Вместе с советскими войсками, под командованием маршала С. К. Тимошенко, 17 сентября 1939 г., согласно пакту Молотова – Риббентропа, в Галицию вошли и войска НКВД. Эти войска и милицейские органы должны были обеспечить беспрепятственную работу советской администрации по массовой советизации в кратчайший период населения бывшей буржуазной Польши. В больших и малых городах чекисты непокорным и упрямым «украинским буржуазным националистам» предлагали отдать управление своими частными предприятиями в «общенародную» государственную собственность. В небольших районных городках и селах крестьянам предлагалось записываться в колхозы по примеру Восточной Украины. Националисты не желали записываться в колхозы, не признавали «товарища Сталина вождем мирового пролетариата» и, что самое страшное, Москву не считали первопрестольной, и хотели подчиняться только духовной власти Ватикана. Сопротивление античеловеческой большевизации и советизации со стороны греко – католиков стало всенародным. ОУН и украинская греко – католическая Церковь организовали народ не только идейно и духовно, но, по сути, подняли вооруженное восстание против сталинского большевизма. В дальнейшем, в период немецкой оккупации Львова и всей Галиции, это сопротивление чужому гнету и чуждой власти привело к созданию в немецком тылу Украинской Повстанческой Армии, возглавляемой Романом Шухевичем.
В январе 1945 г. война между армиями Гитлера и Сталина переместилась с территории СССР в страны Европы. Несмотря на военные успехи по уничтожению гитлеровцев на внешних фронтах, Сталина крайне беспокоил внутренний фронт, образовавшийся на Западной Украине еще в 1939-ом. Сталин приказал Хрущеву, первому секретарю компартии УССР, ликвидировать УПА до 15. 03. 1945 г. Первая акция по ликвидации отрядов УПА была провалена. Не хватило сил. В Западную Украину были направлены новые дивизии и бригады внутренних войск НКВД. Но, и этой уже 200-тысячной армии оказалось недостаточно. Леса и Карпатские горы плюс симпатии и помощь населения помогли отрядам УПА сохранить боеспособность. Руководство МГБ СССР требовало активизировать агентурно – оперативную работу по поимке и ликвидации главных руководителей ОУН и УПА. Во Львове был введен необъявленный комендантский час.
УПРАВЛЕНИЕ МГБ ВО ЛЬВОВЕ
Мое направление и прибытие во Львовское обл управление МГБ УССР произошло спешным порядком. Я едва успел написать отчёт о работе, проделанной в оккупированном Львове. Не закончив отдых в крымском санатории, я съездил в Харьков к жене и детям и через три дня перевез их к матери в разрушенное Запорожье. Мать получила дом на правом берегу Днепра, в станице Новой, куда переселились многие станичники из старого, затопленного после строительства Днепровской плотины, посёлка Кичкас. Эти встречи с родными и друзьями были желанными и радостными. Но они меня и расстроили; по существу, я вновь отправлялся в неизвестность, покидая их, и не зная, сколько на этот раз продлится наша разлука.
Поезд во Львов тащился медленно. Дорога заняла двое суток. Разрушенные здания станций и вокзалов, отсутствие столовых или ресторанов, непомерные цены на продовольствие – всё это продолжало напоминать о войне, которая, как будто бы закончилась. Иногда негде было купить простого хлеба, и я вынужден был обращаться в привокзальную комендатуру с просьбой о пропитании. Естественно, мне не отказывали, когда я предъявлял свое предписание. Офицеры сочувствовали:
– Капитан, там, на Западной Украине, идёт настоящая война. Мы воюем с бандеровцами. Их там, в лесах, целые армии! – рассказывал майор – дежурный комендатуры Днепропетровского вокзала, – Мне брат прислал с попутчиком письмо. Горячо там у них. Будьте осторожны!
