Повисла пауза. Быстрая испанская речь болельщиков, их громкие выкрики не давали сосредоточиться, и всё же через некоторое время Глеб буркнул:

– Я тебя люблю и потому хочу, чтобы ты была счастлива!

Виктория никак не отреагировала и не отрывала глаз от поля – казалось, она была увлечена игрой. Авантюризм в ее душе боролся с теплыми чувствами к Глебу. Еще немного и она могла бы влюбиться, полностью посвятить ему свою жизнь, но неожиданное поведение Жукова, который хотя и говорил, что любит, но в то же время толкал ее к другому человеку, смущало.

Почему он так убежден, что у нее что-то получится с этим футболистом? Ведь таких людей, как правило, увлекают только манекенщицы с известными именами? Виктория, конечно, обладает внешностью, не уступающей Наталии Водяновой, но ведь она далеко не знаменитость ни у себя на родине, ни тем более в Европе. Откуда такая твердая уверенность, что Урбано заинтересуется ею? Вечно он схватится за что-то невероятное и упорно требует его исполнения.

– Жуков! – она резко повернулась так, что тот дернулся, будто ему что-то угрожало. И в самом деле, ему показалось, что Виктория собирается предупредить о приближающейся опасности. Он уже привык думать, что его вот-вот схватит Интерпол.

– Каким образом я познакомлюсь с ним? – спросила Виктория, и Глеб понял, что она решилась на сомнительную авантюру.

Покончив с пудингом «крема каталана», Виктория энергично взялась за другую тарелку. Со стороны могло показаться, что она давно не ела сладкого, но потребность в нем всегда появлялось у нее в моменты сильной озабоченности или тяжелых переживаний. Решительно хрустнув медовым турроном, Виктория обронила на стол кусочки орехов. Затем сделала несколько глотков шампанского. Удовольствие от сладостей и любимого шампанского быстро сменилось тревогой от волновавших ее мыслей. Почти автоматически она смахнула со скатерти крошки, скорее потому, что их присутствие было ей неприятно, чем из-за беспокойства за опрятность столика в модном ресторане «Эль Плато» на площади Кановас де Кастилльо, куда она забрела, погруженная в тяжелые раздумья.

Горькое сознание, что Жуков предпочел ей свободную жизнь, не давало покоя самолюбию. Жалость и сочувствие к себе охватили ее. Скорее всего ей не везет с мужчинами, потому что на ней лежит венец безбрачия. Последняя ночь с Глебом в отеле – всего лишь еще одна попытка осуществить их внутренние, может быть и не в полной мере осознаваемые планы на совместное будущее.

Женщине часто кажется, что особая искорка, промелькнувшая во взгляде мужчины, или явно ощущаемая теплота жестов и голоса – сигнал, что этот мужчина входит в ее жизнь волею судьбы. А если это так, то и ей нужно сделать все, чтобы судьба осталась довольна. Конечно, порой и мужчины бывают не менее коварны, чем женщины, используют разнообразные приемы и трюки, чтобы показать, что их единение предопределено свыше. Но практически всегда, рано или поздно, лукавство и обман становятся явными, принося разочарование, страдание или обиду друг на друга.

Но искренность отношения Глеба к Виктории была очевидна. В нем не было трюкачества или простого флирта, цель которого любыми способами заманить женщину в постель и поставить еще один плюс в перечне своих мужских побед. Искренность Глеба подтверждалась видимым беспокойством о ее будущем и нежеланием связывать себя серьезными отношениями, поскольку он не может дать ей того, что он считал необходимым.

В этой истории Виктории было не совсем понятно, откуда у Глеба появились меркантильные соображения, что он должен обеспечить ее по полной программе, границы которой он четко определил. Неужели она каким-то образом дала ему понять, что любой нормальной девушке нужен прежде всего обеспеченный муж?

Конечно, Виктория далека от примитивного восприятия жизни типа «с милым рай и в шалаше», но ведь ей, прежде всего, хочется простой человеческой любви. Любви к мужчине, который, так же как и она, самоотверженно и сильно полюбил бы ее. Она была готова к совместному с любимым человеком преодолению житейских трудностей и созданию такого будущего, которое отвечало бы ее идеалу.

