– Не исключено, что женское начало когда-нибудь опять восторжествует. Раньше мужчины ругали женщин, теперь мы мужчин, – рассмеялась Инна. – Безусловно, всех мог бы устроить консенсус.

– Только не мужчин! О каком мужском благородстве в таком случае может идти речь? Это миф? – Аня требовала ясности.

– Почему же, встречаются порядочные мужчины, – не очень уверенно сказала Жанна. – Я ещё будучи ребёнком поняла, что свобода замужней женщины возможна только с любимым и любящим мужчиной. Потому что свою несвободу в таком случае женщина воспринимает как благо, как счастье быть рядом с достойным человеком, как радость идти с ним по жизни рука об руку, вместе преодолевая все трудности быта и внешних проблем.

– Дело за малым – найти именно такую свою половину. Выбрать единственно верный вариант – это как выиграть миллион по трамвайному билету. Вот тут-то и возникают сложности, – мягко улыбнулась Лена. И подумала:

«Женщины, как правило, с самого детства привыкают мыслить быстро и конкретно. Даже в мелочах, даже на кухне. «В чём проблема? Как её решить? Какие будут последствия? Чем можно поступиться? Как подстраховаться?» Чего же сегодня они мусолят, мусолят одну и ту же тему, словесно изощряются? Она слишком сложная?»

У Лены вдруг мелькнула озорная мысль: «Где-то на просторах нашей огромной страны в данный момент наверняка найдётся чисто мужская компания, в которой мужья в противовес нашей беседе абсолютно симметрично отыщут массу примеров «неправильного» поведения и «неоднозначных» характеров женщин. И обсудят они наше племя круче, подробнее и более многогранно. И эпитеты их будут звучать ярче, жестче и обиднее. Вот бы послушать их хотя бы краем уха!»

– Я Васю с радиофизики вспомнила. Этакий медведь был с тонкой, доброй душой. Умница, трудяга. Мягкий, уступчивый, нежный. Вот у кого судьба так судьба. Ужас. И все из-за его женушки. Как ее звали? Мира, Фира? Выходя замуж, она знала, что неизлечимо больна, что детей не будет. В юности её болезнь была не очень заметна, и ей удалось надуть парня. Всю жизнь Вася нянчился с ней как с малым ребенком. Ей же ни нагнуться, ни развернуться. Сначала ноги сделались как тумбы, потом и все тело… Слоновость – дело не шуточное. И все же он диссертацию защитил, руководил целым направлением в науке. Уговорила она его мальчика детдомовского взять. А с ним одни проблемы. Наследственность оказалась – не приведи Господи. А накануне защиты докторской он выбросился из окна.

– Вася! Из окна, по собственной воле? – не поверила Ане Жанна. – Может выпал?

– Поговаривают, сынок приемный руку приложил. Но жена дело замяла, – рассказала Инна другую версию этого страшного события.

– Как нож в спину… – охнула Жанна.

– Хоронили его при большом стечении народа. Я бы сказала, триумфальное было шествие. Назад шли тяжелой молчаливой толпой. Никто не мог на его жену глаз поднять, втайне чувствуя к ней неприязнь. Во всей той сложности и недосказанности лица говорили больше, чем языки. Все её винили. Какого человека сгубила! Вот так незаслуженно быстро оборвалась лента его мужественной жизни, его прекрасного «кинофильма»… – думала я тогда с обидой на кого-то, кто владеет нашими душами и судьбами. – Если бы она одна была такая…

Инна прерывисто вздохнула и добавила скорбно:

– Похоронили Васю со скрипкой, его тайной возлюбленной и утешительницей. Дома он не играл. У жены от неё голова болела… Теперь уже все рядом лежат. После смерти они стали той неразлучной дружной семьей, которой никогда не были при жизни.

И кто бы решился с ней спорить и ей противоречить?

«Вот и до женщин добрались. Кому шлепков больше достанется? Следуя чувству справедливости, считаю, что надо всем поровну. Но лучше бы сегодня не затевать этого соревнования.

