь находить общие точки соприкосновения или даже сферы и плоскости, содержащие совокупности и множества этих точек. Она хотела ему такого счастья, каким оно виделось ей: «Гуляй, сынок, а жена пусть вкалывает». Видно, в другой ипостаси она его не представляла.

– Кто бы сомневался! Понесло тебя в математику. Инна, тормози, – рассмеялась Жанна. – Я более чем уверена, что и в первую, и во вторую, и в третью очередь во всем виноват элементарный эгоизм Федора, воспитанный семьей.

– Элементарный? Махровый, – торжествующе уточнила Инна, – который на пустом месте не возникает и не произрастает. Фраза: «Ты – женщина, и этим ты права» его бы не устроила ни в плане шутки, ни тем более всерьез. Эмма, обидевшись, как-то сказала Федору, мол, сильно загажена наша песочница. А он ей ответил: «Свое говно не воняет». Сказал намеренную грубость и был в восторге от себя. Это же конец света!

– Молодым желательно жить отдельно, чтобы строить собственный уклад жизни, основанный на любви, а не на подчинении старшим. Сколько проблем при этом сразу снимается! – заметила Жанна.

– Только часть. А быт? – спросила Аня.

– Я в омут от отчаяния не кидалась из-за того, что у меня была куча домашней работы. Я относилась к ней философски и даже научилась получать от нее удовольствие. Ведь для любимых людей старалась, – созналась Жанна. – И как сказал кто-то мудрый: «Трудное стало привычным, привычное – легким, а легкое – прекрасным».

– А мужчине за собой тарелку вымыть – великий труд.

– Если он к нему не приучен с детства, – возразила Ане Лена.

– Доискиваешься до истины? Твоя щепетильность не идет ни в какое сравнение с моей. Вызвалась мне помочь? – шутливо похвалила Аню Инна.

– По гороскопу Федор рак, а раки парами не ходят. Они индивидуалисты, – сказала Жанна.

– К тому же они не ходят, а пятятся, – заметила Лена с улыбкой.

– Ха, полное совпадение характеристик!

– Лена, и ты примкнула к верящим в астрологию? Тоже блуждаешь во тьме знания и незнания? – поразилась Аня.

– Нет, она демонстрирует нам свою эрудицию, – рассмеялась Инна.

– И за что Бог наказал Эмму Федором? Не укладывается это в моей голове.

– Все дело в том, что браки заключаются на небесах, а жить приходится на грешной земле, – ответила Аня Жанне известной фразой.

«Исследуя события жизни Эммы, они сличают их со своими», – опять оправдала Лена своих подруг.

– Я анекдот вспомнила: «Почему глаза у козы злые? Потому что муж у нее козел», – попыталась рассмешить подруг Инна.

– Любовь зла, а козлы всегда этим пользуются, – добавила она без особого энтузиазма.

– Как ты смотришь на то, чтобы хотя бы мысленно собрать вокруг себя побольше положительных семей, чтобы не казалось, что все мужики животные? – обратилась к Ане Жанна.

– У меня не получится, – вздохнула та.

– Вот мы и посплетничали. Но совсем-совсем немножко, – усмехнулась Инна.

Ей тут же припомнилась фраза: «Если о женщине перестали сплетничать, значит, она постарела и никому уже не нужна, кроме своего старого мужа». Но на этот раз фраза ее не взбодрила.

– Любовь к мужчине. Зачем она? – спросила Аня. – У меня на этот вопрос как не было ответа, так и нет. Неужели и тут одна биология? Только для продолжения рода?

– Еще для того, чтобы украсить жизнь, подвигнуть человека на великие дела, пусть даже бытовые, – ответила ей Жанна вполне серьезно.

Инна подала голос.

– «Много у нас семей, где один угнетает другого. Забыли люди послание святого апостола Павла: «Носите бремена друг друга». Дерзну высказать пессимистическую мысль: «Некоторым ни знание заповедей, ни взвешенный подход уже не поможет», – говорила я Эмме.

«Ты у нас в эпицентре всех событий. Тебе всегда всё ясно, а я не представляла, на что Федя способен, хотя прожила с ним достаточно много лет. Как он стал далек от деликатности! А эта бессрочная пытка безразличием! Чужой, равнодушный. Я расстараюсь, наготовлю много чего вкусненького, а он молча поест и даже не похвалит. Заботу принимает как должное. Подай, принеси и никакого спасибо. Да еще начинает привязываться, выговаривать из-за пустяков, противно цепляться, стараясь вывести меня из равновесия. Там-то… у тех… не поругаешься».

«А ты бы не приглашала к столу».

«Сам садится».

«Семейная идиллия, черт ее возьми! Как мне всё это знакомо!» – вздохнула я.

«Поест и в телевизор уставится или на кровать завалится к стенке лицом. Обидно. А когда-то я чувствовала себя с ним особенной, единственной для него во всем мире. Ох эта наша беспредельная жажда ответного чувства!»

«Сюжет, доложу я тебе, «а-ля тривиаль». Прежде чем куда-то входить, надо узнать, есть ли выход и где он», – усмехнулась я, вспоминая свои семейные коллизии и их вариации.

– Мне кажется, муж, сделавший жене зло, даже подспудно ее ненавидит уже за то, что она своим присутствием напоминает ему об его подлом поступке. А если еще присовокупить сюда то, что жена, допустим, – свидетельница его конфузов и неудач… А если он еще жутко самолюбив… Тяжелый случай! – Это Аня внесла свой комментарий в рассказ Инны. – А мы слишком добрые, жалостливые и легковерные. Потому-то и возникают среди нас личности глубоко трагичные, надломленные и неулыбчивые.

– Христос тоже никогда не улыбался, – сказала Жанна. – А Достоевский призывал «уничтожить это «я», отдать себя целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастье. И это есть рай Христов».

«Вызубрила как молитву», – неприязненно подумала Инна.

– А сам не умел, – подметила Аня.

– Он же мужчина, – усмехнулась Инна. – Это он нам, женщинам, советовал.

Лена сквозь легкую дрему услышала голос Инны, пересказывающей свою очередную беседу с Эммой.