Вспоминая о своих неудачах в поисках единственного человека, который бы отвечал ее ожиданиям, она подумала, что может быть стоит изменить своим принципам. Почему бы не найти самостоятельного, много достигшего в жизни человека, с которым можно было бы спокойно, во взаимном уважении, прожить долгие годы, реализуя свои мечты. Ведь так живут многие, кто создал семьи без страстной, всепоглощающей любви. Тем не менее, они по-своему счастливы и долгие годы живут согреваемые мягким теплом домашнего очага и взаимной симпатией, которая сродни спокойной безыскусной любви. Наверное, такой путь тоже возможен и даже приемлем для нее.

Мысли вновь вернулись к Глебу. Если судить по его рассказам, он почти готов, как говорится, предложить руку и сердце. А жениться – значит быть готовым к серьезным и стабильным отношениям, к появлению детей. Почему же сейчас он отказывается от этого и упорно доказывает, что ей нужен другой мужчина, такой как Урбано Манрикес? Значит, про женитьбу было сказано для красного словца? Значит, он не испытывает к ней никаких чувств, коль готов спокойно отдать другому, как использованную и ненужную вещь?!

Виктория энергично разжевала последний туррон, вкладывая в этот процесс не только удовольствие, но и злость к Жукову. Почему радость и злость всегда идут друг за другом? Почему, наслаждаясь сладким, думаешь о горьком? Неужели так устроена жизнь? Подумав, что это очень непростой и даже философский вопрос, над которым нужно подумать в другом месте и в другой ситуации, она заказала еще бокал шампанского.

Вдруг на Викторию нахлынули воспоминания детства. Она – маленькая пятилетняя девочка, никогда не любившая играть в куклы. Ей нравились конструкторы, наверное, потому, что их дарили чаще, чем что-то девчачье. Она все время пыталась выстроить из этих разнообразных, но в чем-то похожих конструкторов идеальный дом, где будут жить все вместе – Виктория, ее муж и дети. Дом почему-то всегда получался не таким, каким она его мысленно представляла. Те игрушки, что у нее были, не позволяли собрать обычную по ее представлению семью, где все так или иначе должны быть похожи друг на друга.

В роли папы долго выступал медведь, одетый в русский кафтан, она сама была мамой в теле маленькой куклы-карапуза с двигающимися руками и ногами, в ее детском представлении красиво одетой, а в роли детей выступали солдатики, невесть откуда появившиеся, но скорее всего подаренные соседским мальчиком.

Виктории не нравилось, что члены созданной ею семьи были разными и непохожими. Но выбора у нее не было, а просить родителей купить что-нибудь более подходящее ей и в голову не приходило, потому что просить она не умела даже совсем маленькой.

Укладывая спать мишку-отца, она каждый раз приходила в ужас, понимая, что муж у нее совсем не хорош и вдобавок непонятного возраста. А поскольку лицо куклы-карапуза не соответствовало платью, то и себя она чувствовала далеко не красавицей. Их детки – солдатики, которых приходилось укладывать спать вместе с ружьями, не всегда помещались в устроенном жилище. Поэтому Виктории приходилось по нескольку раз все переделывать.

Впрочем, мишка-муж ей вскоре надоел, и она нашла себе нового – сувенирного японского самурая, которого отец привез из дальней поездки. Карапуз в женском обличье был заменен на старую куклу с невпопад открывающимися и закрывающимися кукольно-красивыми удивленными глазами, которая хриплым голосом произносила «мама». Из-за своих размеров ей приходилось спать не в домике, а рядом с ним.

Чтобы объяснить ситуацию, Виктория придумала, что семья живет в жаркой стране, поэтому родители спят на улице, а дети дома. Солдатиков вскоре заменили две маленькие принцессы, правда в средневековых нарядах, но, по крайней мере, теперь у всех персонажей внешность была почти одинаковая – человеческая.