Аллен, сгорбившись, сидит в одном из последних рядов аудитории. Он успел записать название симпозиума и считает, что этой информации достаточно, чтобы заполнить те две газетные строки, которые не жалко потратить на такую скукотищу. Он уже приготовился накрыть лицо шляпой и вздремнуть, но к кафедре подходит привлекательная женщина. Ее появление пробуждает любопытство: несмотря на свою журналистскую специализацию, Аллен все-таки живой. Почти все другие докладчики – старые говнюки, похожие либо на его отца, либо на сурового священника той церкви, где он в детстве прислуживал у алтаря. А тут вдруг такая приятная неожиданность! Впервые за весь день Аллен встрепенулся.

У женщины стройная, изящная фигура. Волосы причесаны без выкрутасов. Она заправила их за уши, чтобы не мешали раскладывать листки.

– Доброе утро, леди и джентльмены. Я доктор Мэри Келлер, – говорит она и, бросив взгляд на свои заметки, делает небольшую паузу. Подумав, продолжает: – Тема моего доклада довольно нестандартная, поэтому я решила не зачитывать готовый текст, а просто рассказать вам о двух изученных мной случаях. Первый из моей нынешней практики: мать привела семилетнюю дочь ко мне на лечение, потому что у нее появилась воображаемая подруга, которую она считает Богом. А второй случай тридцатилетней давности.

И доктор Келлер рассказывает о том, как в католической школе пятилетнюю девочку заставляли в знак покаяния подолгу простаивать на коленях. Однажды она почувствовала рядом с собой шевеление чего-то теплого и упругого. Обернулась, но никого не увидела.

– Итак, я ставлю перед вами следующий вопрос: если отсутствуют физические причины галлюцинации и общепризнанного набора симптомов психического расстройства также не наблюдается, то какой же диагноз правомерно ставить?

Доктора, сидевшие впереди Аллена, заерзали. Вот это да! – подумал он, чувствуя, к чему идет дело. Женщина совершает профессиональное самоубийство.

– Если и физическое, и психическое заболевание исключается, то можем ли мы, психиатры, объяснить такое поведение? Можем ли мы говорить не о галлюцинации, а о реальном зрительном восприятии? – Доктор Келлер медленно обводит глазами недоверчивые лица своих слушателей. – Я спрашиваю вас об этом, потому что точно знаю: как минимум одна из этих двух девочек говорит правду. Это я тридцать лет назад стояла на коленях в часовне и ощутила… нечто неописуемое. А теперь, работая с маленькой пациенткой в своем кабинете, я опять испытала похожее чувство.

Оторвав взгляд от докладчицы, Аллен Макманус выскальзывает из зала и звонит своему редактору.

У выхода на посадку Колин смотрит, как Джессика в сотый раз перепроверяет билеты. Внешне она нисколько не выделяется среди других пассажиров, путешествующих по работе. На ней, как и на самом Колине, деловой костюм, в руках сумка с ноутбуком. По виду Джессики не скажешь, что после десятидневной конференции по сбыту в Лас-Вегасе ей предстоит венчание в часовне для автомобилистов с последующей медовой неделей походов по казино.

– Волнуешься? – мурлычет она, прижимаясь к Колину. – Я – да.

– Мне… хм… Я на минутку, – говорит он и исчезает в направлении мужского туалета.

Мысль о женитьбе в Лас-Вегасе не приводит его в восторг. Конвейерная процедура регистрации, поющий двойник Элвиса, букет за пять долларов… С Мэрайей все было совсем по-другому. Насчет Вегаса – это была идея Джессики. «Мы же все равно туда едем. К тому же представь себе, – рассмеялась она, поглаживая живот, – какие истории мы будем ему рассказывать».

Колин спрашивает себя, не продлился бы его первый брак дольше, если бы церемония состоялась в часовне Лунного Света в Вегасе, а не в церкви Святого Фомы в Виргинии и с меньшей помпой. Если бы он станцевал эту… как ее… хору и разбил ногой бокал, если бы не был так убежден в том, что именно его путь правильный, то, вероятно, различия между ним и Мэрайей не обострились бы до такой степени? А в итоге Колин чувствует себя виноватым в том, что с ней произошло. В угоду своим желаниям он просил ее прогибаться, пока она не сломалась.

