– Верно. – Он наблюдает за моей реакцией.

– О, боже! – в ужасе восклицаю я. – Как так вышло? Что случилось?

– Мы подозреваем убийство. Все, что я могу вам сказать.

Полицейский продолжает пристально смотреть на меня. Выражение его лица, которое раньше казалось мне дружелюбным, даже отеческим, стало жестким.

– Миссис Фоглер умерла в своей комнате, незадолго до рассвета. В ту ночь вы были с ней.

– О, нет, – шепчу я. – Кошмар. Вы ведь не можете думать…

– Продолжайте, пожалуйста, отвечать на наши вопросы, Клэр. – Он снова берет меня за руку. Потом и в третий раз. Дэвис продолжает делать заметки.

– Что случилось с видео? – наконец спрашивает Дурбан. – С тем, которое было сделано скрытой камерой. У кого оно сейчас?

Я вспоминаю.

– Я отдала его Стелле. То есть миссис Фоглер. Это стандартная услуга. В конце концов, она заплатила за нее.

– А сборник стихов?

– Он все еще в сумке. Я обычно не читаю стихи, но они, как ни странно, действительно интересные…

– Нам он понадобится, – перебивает меня полицейский.

Он достает пакет для улик, выворачивает его наизнанку и использует как перчатку, чтобы забрать у меня книгу.

– Вы не выясняли, что означают эти французские строчки? Какое стихотворение он, уходя, процитировал вам?

– Да, я почти уверена, что он процитировал мне строки из стихотворения «Прохожей». Оно о том, что вы видите кого-то на улице, обмениваетесь взглядами, но все равно расходитесь в разные стороны… Буквальный перевод: «О, ты, кого я любил! О, ты, кто тоже это почувствовал!»

Дурбан фыркает:

– Мда, очень мило. Я должен попытаться это запомнить. Итак, вы покидаете отель… Что потом?

– Я встречалась с друзьями.

– В баре?

Я киваю.

– Бар «Харли». Было много людей, они могут подтвердить, что я была там в половине десятого.

– И когда вы вернулись домой?

– Около семи утра… Я кое-кого встретила.

– Имя этого человека?

– Хм… Том.

– Фамилия?

– Я уверена, что у меня остался номер телефона.

Я роюсь в сумке и нахожу клочок бумаги.

– Да! Вот он.

Детектив Дурбан внимательно изучает клочок.

– Мне кажется, это «и». Тим, а не Том. Мы свяжемся с ним.

– Что вы сделали с деньгами, Клэр? – спрашивает детектив Дэвис, впервые заговаривая.

– С четырьмястами долларами? Я отдала их соседке по комнате. У меня большие долги по квартплате перед ней.

– Да нет, не с четырьмястами, – прерывает меня Дэвис. – С двадцатью тысячами долларов, которые вы украли из номера Стеллы Фоглер.

Я смотрю на него, голова идет кругом.

– Что? Да нет, вы ведь не думаете…

– Просто ответьте на вопрос, – добавляет Дурбан.

– Денег не было – во всяком случае, такой суммы. По крайней мере, я их не видела. Получается, я – подозреваемая?

– Подозреваемая? – Дэвис пыхтит. – Вы, знаете ли, уже признались в записи на скрытую камеру без согласия, в работе в качестве нелицензированного следователя, вымогательстве и заговоре с целью шантажа. Нам просто нужно покончить с этим делом – кражей и убийством, и вот мы его раскрыли.

– С убийством?

– По словам Генри Норта, той ночью вы поссорились с миссис Фоглер.

– Я же говорила вам, она странно себя вела.

– Итак, вы ушли, размышляя о ее грубости. А потом вернулись в номер, – говорит Дэвис. – Где у нее как раз оказалось много наличных. Генри Норт рассказал нам о ваших финансовых проблемах. Должно быть, это сильно раздражает – видеть женщину, которая гораздо богаче вас.

Я озадаченно качаю головой.

– Я же сказала – вернулась лишь потому, что хотела отдать книгу. Более того, Генри сказал мне – все, что я делаю для этой фирмы, законно. Если я записываю людей в общественном месте – это совершенно нормально. И я не буду приставать, если они сделают первый шаг. – Мне приходит в голову одна мысль. – Вы его-то допрашивали?

– Конечно, и мы тщательно проверим его счет. Так же, как мы проверим ваш и этого Тима.

