Передав родичам приветы и сувениры, опять помчал в Москву. Надо было успеть на поезд до Арзамаса, бывшего секретного городка, где он должен был купить радиоаппаратуру для фирмы.

Автобус-экспресс только-только набрал скорость, как он почувствовал, что кишечник, или желудок, или черт знает что, решил функционировать самостоятельно, не учитывая каких бы то ни было нужд всего организма.

Всю дорогу до Москвы между организмом и малой его частью шла незримая «война гигантов». Несколько раз мозг порывался сдаться: попросить остановить автобус, выйти, затеряться в сосняке и сидеть, сидеть, сидеть под каким-нибудь кустом, пока желудок не отпустит. Но мужчина сжимал до головокружения, скажем так, челюсти, до холодного пота на лбу, усилием воли воображал себя йогом, математической системой, частью теории относительности Альберта Энштейна…

И это помогало. Формула была проста: два часа, всего два часа – дорога до Москвы, путь в метро и… полчаса после отправления поезда.

И все же, все же… Была эта надежда на «вдруг»!

Влетев в купе, быстро переоделся, чувствуя, что почти уже теряет сознание, деревянно ступая, направился к проводнице.

– Понимаете… Я из тех, у кого ненормальный желудок. Можно не через полчаса после отправления, а раньше, чуть раньше открыть… место общего пользования?

Юная улыбчивая рыжеволосая топ-модель в синем с иголочки костюме проводницы радостно ответила:

– Санитарная зона кончится через два с половиной часа после отправления поезда.

– Спасибо… Спасибо, извините.

Мир качнулся и чуть позже обрел твердость. Мозг быстро перепрограммировал временнóй отрезок ожидания будущего облегчения, хотя и не исключил варианта целлофанового пакета, который можно потом выбросить в неплотный стык между вагонами. Но и этот вариант рухнул: в купе вошла сияющая молодая женщина с ухмыляющимся подростком, который почти сразу же куда-то подевался.

Как во сне он подчинился попутчице: зачем-то уложил все вещи и костюм вместе с вешалкой в ящик под спальное место. Он был на грани позора или обморока. Санитарная зона длилась и длилась. Соседка доверительно продолжала о чем-то говорить. «Приятная женщина… В иных обстоятельствах и общение могло оказаться приятным». В кишечнике резануло, взбычилось. «О боже! Куда бежать?!»

В купе вошла топ-модель. Она улыбалась. Еще бы! В двадцать лет быть при деле, ловить ежечасно восхищенные взгляды пассажиров мужского пола, иметь собственное купе, ключи от туалета – отчего бы и не радоваться жизни? Взяла билеты. Уже уходя, обернулась, поманила пальцем белого с лица, несчастного, такого приятного, растерянного мужчину и таинственно прошептала ему на ухо:

– Минуток через десять подойди в мое купе. Я открою служебный туалет. Но чтобы ни-ко-му! Понял?

– Ясно! Еще бы… – прошептал он.

Попутчица не могла сравнить мужчину – какой он вообще и какой теперь. Бледнолицый, какой-то чуть-чуть плутоватый. Понятно, не каждый раз попадаешь в купе на всю ночь с понимающей женщиной. «Рыжая уродка! Задом вертит, как дома перед зеркалом… А он! Уже готов на нее клюнуть. Изменился в настроении от ее шептаний. Ничего-ничего… она тут на ночь не поселится».

Какое же это блаженство, когда не самая главная, но такая садистская часть человеческого организма наконец-то получила безграничную свободу! Он расслабился и даже мог бы начать любоваться внешним миром, общаться с попутчицей, но усталость от всего пережитого усыпляла. Он сквозь сон улавливал отрывки фраз о ее первой любви, о ее трудностях с взрослым сыном, о каком-то алкаше. Из вежливости пытался даже поддакивать, но сон победить не удавалось.

«Что-то я заболталась. Парень, чего доброго, еще и уснет… А он ничего. Хорошенький. Не хамит. Другой какой уже бы полез. Сколько раз было: купе полно людей, хоть и храпящих, а обязательно какой-нибудь присядет на твою полку и давай лапать… Уснул! Ты смотри, совсем уснул. Или нет?.. Простыню сбросил, трусишки импортные… Вот уж эти умненькие! Нагородят, чего только могут… Встал бы да присел ко мне. Женщина, что ли, всегда все должна делать? Может, он думает, что я уже сплю?..»

