— Стой-стой-стой, — затараторил Югём, подхватывая её, правда, уже у самого пола. — Нельзя терять сознание, слышишь? — он тронул её лицо, а Еын выдохнула только:

— Обосраться…

— Чёрт, — пробормотал парень, зажимая ладонью её плечо и делая просто невыносимо больно, — откуда столько крови?..

— Как же больно! — выкрикнула Еын, сжимая веки до красных кругов под глазами, чтобы не опускать взгляд и не смотреть вниз, на совершенно неожиданно полученную рану. — Мне адски-адски больно, слышишь?!

— Тихо, — мягко проговорил Югём, только пуще прежнего, однако, зажимая рукой её плечо, — всё будет хорошо.

— Да обосрись, — процедила в ответ Еын, затылком впиваясь в стену. — У меня дыра в плече, чёрт возьми!

Еын почувствовала вдруг, как язык её начал ворочаться много медленнее, как по всему телу вместо одной только концентрированной жаркой боли разлилось что-то ещё, что-то мягкое и вакуумное, и она приоткрыла рот, выдыхая спокойнее.

— Нет-нет-нет, — снова затараторил Югём, и его захотелось только ударить, — не надо засыпать, не надо.

Еын очень хотела отмахнуться от него, очень хотела послать куда подальше и пообещать, вместе с тем, что это ненадолго, что она только прикроет глаза на пару мгновений, но не вышло почему-то ничего, язык не повернулся, а она откуда-то словно бы издалека слышала только, как причитал Югём без остановки, тормоша её: «Слишком много крови, Еын, не спи, нельзя». Но ей было плевать, сил словно бы не было, а ещё сознание ускользало песком сквозь пальцы, хотя девушка правда старалась держаться.

Она уже не услышала и не увидела — только почувствовала, как что-то вдруг изменилось, как воздух словно бы стал другим, а потом лицо пронзило жаром, откинуло в сторону, и Еын едва приоткрыла глаза. Всё перед ней расплывалось, было нечётким, едва понятным и различимым, однако девушка узнала всё же опустившегося перед ней на корточки мужчину.

— Смотри на меня, — проговорил Юнги, хватая её за подбородок, — не заставляй снова тебя бить.

Она невольно простонала, чувствуя, как невероятно больно снова стало плечу, но не нашла сил на то, чтобы хотя бы шевельнуть языком.

— Чёрт, у неё пуля на вылет, — услышала она чей-то очень знакомый голос. — Потеряет ещё больше крови, будут проблемы.

— Услышала? — проговорил Юнги, а Еын только сейчас поняла, что ей страшно холодно. — Даже если плохо, держись. Ты же сильная девочка.

Она приоткрыла губы, вдыхая морозный воздух, и осознала, что она до этого точно была не на улице. Там была комната, были диваны, были два трупа и был ещё, кажется, Ким Югём. Но тут было всё очень белое, было много людей, много слов и много действий вокруг, а ещё был Мин Юнги. Девушка посмотрела вверх, едва двигая глазами, и поняла вдруг, что же было не так.

— Юнги, — еле-еле прошептала она и, кажется, улыбнулась чуть дрогнувшими губами, — снег…

Еын в тот же миг прикрыла глаза, чувствуя, как последние силы, кажется, покидают её, и не обратила совершенно никакого внимания на то, как попытались встряхнуть её, приводя в сознание. Ей было холодно, но очень жарко на самом деле где-то внутри, и она отстранённо подумала о том, что в день её рождения, ровно двадцать лет* назад, тоже выпал первый снег.

Комментарий к Twelve

* - я решила для упрощения использовать европейскую систему исчисления возраста, так что поздравим Еын с наступившим совершеннолетием :)

Всегда очень жду ваших отзывов и мнений :)

========== Thirteen ==========

Еын пришла в себя как-то очень резко и неожиданно, почувствовав, будто кто-то словно вытянул её резко из сна, ухватив за грудки. Она приоткрыла рот, вдыхая полной грудью, и лёгкие в один момент заполнил едкий запах медикаментов — концентрированный настолько, что девушка едва не закашлялась. Еын очень быстро — неожиданно даже для самой себя — вспомнила всё то, что произошло прежде, хотя и подумала на миг, что всё — один только сон, мелькнувший перед глазами нечёткой картинкой. Но плечо тянуло как-то неприятно, оно ныло, хотя и не болело откровенно сильно и остро. Девушка проморгалась, смотря в расплывающийся перед глазами белый потолок, и подумала, что она наверняка под обезболивающими.

