— У вас нет козьего молока? — сказал Сергей в темноту и невольно усмехнулся нелепости вопроса.

Хозяин легко, почти бесшумно встал, зажег и поднял в руке лампу.

— Зарезал козу, — медленно сказал он, вглядываясь в Сергея. — На той неделе.

Сергей ничего не стал рассказывать Самохину, сказал только, что ему надо переночевать. А Самохин ни о чем не спрашивал. Он понравился Сергею — спокойствием, какой-то основательностью точных, неторопливых движений и тем выражением, с которым смотрел на Сергея, когда тот сидел за столом и пил молоко. В его взгляде было доброе, почти отеческое участие к трудной Сергеевой жизни.

И хозяйка у Самохина была такая же спокойно-обстоятельная. Неторопливо и молча принесла молоко и хлеб, постелила Сергею у печки. Спать в избе Сергей отказался, расположился в сарае на сене. Самохин дал ему тулуп, и Сергей устроился неплохо. Остаток ночи он бодрствовал, прислушиваясь и вглядываясь через щель двери в темноту двора. Мальчишек не было, это тревожило Сергея.

Падал снег, все падал и падал, становилось светлей, будто светало, это был долгий и томительный рассвет, а когда рассвело по-настоящему и стало видно, что тряпка на заборе красного цвета, Сергей услышал, как рядом, за стеной сарая, поскрипывает снег. Он приблизил лицо к щели и вплотную увидел тусклые пуговицы солдатской шинели и мясистую руку с рыжими волосиками, обхватившую рукоятку автомата. Ноготь поскребывал по черному металлу, словно почесывал его.

Немцев было много, они наглухо оцепили кордон, и, убедившись в этом, Сергей снова стал юродивым. Но ненадолго. Солдаты вытащили его из сарая, он повизгивал и пускал слюну, оглядывая двор как бы бессмысленным взором. Невдалеке стояли майор Краузе и Самохин. Майор не смотрел на Сергея, разговаривал с Самохиным, и, услышав слова лесника, Сергей понял, что дальше играть бессмысленно.

Сергей сидел на сундуке. Надежды не оставалось. Отсюда не уйти. До картотеки он так и не добрался. И что сейчас карточка — выцвела или нет? Какое это имеет значение! Узнав о провале, Житухин может прекратить метить карточки. Операция сорвалась, задание не выполнено. По обстановке судя, надо подводить итоги, но подводить нечего…

Была, правда, маленькая надежда. Немцы устроили ловушку. Значит, Гаврина и Пашку они не схватили и ждут их сюда. Лешки и Женьки тоже до сих пор нет, что-то помешало им прийти ночью. А! Как же он сразу не сообразил? Женька на скотном узнал Самохина, они поняли, что на кордон нельзя. И ушли к партизанам. Нет, не так уж все плохо, майор Краузе.

Жаль, не удастся самому рассчитаться с этой сволочью — Самохиным. Вот, значит, кто предал Потапа. Но если бы не Матвей, не пришел бы Сергей на эту запасную явку, и все бы пошло иначе.

Сергей встал, потянулся, прошел к окну, где стоял ковшик с водой. Обер сделал к нему движение, но майор покачал головой, и тот сел на место.

Снег лег под утро. К партизанам все ушли вечером, до снега. Следов нет. Чисто, тихо. Какой прекрасный снег подарила ему жизнь на прощание! За окном был виден плетень, белая дорога, уходящая в лес…

Сергей похолодел: по краю дороги к дому шел Лешка! Сейчас его увидят! Но еще можно сделать одну вещь…

Сергей отвернулся от окна и шагнул к столу.

— Ну что ж, — громко сказал он и улыбнулся, — мне ничего не остается, как открыть все.

Майор посмотрел на него с интересом.

— Вот здесь… — Сергей показал на сундук, майор и обер разом повернулись, и тогда Сергей с места прыгнул в окно, головой вперед.

Рама вылетела, Сергей упал на руки, перевернулся, вскочил и, плохо видя от боли в голове, побежал, забирая вправо, дальше от дороги. Пока будут с ним возиться, Лешка скроется. Ага, не стреляют!