Сон был взорван жестоким позывом не самой главной части организма. «Опять… О господи!.. Ничего-ничего, теперь все, что надо, открыто. Тихо встать, чтобы не разбудить соседку… А она и не спит? Ворочается, кхекает…» Мужчина посмотрел на свои «командирские». Флуоресцентные стрелки показывали, что прошло больше часа.

Стараясь на всякий случай не очень шуметь, он надел трико, накинул рубашку и тихо шмыгнул из купе.

«Куда это он?.. Покурить или в туалет? Присяду-ка к его приходу… Красоты какие за окном. Деревья… Лес, в общем. И огоньки… Что же это такое я делаю?! Нервы совсем сдали. Лучше лягу. Почувствует – присядет. Нет? Значит – нет!»

Его не было очень долго…

Не почувствовал, не присел. Улегся и, не сдержав блаженства от наступившего облегчения, тихохонько протяжно простонал. Уснул почти сразу же.

«Рыжая! Как же я не поняла! Они условились еще тогда, в самом начале… Кобель!!!»

Поезд, с привычным безразличием пожирал ночные километры, волоча сквозь тьму судьбы людей, их сны и нелепости жизненных ситуаций. Кто-то тревожно или блаженно спал, кто-то никак не мог уснуть по непонятным железному локомотиву причинам…

Мужчина проснулся с полным ощущением счастья. Тело его валялось и просвечивало. Он провел ладонями по своей радостной коже и подумал, простим его, шаблонно, отчего мысль не утратила своей первозданности: «Как мало надо человеку для полного счастья!» Скосил глаза налево, на соседнюю полку, и встревожился – не проспал ли Арзамас. «Да ну! Нет же… Рыженькая не допустит».

Соседки на месте не было. «Вышла, наверное, раньше. А говорила, что едет до Арзамаса… Вот досада! В кои-то веки оказываешься в купе вдвоем с приятной женщиной – и на тебе!»

В помещении вокзала передвигались полусонные люди, среди которых он увидел свою соседку, тащившую непомерные сумки к выходу, надо думать, на автобус.

– Доброе утро! Позвольте, я вам помогу, – нагнулся было мужчина к ее сумкам. Но в ответ – якобы не узнающий, стеклянный взгляд бывшей попутчицы…

Ну да… Ну вот я все взял и бросил и принялся описывать все именно так, как оно и было!

Как опишу, так и опишу… А с чего это я, собственно говоря, так взвился?! Ну, была какая-то вертихвостка, ну назадавала своих вопросиков, попивая кофе и игристое винцо, ну тело сатанинское, ну умотала восвояси час назад…

Ого! Час едва прошел, а я уже и за перо схватился, урод. Ну, была и была, ушла и ушла…

«Лапушка, лапушечка»… Это из ее жаргона. Откуда этот жаргон она переняла, я знаю: в этом словесном потоке сам путался. Думаю, больше не увижу… Но и то неплохо, что среди свинцово-серого мира дождя, грязи, гнилой осклизлой листвы из ночи возник белый «мерседес» на фоне черной паутинной плетенки из вязовых веток, боярышника и, по-моему, лоха серебристого…

«Лох»… Теперь этим словом подростки обзывают заторможенных, то есть дураков без больничного диагноза. Но это меня не касается. Пока, по крайней мере…

Оставалось полста метров до места, где я сворачиваю к своей даче с основной трассы. Уж и расслабился. Три-четыре минуты, и я – в тепле родных пенатов. И вот тебе! Белый «мерседес» в кустах. И громкие речи, и ревущая из динамиков песня «Что такое осень – это небо…».

Компашка и компашка! Мало ли тут таких видывал. Местечко удобное. От центра пять минут езды, и на тебе – все для интимных удовольствий страждущей плоти: кусты, тьма, редкие авто, как будто вдали огни города, прохожих вообще не подразумевается.

Обычно такие пикнички пульсировали в сторонке, а тут – прямо поперек моего привычного пути! Только и подумал: «Хорошо, что от водки отказался, – живо соображаю, прекрасно ориентируюсь во времени и пространстве. От одного-другого, если что, отмахнусь, а остальные, будь их хоть сто, и не успеют понять – куда это я так сразу делся». А никуда! В овраг упал и умер!