«Грядет зима – пора забвенья…» Грядет зима – пора забвенья. Вся степь готовится ко сну И ждет снегов прикосновенья, Чтоб в их зарыться белизну. И хутора живут зимою, Уже давно считая дни, Когда метель седой каймою Украсит чахлые плетни. «Раскудрявился Дон своевольный…» Раскудрявился Дон своевольный, Пляшет зыбь в ледяной черноте. И срывается берег бездольный, Растворяясь в голодной воде. Так и мне доведется однажды Обрести неизбежный покой И познать утоление жажды, Став минувшим природы донской. «Когда луна младая проступает…» Когда луна младая проступает На синеве, влекомой тишиной, И наливное солнце выкипает, Ложась на дно притворною блесной, Робеет высь при встрече с темнотою, Являя дня портвейновый закат. И снова звезды грезят слепотою, Чтоб ночью в бездну прыгать наугад. Но утро вновь развеет чары власти Безокой тьмы, отринув путы сна, А из волны, исполненная страсти, В рассветный час покажется блесна. «Пахнуло степью на город спящий…» Пахнуло степью на город спящий. Девичьим цветом встревожен смрад. Еще не выстыл асфальт кипящий И не изведал ночных отрад. Но стерты звезды и свет потушен. Не терпит город степных штормов. Он будет вечно уныл и душен, Храня болото немых домов. «Проснись, казак, услышав звень капели…» Проснись, казак, услышав звень капели, Глотая волю брошенных ветров. И вздрогнет твердь застывшей колыбели, Сорвав петлю дремоты с хуторов. Но гнев отринь при встрече с пустотою. И не чуждайся вспыхнувшей тоски. Воскреснет степь, согретая мечтою, Унылому забвенью вопреки. «Застыл ноябрь за окном…» Застыл ноябрь за окном, Уснув на листьях мутной лужей. Но снег живет грядущей стужей И спеет в небе ледяном. Теперь ему недолго ждать Отрад в объятии сердечном Земли, а после, в танце млечном Кружиться, тлеть и трепетать. «Заснула река разлихая…» Заснула река разлихая, Укрывшись огнями домов, И дремлет деревня глухая Под проседью теплых дымов. Дичает к дороге тропинка В бурьяновой этой глуши, Но горстку рождает крупинка — Забытая всеми глубинка Забытой славянской души. «Пали росы. Печет невозможно…»
Пали росы. Печет невозможно. А не вышел ведь утренний срок! Но крадутся ветра осторожно По краям запыленных дорог. Только солнцу плевать на их силы, Пуще прежнего будет жара. И зажгутся в объятьях Ярилы Осторожные прежде ветра. Дубовка Встречай меня березами на склоне, Пронзая беззаветной тишиной. И я опять усну на робком лоне, Укачанный знакомою волной. А где-то в убаюканных глубинах Дубравы будут ластиться ко дну, Держа стихию русскую на спинах, Судьбу давно имея с ней одну. Приближусь к уцелевшему покою, Как солнце всякий раз к обрыву дня, Чтоб душу мне исполнила тоскою Нетленная ушедшая родня. «Седая пелена пленила степь ночную…» Седая пелена пленила степь ночную И грудится копной на лохмах ковыля. Но встретила тепло завесу накипную Испитая луной холодная земля. Не нужно ей ни звезд, ни мертвенного света, Чертогов надоел рисунок хохломской. И ждет лишь одного обитель сухоцвета, — Когда опять зима дарует ей покой. «Вкушаю свежесть рощи белой…» Вкушаю свежесть рощи белой Под изумрудной сенью крон, И дух весны живой и спелой Теснит меня со всех сторон. Но вот уже не за горами — Купала, жаждущий костров, И позабытая ветрами Зола ленивых вечеров. «Присмирели метели крылатые…» Присмирели метели крылатые, Пред весною почувствовав страх, И купаются степи разлатые В заблудившихся сирых ветрах. Только лютень ленив и медлителен. Власть едва ли ему надоест. Будет холод настойчив и бдителен, Чтоб не бросить излюбленных мест. «Пестрила степь весенняя за Доном…» Пестрила степь весенняя за Доном, Некрашеной прельщая простотой И птичьим растревоженная звоном, Жила неистощимой суетой. А я, пронзая дали жадным взором, Стоял на супротивном берегу И таял, переполненный простором И чувствами к родному очагу. |