Еын едва смогла повернуть голову в сторону и увидела рядом со своей кроватью капельницу, трубки от которой тянулись куда-то вниз, куда голова не опускалась, и наверняка иголками заканчивались в её кистях. Больно правда почти не было — словно самой руки просто не существовало. И как раз это пугало больше всего. Девушка двинула тогда пальцами правой, с печалью осознавая, что была и остаётся левшой, и потянула руку вверх.

Она нащупала сначала свои ключицы, какую-то ткань — наверняка больничную одежду, — затем коснулась шеи и повела рукой дальше, одновременно мечтая и боясь дотянуться до пострадавшего плеча. То оказалось на месте, как оказалась на месте и рука, и Еын судорожно выдохнула от облегчения. Под пальцами были одни только шершавые бинты, но она всё равно не переставала касаться плеча, радуясь тому, что всё нужное осталось при ней. Ей не нравилось, конечно, что она не чувствует пальцев левой руки, что не может шевельнуть ими, но списывала всё на один только морфин — или что принято использовать в качестве обезболивающего? — и чувствовала, как подрагивают в успокоении уголки рта.

Еын вздохнула ещё раз, прикрыв на секунду глаза, и повернула голову в другую сторону, рассчитывая оглядеть больничную палату. Но на кушетке рядом с кроватью не было никого, кроме слишком узнаваемого мужчины. Девушка чуть дёрнулась от неожиданности, а потом почувствовала, как сердце застучало скорее, закладывая уши. Прибор, непонятно зачем подключенный к ней, запищал, кажется, в разы громче, и она поморщилась, чувствуя, как резко разболелась голова от этого пиликанья. Еын ещё очень хотела кинуть ему разозлёно: «Заткнись!», но язык словно бы прилип к нёбу и двигаться отказывался. Ей очень не хотелось, чтобы Мин Юнги проснулся только по той причине, что эта наглая машина-убийца решила вдруг разговориться. Он выглядел слишком устало — совсем не расслаблено — и Еын нахмурилась, насколько позволили это сделать лицевые мышцы, с трудом почему-то поддающиеся контролю.

Мужчина сидел на самом краю кушетки, скрестив на груди руки и вытянутые вперёд ноги. Голова его была опущена чуть вниз, а брови нахмурены несмотря на сон, что должен вроде как помогать отдыхать. Девушка плохо видела его в полумраке палаты и в темноте за окнами — то ли вечерней, то ли уже утренней, — однако смогла разглядеть, что он словно бы весь был в крови. Но Еын даже испугаться не успела как следует, потому что очень быстро вспомнила, как кричали громко разные голоса: «Да остановите кровь!», «Ей конец, если потеряет больше!» и «Четвертую каждого!» Девушка в итоге как-то очень легко поняла и приняла, что вовсе не его это кровь, и дышать стало легче. У Юнги на щеке — в том самом месте, где порезал его осколок стекла — был большой и крупный лейкопластырь, а на левом уголке губ — запёкшаяся кровь. Он выглядел усталым, побитым и подбитым, и Еын сглотнула, ощущая какую-то непонятную вину. Ей вдруг очень захотелось протянуть руку и коснуться его, но Юнги был невыносимо далеко, и даже позвать его казалось невозможным, потому что губы отказывались двигаться, а она невыносимо и невероятно хотела спросить одно только простое: «Ты в порядке?» Но Еын в итоге только прикрыла глаза, чувствуя, как непонятно откуда взявшаяся усталость задавила на веки, и сама не заметила, как снова провалилась в сон.

Когда девушка пришла в себя во второй раз, солнце за окнами светило очень ярко, слепя глаза, а ещё падал белый пушистый снег, и ей захотелось улыбаться. В палате не было никого, а за дверью слышно было, как ходят и разговаривают люди. Еын попыталась даже подняться, потому что невыносимым показалось лежать, но корпус почему-то отказался двигаться, и она, приподнявшись на какие-то жалкие сантиметры, снова бухнулась обратно на подушку. Девушка знала, что где-то обязательно должна быть кнопка вызова персонала, который мог бы ответить хотя бы на пару вопросов, но, оглядевшись по сторонам, таковой не нашла и снова прикрыла глаза, позволяя себе отоспаться, кажется, сразу за всю жизнь.