…Школа-девятилетка ещё стояла на своём месте, а вот дом многоквартирный, в котором жили они с матерью, давно снесли – здесь тоже теперь была территория завода, так что даже ни одного камня не осталось от фундамента и на родную землю никак не получилось бы ступить.

Пройдя по этой улице, можно было выйти в лес, и сейчас с рюкзаком и в высоких резиновых сапогах он шёл именно туда. Какие-то кусочки действительности, выпадающие из его жизни, некоторое время назад чрезвычайно волновали, но потом он подумал, что это от старости и в его годы наверняка у всех случается склероз. Случалось ему удивляться, когда обнаруживал он себя где-то в неожиданном месте и совсем не помнил, как тут оказался и как ушёл оттуда, где находился незадолго до этого.

– Это не от старости, а от неосознанности, – часто повторяла ему Лариса.

Но он не прислушивался к таким её словам, полагая, что излишне она увлекается всякими мудрецами и философами.

– Эй, бабай, ты что ли? – услышал он своё прозвище юных лет.

Вздрогнул, остановился.

Присмотрелся к человеку, который его окрикнул. Смутно узнал. Подумал, как всё-таки безжалостно с людьми обходится время.

– Я, – отозвался в конце концов, потому как всё равно их никто не слышал, и можно было не стесняться канувших в прошлое кличек.

– Как поживаешь? – спросил встреченный.

Был он на несколько лет моложе Акима Аркадьевича, жил раньше в соседнем доме и знакомы они были по дворовой компании, хотя близко никогда не дружили. Да и вообще у Акима Аркадьевича близких друзей не было никогда.

– Нормально живу, – отозвался он, потому как что ещё ответить на такой вопрос.

– А Завалинка наш уже не живёт, умер, слыхал наверно?

– Откуда? Я же здесь только мимо хожу.

– Да вот, прошлой осенью…

Аким Аркадьевич не любил подобные разговоры, и поэтому пошёл быстрее, чтобы собеседник отстал, однако тот упорно хотел поговорить, и увязался за ним, пошёл следом.

– В лес что ли пошёл?

– Ага…

– Хм… Ты и раньше всё по лесам ходил… Любитель одиночества. Кикимора тебя там ещё не соблазнила?

– Я за грибами.

– Да, видел, продают уже… А помнишь ты раньше у нас всё в шестёрках был?

Аким промолчал.

– Правильно, в нашем-то Захолустье все способы хороши, чтобы как-то утвердиться в жизни. А ты, как я слышал, никогда ни в чём не нуждался.

«Нужда живёт не в кармане, нужда живёт в сердце», – вспомнил он слова Ларисы. Часто она говорила с ним по душам, и он решил впредь внимательней прислушиваться к её словам. В самом деле, надо каждый шаг в жизни делать осознанно, хотя много ли осталось у него таких вот шагов… Сколько он ходил по лесам – их было не перечесть, однако сейчас он имел ввиду шаги другие. Ещё подумал, как это обидно, когда тебя называют шестёркой, хотя впрочем за всю жизнь ни в каких ситуациях он не считал себя таковым. Просто жил, как получалось, а оказывается, со стороны это выглядело не очень хорошо.

Этот навязавшийся ему собеседник всколыхнул что-то давно умершее в его душе, и он даже не знал уже названия этому ощущению, потому что давно его не испытывал. Возможно это была совесть, но она пока молчала, не спешила с ним заговорить, а потому он шёл молча, будто ожидая ещё продолжения разговора, и уже не важно было, кто его продолжит.

– Мэр-то наш сбежал… Тоже слышал наверно? – спросил у него попутчик.

– Да, кто-то говорил, – отозвался Аким, хотя на самом деле ничего такого он не слышал, но всегда в любом разговоре старался казаться знающим.

– Вот так вот – прихватил все городские денежки и ноги в руки.

– Поймают…

– Кто его догонит? Он небось уже за границей, где-нибудь в Европе особняк купил на берегу моря… А у нас так, Захолустье…

«Куда нам до Европы-то», – задумался Аким, и ещё подумал, что его собеседник как был недалёким в юности, так и до сих пор наверняка не очень разбирался в географии.

– Ты, как я слышал, поездил, попутешествовал, – сказал он.

Акиму Аркадьевичу это польстило, он любил рассказывать о своих поездках, козырять ими.

– Да, – ответил с довольным видом. – И в Европе был, и у арабов.