— Лешка, беги! Беги! — закричал Сергей, счастливый от того, что он может еще сделать самую важную вещь — спасти мальчика, этого дорогого ему человека. И тут он подумал, что надо бежать быстрей, и тогда, может быть, какой-нибудь немец не выдержит — нажмет курок и избавит его от всего того тяжкого и безнадежного, что ждало его впереди.

…Лешка был метрах в пятидесяти от забора, когда со звоном вылетела оконная рама и Сергей упал на снег, вскочил и побежал в сторону от него, через огород. Сергей что-то кричал, Лешка не разобрал что, он и так все понял: из сарая выскочили два немца, еще один, обер-лейтенант, выпрыгнул из окна вслед за Сергеем.

Лешка дернулся назад — бежать! Он прыгнул с дороги в канаву, упал и пополз в снегу к лесу. «И Сергей убежит!» — быстро успокоил он себя. Но тут ясная и беспощадная мысль остановила его. «Не ври! Сергею не убежать, если ты не поможешь».

И тогда, сразу избавившись от страха и зная только что ничего другого ему нельзя делать, он встал и побежал назад к забору. Да! Если он их задержит, Сергей убежит.

На заборе висела красная тряпка, Лешка вытащил «вальтер» и положил его на тряпку, как на упор. На него никто не обращал внимания, и в запасе было несколько секунд, чтобы выбрать цель. Первого — того, лезущего через забор: это он убивал партизан городошными палками! Лешка спокойно прицелился и плавно нажал спуск. Грохнул выстрел. И сразу, зная, что попал хорошо, он прицелился в ближнего немца, уже направлявшего на него автомат. После выстрела немец выронил автомат, схватился за руку и упал с крыльца. Лешка снова прицелился и выстрелил в дальнего. Но он поторопился нажать и не попал. И тут он стал стрелять торопливо, почти не целясь.

Немцы во дворе растерялись. Лешка уже не видел Сергея, он следил только за двумя немцами, бегущими к нему по двору, и стрелял по ним, думая, что Сергей уже у леса.

Услышав выстрелы, Сергей обернулся. Он видел, как упал с забора обер-лейтенант, как началась во дворе суетня, которой он не понимал, пока не различил над забором, над красной тряпкой, белое Лешкино лицо. Сергей в два прыжка был у тела обер-лейтенанта, выдернул из его скрюченной руки парабеллум — быстрей оттянуть их на себя, пока они не убили мальчика! Он сделал наспех два выстрела, один в окно, в Краузе, другой по бегущему автоматчику, но тут вступил в бой автоматчик, сидевший на чердаке и не замеченный ни Лешкой, ни Сергеем.

Лешка не видел, как после очереди с чердака Сергей упал. Патроны в «вальтере» кончились, он бросил его, выдернул из-за пояса ТТ, но тут забор вдруг сильно ударил его в грудь, и Лешка увидел, что дом проваливается вниз, а сверху падает на него белое небо. И ему стало легко оттого, что он все сделал, как нужно. Больше он ничего не должен…

Ему становилось все легче и легче, и он перестал чувствовать и свое тело, и землю, на которой оно лежало…

Зашторенную комнату освещала только зеленая настольная лампа. В круге света лежали стопки бумаг, некоторые из них с фотографиями.

— Это вот часть картотеки, — говорил майор Хазин сидевшему в кресле пожилому человеку с мясистым носом и черными быстрыми глазами, — действующая агентура. Двоих отсюда мы уже взяли. А вот это, Вазген Николаевич, совсем интересные документы — видимо, из личного архива Краузе. Много полезного. К сожалению, только часть архива, по-видимому, его брали поспешно.

— А вы думали, что у Игнатия будет на это много времени? — спросил Вазген Николаевич. — Что о нем слышно? Как вы будете его возвращать?

— Этот пакет передал раненый комиссар партизанского отряда, вывезенный к нам на самолете. А ему принес какой-то партизанский связной. Откуда эти документы, связной объяснить не смог, сам получил их от другого связного. Но устное сообщение кое-что объясняет. «Карточки агентов осветлены. Игнатий». Поначалу непонятно было, какие карточки. Фото? Но вчера задержан человек с явно фальшивыми продовольственными карточками — с блеклой печатью. И его фотография оказалась в картотеке. Вот он. Это агент Краузе. Каким образом Игнатию удалось это сделать, можно только гадать.