– Вы убили Стеллу Фоглер, Клэр? – Детектив Дурбан спрашивает так буднично, словно интересуется, кладу ли я в кофе сахар.

Я смотрю ему прямо в глаза, не обращая внимания на глухой стук в груди.

– Нет. Я ее не убивала.

Повисает напряженная тишина.

– Детектив, выйдем поговорить? – предлагает Дурбан.

Они выходят, и я слышу приглушенные голоса за дверью. Затем Дурбан возвращается один.

– Мне нужны сведения по крайней мере о трех людях, которые могут подтвердить, что вы были в баре в половине десятого, – произносит он. – После этого можете идти.

Я смотрю на него с облегчением.

– Так значит, вы не думаете, что это сделала я?

– Мы перепроверим все, что вы рассказали. Если говорите правду, то мы сможем довольно быстро исключить вас из числа подозреваемых, но не уезжайте из города, не оповестив нас. Я настоятельно советую больше не работать на эту юридическую фирму. Это расследование убийства, мисс Райт, а не иммиграционная проверка, но, если мы узнаем, что вы нарушили условия пребывания, я не замедлю сообщить эту информацию в соответствующие органы.

С этими словами он начинает собирать бумаги, раскладывая их по стопкам. Я понимаю, что все это было игрой: классический допрос в стиле «хороший и плохой полицейский», рассчитанный на то, чтобы вселить в меня страх Божий.

Это сработало. Я все еще дрожу. Если бы я сделала что-то не то, я бы призналась этим двоим в мгновение ока. Смесь уверенности, дружелюбия и агрессии превратила меня в съежившуюся развалину.

Впрочем, даже сейчас, испытывая облегчение, я ловлю себя на мысли: «Что я могу извлечь из произошедшего?»

Когда я прихожу домой, вижу Джесс с тюрбаном из полотенца на голове, она одновременно переключает каналы, просматривает «Фейсбук» и красит бледно-голубым лаком ногти на ногах.

– Хорошо прошел день? – спрашивает подруга, не поднимая глаз.

– Не слишком.

Я рассказываю Джесс о полиции, об убитой клиентке. Вскоре она уже смотрит на меня с открытым ртом.

– Я чувствую себя ужасно, – заключаю я. – Если не считать персонала отеля, мы с Генри, судя по всему, были последними, кто видел Стеллу Фоглер живой.

– Они сказали, как она умерла?

Я в который уже раз качаю головой.

– Все расплывчато. Судя по тому, как они меня допрашивали, это было ограбление. Вероятно, мне придется дать показания в суде.

На мгновение в моей голове начинает разворачиваться непрошеная сцена:

Нью-йоркский зал суда, день.

Клэр Райт, одетая, как Вера Майлз в фильме «Не тот человек» – внешне хладнокровная и отчужденная, но явно нервничает внутри.

Прокурор

Мисс Райт, спасибо, что пришли. Ваши показания будут иметь решающее значение для исхода этого процесса…

– Ты сказала: «Фоглер»? – перебивает меня Джесс.

– Да. А что?

– В новостях какой-то сюжет о нем показывают. – Она нажимает на пульт и указывает на телевизор. – Вот здесь.

На экране – Патрик Фоглер. Его красивое лицо потемнело от усталости. Он стоит перед многоквартирным домом и разговаривает с целой батареей микрофонов. Вспышки мелькают на лице Патрика.

– Это он, – говорю я. – Сделай-ка погромче!

По мере увеличения громкости мы слышим, как он говорит:

– …благодарен за любую помощь, любую помощь вообще, которую вы можете оказать полиции Нью-Йорка.

Он останавливается, и шквал вспышек удваивается.

Кто-то сзади кричит:

– Каковы были ваши отношения с женой?

– Пресса – настоящая засада, – многозначительно говорит Джесс. – Ты знаешь, что это значит, не так ли?

– Что он разговаривает с прессой?

– Нет, глупая. Полиция считает, что преступление совершил Патрик Фоглер.

Джесс вздыхает под впечатлением от моего непонимания.

– Полиция знает, кто это сделал, но адвокат не дает им возможности задавать по-настоящему сложные вопросы. Они оповещают газеты, и журналисты теперь могут задавать вопросы за полицейских. Когда ты в следующий раз увидишь Патрика, он уже будет в наручниках.