— Это спальные комнаты, — ответила на её немой вопрос Мирэ и, отперев дверь, пропустила её вперёд. — Большинство девушек спят на этаж ниже, в комнатах на несколько человек, но Чонгук сказал поселить тебя сюда.

Девушка с интересом осмотрела очень просторную комнату с большой кроватью, застеленной вовсе не красным — как она предполагала — покрывалом, и с совершенно обычными бежевыми обоями. Тут был большой плательный шкаф, несколько пустых книжных стеллажей, большой стол в углу, пара тумбочек у кровати, комод и ещё одна дверь, ведущая, судя по всему, в отдельную ванную.

— Судя по лицу, ты ожидала совсем другого, — усмехнулась женщина, подойдя к ней едва ли не впритык, и скрестила руки на груди.

— Представляла себе иначе комнаты в борделе, — честно призналась Еын. — Более… развратными.

— Здесь спят, а не работают. На втором этаже всё именно так, как ты себе напридумывала. Однако… — она вдруг обхватила пальцами её подбородок, длинными ногтями неприятно проехавшись по коже, и всмотрелась в её лицо. — Что в тебе такого особенного? Молоденькая, фигуристая и смазливенькая… И всё? Как тебя зовут?

Еын сощурилась неприязненно и едва удержала себя от того, чтобы вцепиться в её руку в ответ. Она вместо этого лишь посмотрела на неё, во взгляд вложив все чувства, и скривила губы.

— Убери руку, — неожиданно холодно даже для самой себя процедила девушка. — Я несколько раз не предупреждаю.

Женщина скривилась, но спорить с ней на удивление не стала, тут же разжав пальцы на её подбородке. Еын хмыкнула и, развернувшись к ней спиной, прошла вглубь комнаты и бросила сумку на кровать. Её, в принципе, устраивало всё, кроме Мирэ, стоявшей здесь же. Хотелось избавиться от этой крайне неприятной женщины, но портить отношения не казалось возможным — она, в конце концов, тут, кажется, совсем не последний человек. Мирэ даже к Чон Чонгуку обращалась по одному только имени, и Еын совсем не сомневалась, что она — одна из главных проституток. Или как это правильно называлось?

— Выглядит так, будто ты сбежала от Мин Юнги, — хмыкнула Мирэ за её спиной, и девушка замерла, поджав губы. — Но ведь тогда ни Хосок, ни Чонгук не стали бы тебе помогать, верно? Стало быть, ты и правда его женщина.

— Не думаю, что тебя это касается, — кинула Еын и повернулась к ней лицом.

— Думаешь? — усмехнулась та, а у неё как-то странно дёрнулось сердце. — Хотя тут ты, конечно, права. Для женщины моего рода деятельности это действительно не имеет никакого значения, — она снова двинулась в её сторону и подошла невозможно близко, будто бы удовольствие получая от того, как нависает над ней, доказывая своё превосходство. — Но мне просто интересно… Было ли тебе так же хорошо с ним, как мне? И было ли ему так же хорошо с тобой, как со мной?

Еын замерла в очередной раз, поняв, о чём та говорит, и сжала ладони в кулаки. Этого почти наверняка стоило ожидать — Мирэ, в конце концов, вела себя слишком расслабленно и фамильярно для обычной женщины из борделя. Однако полученная информация всё равно кольнула куда-то под рёбра, и девушка закусила нижнюю губу. Было ли ей так же хорошо, как Мирэ? Почти наверняка ей было даже лучше. Было ли хорошо Юнги? Наверняка нет — она так и не позволила коснутся себя так, как ему хотелось, притворяясь больной, и это вдруг неприятно ударило по внутренностям. Еын понимала, что и рядом не стоит с такой роскошной женщиной, и всё же успокаивала себя отчасти тем, что именно она — не Мирэ — встречала его по вечерам и с большой радостью ныряла в невозможно тёплые объятия.

