– Мэри Фишер?

– А, чёрт, точно! В общем, она в курсе, сказала, что итоговое решение за вами.

– Вы правы, не будем рисковать, в конце концов, у нас ещё вагон времени. А этот ящик никуда не денется, можно и подождать.

Я вылез из-под одеяла, надел тапочки и подошёл к окну. По стеклу барабанил сильный дождь, всё небо было затянуто свинцовыми тучами.

Можно было подумать, что сейчас не восемь утра, а все шесть или девять часов вечера. Мне вспомнились похороны Стива. Была такая же погода. Я частенько приходил к нему на кладбище, приносил цветы, наводил порядок. Мы с ним были как два брата, об этом говорила даже его мама, мисс Беркинс.

Всё произошло десять лет назад, а я помню этот злополучный день так, будто это было вчера. Стив всегда равнялся на меня, и я думаю, он бы сейчас гордился мной.

Я встал и отправился на кухню готовить завтрак, по телевизору транслировали саммит, посвящённый космической программе. Там выступал наш президент Уолли Форд. Он всё рассказывал, как важно для США космическое слияние и насколько это продвинет нас к изучению Вселенной. Я мало что понимал из его монолога. Вдруг позади Форда на фоне его охраны появился человек. Я тотчас узнал в нём того незнакомца, который отговаривал меня на складе от этой поездки.

Странно… Почему именно я?.. И зачем все эти рассказы и наставления?.. Может, это какой-то заговор?

Я так увлекся размышлениями, что не заметил, как остыл мой завтрак. Разогревать его повторно мне было лень, поэтому пришлось есть холодным. Я решил позвонить начальнику нашей службы безопасности Фрэнку Брауну, чтобы узнать, кто ещё кроме меня и грузчиков имеет доступ к складу.

Набрав номер, я услышал в трубке:

– Служба безопасности, Фрэнк Браун у телефона.

– Фрэнк, привет, это Дэвид Барелл из отдела логистики.

– А, Дэйв?.. Здарова, старый пёс! Всё путешествуешь? – смеясь, произнёс в трубку Фрэнк. – Чем могу быть тебе полезен?

– Скажи, кто вчера мог иметь допуск к складу?

– Сейчас посмотрю… Нет, кроме тебя и Адамса больше никого не было. Так, по крайней мере, я вижу по системе.

– Это было в районе обеда, где-то около четырёх часов дня.

– Только твой пропуск показывает, больше никого не было. Не понимаю, что ты пытаешься найти… Камеры слежения показывают, что ты один на территории, ходишь, что-то высматриваешь.

– Очень странно… Неужели больше ничего нет? Я отчётливо помню все детали, помимо меня там был ещё кто-то, я же не выжил из ума… Тут явно что-то не так, не мог же он испариться.

– Ох, Дэвид, не знаю, что ты пытаешься откопать. Но я тебе говорю как есть.

– Ладно, я понял. Спасибо.

Наступил вечер… Я основательно подготовился к этому событию. Взял тёплые вещи. Россия, как известно, всегда славилась своими сильными морозами и переменчивой погодой. Хоть на дворе и был апрель, но чёрт его знает, что меня ждёт там. В любом случае, если что, то уберу вещи в рюкзак.

Я приехал в аэропорт, прошёл пограничный контроль, после чего поднялся на борт. Капитан Дженкинс приветливо поздоровался со мной и сказал, что я могу занять в салоне любое свободное место. Несмотря на свою боязнь самолётов, я сел у иллюминатора недалеко от аварийного выхода. Оператор закрыл дверь, и Дженкинс, получив добро от диспетчера, приступил к рулению.

Оказавшись на полосе, я в очередной раз вспомнил слова того незнакомца со склада. Всё это второстепенно, меня больше волнует, как я отдам этот контейнер и вернусь домой.

Затянув ремень безопасности и подняв иллюминатор до упора, я приготовился. Дженкинс гаркнул в динамик, мы получили разрешение на взлёт. Капли дождя барабанили по обшивке и стекали по лобовому стеклу. Дженкинс перевёл управление на взлётный режим, и наш самолёт с диким рёвом стал разгоняться.

Меня вдавило в кресло, ладони намокли от пота. Ещё мгновение, и эта многотонная туша, оторвав свои колёса от земли, стала лениво подниматься в чёрное небо. За окном появлялись вспышки молний. «Вот же жопа!..» – подумал я.