У нас круг женщин-неудачниц, какими нас, наверное, считает Жанна, а у кого-то иной – хищниц, стерв. Счастливые кучкуются отдельно, несчастливые – отдельно. У одних фейерверк положительных эмоций, у других наоборот. Наверное, среди детдомовцев и тех, что росли без отцов, процент невезучих больше, чем среди благополучных, домашних», – подумала Лена. Она усмехнулась своей неожиданной и какой-то странной мысли и тому, что впервые рассуждала о вещах ей несвойственных, непривычных. Она не помнила Васю, но его трагичная судьба заставила её сердце больно сжаться.

– А у моей подруги муж был…

– Прекрати! – Инна резко пресекла продолжение Аней печальной темы и выразительно посмотрела на Лену. Та ответила ей одобрительным взглядом.

Перехватив «перестрелку» глаз подруг, Жанна подумала: «Будто на одну волну обе настроены, мгновенно улавливают мысли друг друга. Они как одно целое. Инна – альтер-эго Лены. «Говорим Инна, подразумеваем – Лена». Но они такие разные! А вот Анина жизнь – накопление трагических моментов чужих судеб».

После короткой неловкой паузы Инна сама обратилась к Ане:

– Воспитывать молодёжь надо лучше. В школе теперь преподают семейную этику. Есть польза от этого спецкурса?

– А-а… – вяло махнула рукой Аня. – Когда формально, без души… Я недавно в парке присела на скамейку – ногу новыми сапогами растерла. Стайка школьниц рядом приземлилась. Галдят, смеются. А одна раздражённо материлась.

«Все неодинаково умнеют, но ведь надо, а то иногда и поздно бывает…» – сказала я тихо. А девочка услышала и ответила громко, с вызовом: «Я никому не нужна!»

«Считаешь, тебя все и всегда должны любить? А если не получится, как хочется? Научись сама себя любить и уважать. Наверное, есть за что? Покопайся в себе, поищи. А нет, так постарайся, чтобы было за что. Глядишь, тебя и другие начнут уважать».

«А меня отец бросил!» – со злой небрежностью заявила та же девочка.

«И что? Это его жизнь и его грех. Он получит за него то, что заслужил. Но это не повод тебе вырастать глупой и грубой. За свои ошибки самой придётся отвечать. Оставил отец. Экая невидаль! У моей подруги ни отца, ни матери не было, но она хотела стать хорошим человеком и стала. Тебе сколько лет?»

«Четырнадцать в этом месяце исполнилось».

«Прекрасный возраст! Время доказывать себе, что способна достичь многого. Прими в подарок мою любимую фразу: чем меньше кричишь, тем больше слышишь. Пригодится в хозяйстве».

Школьницы окружили меня, мы немного поговорили «о жизни», об их планах на будущее, о красоте природы. Потом они на удивление вежливо со мной распрощались, легко вспорхнули и полетели яркими бабочками навстречу своим мечтам. Все такие милые, восторженные, наивные… А та девочка, убегая, на меня ещё раз с интересом оглянулась.

Аня безмолвно и расслабленно лежала на матрасе, заложив руки за голову и устремив безучастный взгляд в потолок. От перевозбуждения у нее бессонница разгулялась еще больше. Лена вздыхала, подсунув кулаки под спину где-то в области почек.

Жанна сказала очень тихо, возможно, вслух отвечая на вопрос из собственных размышлений:

– Никогда не задумывалась о смерти. Эта тема для меня табуирована.

– Смотреть в будущее надо, но не так же далеко, – пошутила Лена, испугавшись продолжения серьезного разговора. «Не хватало нам ещё эту весьма «многообещающую» проблему затронуть, тогда вообще сегодня не уснём», – заволновалась она.

– Не свихнулась на философии экзистенциализма? – грубо и раздраженно влезла в разговор Инна. – Не про тебя, Жанна, эти высоконаучные изыски. Хочешь потягаться со мной? Лучше помолчи. Давно могла бы заметить, в чью пользу сравнение.

«Чем вызвана эта бурная вспышка? Неужели сознательно выводит меня из себя? Спасу от нее нет», – разозлилась Жанна и огрызнулась в ответ:

– Приведёшь угрозу в исполнение?

– Имею такую неприятную для тебя особенность.

– Вернее было бы сказать: твою неприятную особенность, – сама за себя постояла Жанна. – Не пора ли тебе изменить тактику боя?

– Для собственного оправдания отступать, казниться и каяться, заниматься самобичеванием? – удивленно подняла брови Инна.