Вместо того чтобы зайти в туалет, он заходит в тесную телефонную кабинку и набирает номер своего бывшего дома:

– Привет, Мэрайя.

– Привет, Колин, – отвечает она после секундной паузы, и в ее голосе он слышит то, чего не хотел бы слышать, – нотку восторга.

Она всегда ждала его как спасителя, и это слишком ко многому обязывало. Никто в здравом уме не захотел бы брать на себя такую ответственность. Прижавшись лбом к металлической стенке кабинки, Колин пытается собраться с мыслями и сказать то, что должен, но вместо этого спрашивает:

– Как Верина спина?

– Гораздо лучше. Уже носим нормальную одежду.

– Хорошо.

Снова повисает пауза, и Колин вспоминает, что такие пробелы в разговоре всегда очень нервировали Мэрайю. Раньше она болтала обо всем подряд, лишь бы не молчать. А вот сейчас молчит. Такое ощущение, будто она так же, как и он, хранит какую-то тайну.

– У тебя все в порядке? – наконец спрашивает Мэрайя.

– Да. Еду в Лас-Вегас на конференцию.

– Ясно, – говорит она мягким ровным голосом, но он чувствует, что за этим коротким словом стоит вопрос: «Неужели ты можешь продолжать жизнь как ни в чем не бывало?» – Наверное, ты хочешь поговорить с Верой?

– А можно?

– Разумеется, можно, Колин. Ты ее отец.

Слышатся какие-то помехи, и, прежде чем он успевает еще что-нибудь сказать Мэрайе, берет трубку Вера:

– Привет, папочка.

– Привет, Кексик, – говорит Колин, наматывая на руку змею металлического провода. – Звоню сказать тебе, что на несколько недель уезжаю.

– Ты всегда уезжаешь.

Его поражает правдивость этих слов. Он действительно столько путешествует по работе, что почти все его воспоминания о дочери и, надо полагать, ее воспоминания о нем связаны со встречами и с расставаниями.

– Но я всегда по тебе скучаю.

– А я по тебе.

Шмыгнув носом, Вера передает трубку матери.

– Извини, – говорит Мэрайя. – В последнее время она довольно непредсказуемая.

– Это можно понять.

– Конечно.

– Она же еще маленькая.

– Да. Но в любом случае она наверняка рада, что ты позвонил.

Колин удивляется тому, какой странный у них выходит разговор. Раньше воркотня Мэрайи накрывала его с головой, как морская волна. Он никогда толком не слушал всех этих бесконечных рассказов о талончиках из химчистки, о школьных конференциях и акциях в продуктовом магазине. А теперь рассказы прекратились, и он, к своему удивлению, заметил, что увяз по горло в песках этого брака. Удивительно, до чего быстро совершается переход из одного состояния в другое: еще вчера люди сорили словами, как мелочью, а сегодня даже самая простая дружеская беседа выжимает их до капли.

– Ну… все? – спрашивает Мэрайя и, с полсекунды поколебавшись, добавляет: – Или ты и со мной хотел о чем-то поговорить?

Ему нужно сообщить ей о том, что он снова женится, узнать, как она со всем справляется, сказать, до чего это странно, когда человек находится на расстоянии нескольких миль от тебя, а кажется, будто вас разделяет только высокая толстая стена, из-за которой ты пытаешься выглянуть.

– Нет, – говорит Колин. – Все.

29 сентября 1999 года

Иэн нанял троих помощников, чтобы они просматривали прессу крупнейших американских и европейских городов и каждое утро в восемь часов докладывали ему о двух сомнительных чудесах. Сейчас, спустя две недели после начала антирелигиозного похода, все трое сидят не в офисе, а в тесном автодоме «Виннебаго».

– Начнем с вас, – говорит Иэн, поворачиваясь к Дэвиду, самому молодому. – Что нарыли?

– Двухголового цыпленка и семидесятипятилетнюю женщину, которая родила.

– Это не рекорд, – фыркает Ивон. – Во Флориде одна старушка родила еще позже.

В любом случае Иэну эта история малоинтересна.

– Ну а сами вы чем похвастаетесь?