Прошло ещё несколько минут, и вот уже в иллюминаторе были видны огоньки ночного Техаса. Всё такое крошечное, словно гигантский муравейник, жуткое зрелище. Капитан отключил табло «застегнуть ремни», я встал с кресла и взял рюкзак. Достал из него бумаги, чтобы ещё раз всё проверить, воткнул наушники и решил немного вздремнуть.

Меня укачало, и я уснул как убитый.

Часа через два самолет стало сильно болтать, я проснулся. Дверь в кабину была открыта, Дженкинс сказал, что это всего лишь турбулентность, и посоветовал мне вернуться на своё кресло и расслабиться. Ещё через час он объявил, что мы примерно через полчаса будем проходить через грозовой фронт, но, по возможности, если диспетчер освободит трассу, мы его обойдём.

Я не обратил на это особого внимания, включил плеер, устроился поудобнее и опять заснул. Диспетчер посоветовал Дженкинсу забраться повыше и освободить эшелон для прохода гражданского судна, объяснив, что в этом районе очень большая загруженность. Дженкинс подтвердил смену эшелона, и мы поползли прямиком в грозовые лапы. За бортом был самый настоящий ад, дождь беспощадно молотил по обшивке самолёта. Дженкинс нервничал, метеорадар показал, что впереди идёт усиление бури, он знал, что если ничего не предпринять, то это может привести к катастрофе. Слева от нас блеснула молния, потом вторая, третья. Дженкинс принял решение уводить самолёт в сторону и начал выполнять вираж, но в этот момент молния попала в правый двигатель. На этом старом корыте был неисправен электростатический разрядник, отчего моментально началось возгорание. Пламя за считанные секунды охватило всё крыло, самолёт начал сваливаться. Дженкинс подаёт сигнал бедствия:

– Мэй-дэй, мэй-дэй, это борт «Американ WBJ1702», у нас пожар. Требуется срочная посадка, приём.

Я встал с кресла и направился к кабине, зайдя вовнутрь, спросил:

– В чём дело, капитан?

– Барелл, вашу мать, какого чёрта вы тут делаете?! Немедленно вернитесь на своё место и сейчас же пристегнитесь!. Мы попытаемся сесть на ближайшем…

Не успел Дженкинс договорить, как впереди моргнула яркая вспышка, она моментально ослепила нас. Самолёт сильно дёрнулся, и меня резко отшвырнуло назад. Я ударился головой и потерял сознание.

Со следующим ударом молнии отказало электрооборудование и система навигации, самолёт начал стремительно терять высоту. В следующие секунды произошёл взрыв, он привёл к повреждению обшивки фюзеляжа. Отлетевший двигатель задел руль высоты, тем самым заклинив его. Теперь Дженкинс не мог сделать ничего, кроме как смириться с неизбежным. Скоро нас ждало столкновение с деревьями. Самолёт с рёвом рухнул. Макушки деревьев немного смягчили удар. Борт пропахал несколько километров на брюхе, сшибая всё на своём пути, до полного торможения, пока не зарылся носом в болото.

Я помню, что меня вытащили из покорёженного самолёта какие-то солдаты, один, заметив, что я прихожу в себя, ударил меня по голове прикладом, и я вновь отключился…

Открыв глаза, я с трудом осмотрелся вокруг, держась левой рукой за голову. Это помещение изнутри напоминало больницу или военный госпиталь. Ко мне в палату зашла медсестра, увидев, что я пришёл в себя, она произнесла:

– Рада видеть, что вы оклемались, как вы себя чувствуете?

– Бывало и получше… Мэм… А что со мной случилось? Я почему-то ничего не помню… Только гул в затылке, и голова трещит страшно.

– Боюсь, у вас сотрясение мозга, – ответила медсестра. – Вам ещё очень повезло, что вы остались живы. Не каждому дано выжить в авиакатастрофе.

– Авиакатастрофа?! А где капитан и экипаж?

– К сожалению, выжили только вы, больше никто… Мне очень жаль…

– Ясно… Несправедливо… Где я? Это больница? В каком я городе? – растерянно спросил я.

– Военный госпиталь. Север-18, это единственный закрытый город, который остался после ядерной зимы. Вы извините Игоря за то, что он вас ударил по голове. Мы опасаемся… Ладно, вам нужно отдохнуть, а то я вас совсем заболтала.