Во Львове меня охватило чувство одиночества, когда серым и мглистым утром я вышел на привокзальную площадь. Мало света, камень и сырость после солнечного Запорожья удручающе действовали на меня. Никто в этом городе меня не ждал – ни мои преданные однополчане, ни родные. Как скоро мне удастся свидится с ними? Я сдал чемодан в камеру хранения и вышел на привокзальную площадь. Несколько человек строительных рабочих возводили леса вдоль разрушенных стен вокзальных строений. По пустынной площади прохаживался военный патруль. Я сел в аккуратный сине – желтый трамвайчик. После больших, с облупившейся краской, тяжелых запорожских трамваев, этот мне показался детской игрушкой. По привычке «немецкого офицера», я сел в первое отделение вагона и сразу же почувствовал перемены. Салон вагона уже не был разделён цепочкой на два отделения. Во время оккупации Лемберга в первом отделении трамвая разрешалось ездить только немцам и их гражданским друзьям. Даже, если спереди было пусто, а во второе отделение было невозможно влезть, жители города не могли воспользоваться первым отделением. Иногда под страхом смерти, некоторым смельчакам удавалось проехать одну – две остановки, но это было риском, на который шли ненормальные. Обычно, на передней площадке ехало всего несколько немцев, тогда как в задней части трамвая, люди стояли плотной сбившейся массой. Из-за этого трамвайчики проседали на задние колёса и ездили с «задранным» вверх носом.
Первый номер трамвая шел от вокзала в центр города. Оба вагона были битком набиты разной публикой. С трудом забирались внутрь сельские женщины, нагруженные за спиной огромным полотняным узлом, с завязанными вокруг шеи концами материи. Этих женщин в шутку окрестили «парашютистками». Это был, действительно, продовольственный десант, благодаря которому в послевоенном Львове были относительно дёшевы и картошка, и капуста, и даже фрукты. В салоне я затесался между двумя интеллигентами в тёмно – зелёных шляпах. Мне надо было попасть на улицу Пелчинскую, где находилось управление госбезопасности. Круто повернув, трамвайчик выехал к величественному католическому костёлу Святой Елизаветы. Три шпиля костёла, как три мощных луча, расширяющихся книзу из благих и далеких небес, возвышались над привокзальной площадью. Ниже по улице Городокской виден был купол греко – католического собора святого Юра. Австрийцы построили «Святую Эльжбету» намного позже святого Юра, перед самой Первой мировой войной, с целью укрепления католического духа в Галиции. Они не пожалели денег и пренебрегли древними обычаями, по которым храмы строились в тихих местах, на зеленых холмах, как собор святого Юра. Когда строили святую Эльжбету, площадь уже была сильно застроена, и движение через неё с вокзала и на вокзал было очень интенсивным. Этот храм был построен тут явно ни к месту. Тем не менее, это была одна из многих львовских исторических достопримечательностей, и даже в это мглистое утро портал собора был украшен живыми цветами. Миновав костел, трамвай свернул на улицу Льва Сапеги – известного польского государственного и военного деятеля 16 века. Польское название этой, одной из центральных улиц города, не воспринималось военно-историческими амбициями немецкой администрации, и улицу переименовали на Фюрстенштрассе. Советская власть также внесла свою поправку, и улица стала называться именем Сталина.
Возле Политехнического института я вышел из тесного трамвая и решил немного пройтись. Я миновал трехэтажное мрачное здание бывшей тюрьмы гестапо на ул. Лонского. Его серые фасадные стены были отделаны декоративным рустом, – с выпуклыми прямоугольниками, отделенными глубокими разрезами, по которым ловкий скалолаз мог бы подняться до самой крыши. В период немецкой оккупации города, мне однажды пришлось побывать в этой тюрьме. По рекомендации Бизанца, с которым я был в хороших приятельских и служебных отношениях, я попытался, якобы с целью подбора агентуры, проникнуть в камеры к некоторым заключённым. Меня интересовали советские военнопленные. Как только о моем появлении в тюрьме стало известно шефу львовского гестапо, генералу Генриху Мюллеру, он тут же запретил мне посещать эту тюрьму. «Тюрьма – это детище и предмет особой заботы именно гестапо. Абверу – нечего в ней делать», – так заявил нам генерал. С тыльной стороны, которая выходила на монастырь святого Лазаря, тюрьма имела просторный дворик, отгороженный от улицы трёхметровым каменным забором. Во дворе, над тюремной крышей возвышалась металлическая конструкция, собранная из уголков, образующих опорные фермы, и четырех труб, проходящих внутри ферм. На самой верхней площадке конструкции была установлена ёмкость. Бизанц говорил мне, что это сооружение было построено по замыслу и приказу Мюллера. С помощью капли воды, падающей на темя заключенного с высоты пятнадцати метров, сотрудники гестапо добивались нужных признаний. Фашистский рейх славился подобными изобретениями.
