Я нарочито небрежно тянусь за сумкой. Надеюсь, Рик не заметит, как дрожит моя рука.
Рик
Нет, подожди-ка… Тысяча. Хорошо!
Я
Номер комнаты?
Рик
Восемь четырнадцать.
Я
Я постучу в дверь через пять минут. Только не смотри консьержу в глаза.
Он встает.
Рик
(восхищенно)
Трюк со столом был весьма ловким. Ты забрала меня прямо перед носом бармена.
Я
Ты должен сам этому научиться. Тогда-то и получишь удовольствие.
Рик доходит до лифта и оглядывается. Я киваю ему и незаметно улыбаюсь.
Улыбка на моем лице исчезает, как только захлопывающиеся двери скрывают меня. Я беру сумку и иду к выходу.
Исчезаю.
Снаружи наконец-то перестал идти снег, пожарные гидранты, стоящие вдоль тротуара, одеты в белые снежные парики. Чуть дальше по улице меня ждет черный лимузин с выключенными фарами и работающим двигателем. Я открываю заднюю дверцу и сажусь.
Жене Рика около сорока пяти. Она выглядит утомленно, но дорого. Это наводит на мысль, что когда-то она сама была на музыкальной сцене – еще до того, как начала устраивать деловые обеды Рика и рожать детей. Она сидит на заднем сиденье рядом с Генри и дрожит, несмотря на теплый воздух, хлещущий из обогревателей.
– Все в порядке? – тихо спрашивает Генри.
– Да, – говорю я и вытаскиваю из сумки маленькую видеокамеру.
Мой вирджинский акцент пропадает. С обычным британским выговором кидаю реплику его жене:
– Послушайте, я скажу то, что всегда говорю в таких ситуациях, а именно – вам необязательно смотреть это. Вы можете просто пойти домой и попытаться все уладить.
Жена Рика произносит то же самое, что и все остальные женщины до нее:
– Я хочу знать.
Я протягиваю ей фотоаппарат.
– Как выяснилось, он регулярно пользуется услугами проституток, причем не только во время командировок. Рик сказал, что платит до пятисот долларов в Сиэтле, и только что предложил мне тысячу.
Глаза женщины наполнились слезами.
– Боже. Боже.
– Мне очень жаль, – неловко говорю я. – Рик ждет меня в номере восемьсот четырнадцать, если хотите, то пойдите и поговорите с ним.
В глазах жены не только слезы, но и гневный огонь. Запомни этот момент.
– Я, конечно, поговорю с адвокатом, но это будет специалист по разводам, а вовсе не мой муж.
Женщина поворачивается к Генри:
– Я бы хотела уехать.
– Конечно, – спокойно отвечает тот.
Когда мы выходим из машины, Генри садится за руль, а я иду дальше по своим делам; он незаметно передает мне конверт.
Четыреста долларов. Неплохо для вечерней подработки.
В конце концов, Рик был подонком. От него у меня мурашки бежали по коже. Высокомерный и агрессивный. К тому же обманщик. Он заслуживает всех обвинений, которые жена собирается в него бросить.
Так почему же, когда лимузин уезжает по грязному серому снегу, я чувствую себя мерзко и отвратительно от всего мною содеянного?
2
Теперь вам интересно, кто я на самом деле и что делаю здесь, в Нью-Йорке. Другими словами, моя биография.
Имя: Клэр Райт
Возраст: 25 (может играть 20–30-летних)
Рост: 1,7 м.
Национальность: британка
Цвет глаз: карий
Цвет волос: меняется
Таковы факты, но на самом деле не они вас интересуют. Вы хотите знать, чего я хочу. Это правило номер один, день первый, первое, что вы узнаете: именно желания определяют вас как личность.
Я говорила Рику правду – по крайней мере часть правды. Я хочу становиться другими людьми. И никогда не хотела ничего другого.
В любом списке десяти лучших актерских школ мира около половины будут в Нью-Йорке: Джульярд, Тиш, «Театр по соседству» и так далее. Все учат вариациям одного и того же подхода, основанного на идеях великого русского режиссера Константина Станиславского. Речь идет о погружении себя в часть чужой истины до тех пор, пока она не станет частью вас.
В нью-йоркских школах актерского мастерства актеров не учат играть. Там учат становиться другим.
Если вам посчастливилось пройти первый тур и быть приглашенным в Нью-Йорк на прослушивание; если вам посчастливилось получить место; если актерская игра была всей вашей жизнью с тех пор, как вам исполнилось одиннадцать (маленькая девочка, убегающая от однообразия унылых приемных семей, притворяясь кем-то другим), тогда вы один из тысячи и были бы безумцем, если бы не приняли это.
Я импульсивно подала заявление на курс актерской студии. Там училась Мэрилин Монро, которая тоже выросла в приемной семье. Я прослушивалась со странным убеждением, что это должно было произойти, и приняла итог в мгновение ока.
Они даже назначили мне стипендию, которая покрывала часть платы за обучение, но не компенсировала расходы на проживание в одном из самых дорогих городов мира.
Согласно условиям студенческой визы, я могу работать, если моя работа находится в кампусе. Кампусом служил университет Пейс – тесный современный квартал, примыкавший к Ратуше и Бруклинскому мосту. Там было не так уж много возможностей для неполной занятости.
Мне удалось устроиться официанткой в бар «Адская кухня». Я бегала туда три раза в неделю после занятий, но у владельца был бесконечный запас молодых женщин на выбор, и он не считал нужным слишком долго оставлять их на работе. Если налоговая или иммиграционная служба начнут проверку, он всегда сможет заявить, что их бланки были отправлены по почте. Через два месяца владелец весьма недоброжелательно сообщил мне, что пришло время убираться восвояси.
Один из моих преподавателей, Пол, предложил мне поговорить с его знакомым агентом. Я нашла его по адресу – узкий дверной проем в довоенном квартале, испещренном пожарными лестницами, в самом конце 43-й улицы, и поднялась по лестнице на третий этаж в самый крошечный офис из всех, где мне приходилось бывать. Все поверхности были завалены фотографиями, сценариями и контрактами. В первой комнате по обе стороны от тесного письменного стола сидели два ассистента. Мое имя прозвучало вторым по счету. За другим столом сидела маленькая женщина. Она гремела огромными пластиковыми украшениями. В руке она держала резюме, которое читала вслух, одновременно приглашая меня сесть по другую сторону стола.
Офис нью-йоркского агента, день.
Марси Мэтьюс, нью-йоркский агент, известная своей жесткостью, читает мое резюме.
Марси
Театральная школа. Лондонская Школа драматического искусства – один год. Съемки в массовке на телевидении. Пара европейских арт-хаусных фильмов, которые так и не вышли в прокат.
Она отбрасывает резюме в сторону и критически смотрит на меня.
Марси
Но в целом вы хорошенькая. Не красавица, но изобразить сможете, а Пол Льюис вообще говорит, что у вас талант.
Я
(довольна, но стараюсь быть скромной)
Он такой замечательный преподаватель.
Марси
(перебивает)
Но представлять ваши интересы я не могу.
Я
Почему?
Марси
У вас нет грин-карты. Значит, вы не член профсоюза. Следовательно, никакой работы.
Я
Но ведь должна быть хоть какая-то работа, которую я смогла бы выполнять?
Марси