– С семьёй ездил?

– С дочерью.

– О! Она у тебя прямо звезда, везде – и в газете, и на экране: хорошую работу нашла…

На это Аким заулыбался – будто забыл даже, какие у них отношения. Как-то не придавал этому особенного значения, рассуждал, что дочь она и есть дочь, и вести себя с ней можно как угодно, в любом случае ведь он её отец и ей следует принимать его любого. В самом деле – родителей не выбирают. С Ларисой было всё по-другому – она была просто другом, а друзьями, как он знал, надо дорожить.

– Ты чего не остался там, за бугром? – спросил его собеседник.

– Мне и здесь неплохо.

– Правда? А чего здесь хорошего?

– Лес вон рядом…

– И только. Хотя тебе и раньше кроме леса ничего было не нужно. С лешим там дружишь, что ли? Хи-хи…

– А что? Весьма надёжный друг…

– Тогда привет передавай.

– Он тебя не знает.

– Согласен, не знает, я бы вот тоже рванул отсюда, но некуда и не на что.

– Так ты в мэры иди, место пока свободно, там и деньги будут.

– Ха-ха, точно, а ты остряком стал в самом деле… Рвать надо из этого Захолустья…

«Кому ты где нужен», – подумал про себя Аким, и ещё подумал, что любое место жительства при длительном пребывании откладывает на людей определённый штамп, так что прижиться в другой среде уже и не получится. И тут же подумал о Ларисе… Забеспокоился – как бы не уехала. А потому решил помогать ей во всём лишь бы она оставалась здесь.

Дальше со своим собеседником они попрощались и как ни странно, он запомнил этот момент. Запомнил, как дошёл до леса и этот лес встретил его привычным шумом берёз.

…Сначала человек долго прислушивался к этому шуму и принюхивался к аромату выросшей уже по-настоящему крупной летней листвы, хотя утончённый берёзовый аромат ещё сохранялся в воздухе. Но всё же весной он был намного сильней и каждый раз весной Аким наслаждался им, как наслаждался вообще этим всеобщим пробуждением природы, удивлялся, как другие люди этого чуда не замечают, не обращают даже внимания. А ведь берёзы в самом деле пахнут удивительно и ни с чем не сравнимо! Хотя возможно у других людей есть свои другие важные дела, работа, какие-то цели в жизни, другие ароматы, более явные и навязчивые – например, автомобильный бензин и парфюмерия. Так что при их смешении натуральная природа уже отступает на второй план. Но для тех людей, которые были по-настоящему дороги сердцу, Аким Аркадьевич готов был подарить всевозможные чудеса, равно как и открыть всевозможные их ароматы.

Сейчас он рассчитывал, что грибов наберёт много, вот только идти предстояло далеко. Но он верил – любовь к Ларисе придаст ему силы, ведь она для него как раз тот единственный человек, для которого он не пожалеет ничего, поделится даже этим своим сокровенным берёзовым раем… Он постоянно объяснял ей, как хорошо бывать на природе, и она правда слушала, ему же в свою очередь твердила про эту свою осознанность… И он правда замечал, что если обращать внимание на каждый шелест, на каждое касание ветра, ощущения от жизни становятся полнее и ничего уже не забывается, а каждое мгновение сберегается в памяти.

В березняке попадались только маслята, их Аким тоже собирал, но для себя – с детства ещё привык к жареной с грибами картошке. Тогда, когда они жили с матерью, это блюдо было у них прямо праздничным. Да и лето вообще было праздником – светлым и вкусным: с ранней весны, с первых дней, ознаменованных берёзовым соком, до поздней осени – до последних груздей и настойки из красной рябины. Тогда бутерброды с маргарином оставались в их зимних кошмарах, а в своей коммунальной комнате они и вовсе находились редко, даже ночевать в тёплые дни оставались в лесу – иногда, когда забредали далеко, делали настоящий шалаш, но в основном спали в походном мешке.

Оказываясь в лесу, Аким всегда забывал и о своём возрасте, и о том, кем был в этой жизни – просто чувствовал себя частью природы, ещё завидовал берёзам, ведь если маленькое деревце никто не сгубит, вырастет оно огромное и простоит дольше века. У людей всё по-другому… В молодости, торопясь жить, каждый норовит сгубить себя сам, в зрелые годы все спохватываются, да только уже поздно что-либо менять.