— А он хорош, да? — ухмыльнулась женщина, подавшись вдруг вперёд и зашептав ей на ухо. — Или тебе не нравилось? Я понимаю на самом деле… — вздохнула она притворно сочувствующе. — Не каждая девушка любит так, как он. Но мне нравилось… А тебе? Интересно, ушла бы ты, если тебе нравилось? — Мирэ коснулась костяшками пальцев её скулы, а Еын передёрнуло от отвращения. — Сильный и жёсткий мужчина… Может быть, ты ожидала от него другого? Какая жалость, что нежности ты от него так и не дождалась…

— Какая жалость, — усмехнулась девушка в ответ, набравшись смелости поднять взгляд, — что ты не знаешь, о чём говоришь. Тебе было интересно, что во мне особенного? — наклонила она голову и скривила губы. — В отличие от тебя, я с ним не трахалась. Да и о чём с тобой трахаться?.. В отличие от тебя, я знаю Мин Юнги. И в отличие от тебя, я точно знаю, каков он. Так что не пытайся задеть меня, Мирэ, и не смотри на меня свысока только потому что я младше. В твоих интересах, — прищурилась Еын, шагнув ей навстречу, — дружить со мной, а не враждовать.

— Угрожаешь мне? — дёрнула бровями женщина и чуть усмехнулась, а она растянула в улыбке губы.

— Лишь предупреждаю, — пожала правым плечом девушка. — Я бью первым делом в лицо, но мне ужасно не хотелось бы портить твоё, принося Чонгуку убытки.

Мирэ скривилась недовольно и, резко развернувшись, направилась на выход из комнаты, оставив Еын непонятливо моргать. Она уверена была, что это ещё не конец, что женщина скажет что-то ещё, что разозлит её невероятно сильно, однако та лишь скрылась за дверью, громко ею хлопнув, и девушка заинтересованно наклонила голову, услышав из коридора злобное:

— Маленькая сука.

***

Дни потянулись за днями, переживания за переживаниями, а мысли за мыслями, упорно не давая Еын покоя и хоть капли расслабления. Она редко выходила за пределы выделенной ей комнаты — лишь когда приезжал Хосок, кричащий о том, что принёс вести, или Чонгук, в очередной раз не справившись со своим рабочим компьютером, обращался за помощью, чувствуя себя явно крайне неловко. Но ей это действительно было в одну только радость, потому что таким образом Еын хоть немного отвлеклась от всего, что было связано с Мин Юнги, и начинала мыслить разумно и рационально, не считая дни и понимая, что он, кажется, действительно не сможет её найти. А спустя почти неделю в борделе хотелось этого невозможно сильно. Настолько, что девушка сама готова была собрать вещи и вернуться обратно с покаянным видом, наплевав на всё остальное.

Она иногда лежала на кровати, распластавшись звездой, и прижималась к подушке, сильно жмуря глаза и убеждая саму себя, что это Юнги. Еын страшно было дойти до того, чтобы начать самой себе запускать в волосы руку или губами тыкаться в собственное запястье, пытаясь поверить в присутствие рядом мужчины, по которому скучалось невозможно сильно. Но дурацкая гордость напополам с упрямством никак не позволяла сдвинуться хоть на миллиметр, чтобы приблизиться к тому, к кому сердце из груди рвалось невероятно сильно.

Еын, лёжа на животе и в очередной раз пролистывая статьи в Интернете то о политике, то об экономике, думала только о том, что наверняка всё же поднимется в один прекрасный день, когда истечёт срок, и действительно явится перед глазами Мин Юнги, потому что просто не выдержит. И плевать ей будет на то, что он мог спланировать это с самого начала, и на то, что опять поставит это кошмарное условие, заставляющее чувствовать себя в клетке. Не плевать было только на то, что она страшно в нём нуждалась: почти как в воздухе, почти как в еде и во сне. А ещё было страшно от того, что она сама могла вдруг оказаться ему не нужна.

Дверь хлопнула, закрываясь, и Еын закатила в недовольстве глаза, переставая на секунду болтать согнутыми в коленях ногами.

— Ты вообще научишься стучаться когда-нибудь? — хмыкнула она. — А если бы я переодевалась? Пришлось бы выколоть тебе глаза после этого.

Хосок на удивление ей не ответил, и девушка фыркнула, лениво опираясь на локоть и вопросительно оборачиваясь. Да только так и замерла. Потому что на пороге её комнаты, лениво привалившись к дверному косяку, стоял вовсе не Чон Хосок, и Еын сглотнула, не находя в себе сил ни на что другое.

Сердце громко ухало в груди и отдавалось в ушах, мысли путались и сменяли друг друга почти в панике, а ей самой очень сильно хотелось протереть глаза, чтобы убедиться в том, что Мин Юнги — вовсе не плод её воображения.