К Шаэ подошел Вун. Она посмотрела на него чуть дольше обычного. С тех пор как Хило подтрунивал над ней за обеденным столом, она задумалась, а не прав ли брат, может, Вун к ней неравнодушен, а она этого не видит и принимает за стремление опекать ее по долгу службы. Удивительно было видеть главу ее аппарата не в деловом костюме, а с саблей-полумесяцем за поясом, он не был похож на себя, привычного обитателя офиса на Корабельной улице. Возможно, судя по неуверенности во взгляде, он думает о том же.

Вун предложил взять с собой несколько человек Штыря, но Шаэ отказалась. Для нее это дело было почти личное, ответственность Шелеста. Две части клана зависели друг от друга, но присутствовал и элемент состязательности.

Мальчишка с собакой, видимо, разнес новости об их появлении, потому что жители высыпали из домишек и стояли у дверей.

– Зеленые кости! Глядите! – услышала Шаэ возбужденный шепот мальчика.

Деревенские носили однотонные или клетчатые хлопковые рубашки и наблюдали за прибывшими с молчаливым, но опасливым почтением, прикладывая ладони ко лбам, когда гости проходили мимо. Опиа как будто жила в другом времени, а может, время беспечно обошло ее стороной в своем беспощадном марше. Густой туман скрыл даже ближайшую местность, и все казалось далеким и призрачным. Трудно поверить, что от Жанлуна их отделяли всего полтора часа езды.

Хами настороженно вертел головой по сторонам. Когда его кожаная куртка оттопыривалась из-за пистолета, а из-за пояса торчал боевой нож, Шаэ без труда могла представить своего Главного Барышника Кулаком, которым он был до карьеры в офисе.

– Похоже, Горные не обманули, – сказал он. – Нигде поблизости нет Зеленых костей.

Чутье подсказало Шаэ то же самое, она прочесывала пространство сквозь низкую энергию местных жителей, пока не обнаружила знакомую нефритовую ауру, которую искала – прямо перед собой, в буром деревянном доме в конце улицы. Аура слегка изменилась, но Шаэ не могла уловить, в чем дело.

Она подошла к хибаре и толкнула незапертую дверь. Та распахнулась на ржавых петлях. Шаэ шагнула в маленькую комнатку, освещенную единственной лампочкой на потолке.

– Дядя Дору, – сказала Шаэ.

Бывший Шелест сидел в кухонной зоне, на стуле рядом с квадратным складным столом. Поверх белой майки и серых тренировочных штанов был надет изношенный коричневый халат. Рядом склонилась девочка лет тринадцати, видимо, дочь кого-то из деревенских, она наливала горячую воду в ванну для ног. Увидев Шаэ, она вздрогнула и выронила полотенце.

– Шаэ-се, – просипел Дору. От улыбки морщинистое лицо пошло трещинами. – Рад тебя видеть. – Он оглянулся через плечо. – А, Хами-цзен и Вун-цзен. Куда лучше, чем я ожидал.

Шаэ повернулась к девочке.

– Уйди, – распорядилась она.

Девочка вопросительно уставилась на Дору.

– Да, ступай к родителям, Нийя-се, и спасибо за доброту к старой Зеленой кости. Внимательные боги обязательно благословят тебя и твою семью своей милостью.

Девочка поставила пустое ведро с водой и выбежала из хибары, не поднимая головы. Шаэ проследила за ее уходом. Под тонкой рубашкой подростка просвечивали узелки позвоночника и бугорки девичьей груди.

Шаэ снова повернулась к Дору.

– Что за жалкая у тебя жизнь!

– Ненадолго, Шаэ-се. Ты ведь для этого здесь? Чтобы свершить правосудие клана. – Дору пошевелил ногами в горячей воде и вздохнул. – По ночам здесь прохладно, гораздо холоднее, чем в городе, хотя от него и недалеко. Я помню этот холод, но тогда я был моложе, и меня он не беспокоил. – Взгляд Дору смягчился от ностальгических воспоминаний. – Во время войны основной лагерь Людей Горы находился… да, где-то в восьми километрах к югу отсюда. – Он неопределенно махнул рукой куда-то вдаль. – Но местность здесь труднопроходимая, а дорога из Жанлуна в то время не была так прекрасно заасфальтирована. Деревня Опиа была нашим форпостом. На Кеконе нет бо́льших патриотов, чем эти простые деревенские жители, Шаэ-се. Они прятали нас от шотарских солдат, обрабатывали наши раны, носили в лагерь еду и припасы. Они были первыми Фонарщиками, подлинными – в гораздо большей степени, чем все эти шишки из компаний в нынешние времена, которые присылали мне дары в виде модных ручек и бутылок хоцзи.

– И они прячут тебя даже сейчас, – сказала Шаэ.

Она оглядела кухоньку и гостиную. Рядом была только одна спальня с единственной узкой кроватью. Мрачное небо за окном начало темнеть.

Дору пожал плечами.

– Только пока могут. Я знал, что Горные в конце концов продадут меня Равнинным. Я годами с ними сотрудничал, использовал свой пост Шелеста и влияние на Коула Сена и Лана, да узнают их боги, лишь в надежде добиться мирного решения для всех нас. Когда меня изгнали из Равнинного клана, а мир больше невозможен, какой от меня толк? Но я признателен, что за мной приехала ты, а не этот громила Тар.

Шаэ рассматривала человека, который был лучшим другом и советчиком ее деда, опорой семьи еще до ее рождения. Юн Дору выглядел еще более хрупким и усохшим, чем когда она видела его в последний раз – больше года назад, без нефрита, пленником в его собственном доме. Его редкие волосы совсем поседели, глазницы на узком лице ввалились, а кожа приобрела нездоровую бледность, на которой свет от единственной лампочки оставлял глубокие тени.

– Видишь ли, я умираю, – с полным безразличием произнес Дору. В тот же миг Шаэ поняла, что это правда, теперь она Почуяла болезненную вялость его нефритовой ауры. – Рак печени. На последней стадии, как мне сказали. – Бывший Шелест печально улыбнулся. – Надеюсь, вы не много отдали в обмен на мою жизнь. Она мало чего стоит, а теперь, когда Коул Сен присоединился к нашим товарищам в загробной жизни, я наконец-то последую за ним. Ты пришла оказать старому воину милосердие. Но все же я попрошу возможности поговорить с тобой несколько минут наедине.

Шаэ колебалась, но все-таки обратилась к Вуну и Хами:

– Подождите снаружи.

– Шаэ-цзен, – возразил Вун, но Шаэ твердым взглядом дала понять, что это не обсуждается.

– Я сказала – подождите снаружи. Я с этим разберусь.

– Ты получил больше, чем заслуживаешь, – презрительно и с отвращением сказал Хами.

Оба вышли за дверь. Шаэ и Дору остались одни. Дору вытащил ноги из ванночки и вытер их полотенцем, которое бросила девочка. От пара окно запотело, и Шаэ вдохнула аромат солей с травами.

– Ты должна знать, – сказал Дору, – я хотел выполнить обещание, которое тебе дал. Я бы остался без нефрита, пленником в собственном доме, чтобы скрасить компанию Коулу Сену в его последние дни. – Губы Дору задрожали, и Шаэ ощутила пульсацию горя в его ослабленной ауре. – Он был великим человеком, величайшей Зеленой костью своего поколения, и моим дорогим другом, да узнают его боги. Я не сдержал слово только потому, что он настоял, а я никогда ему не противоречил.

Дору сунул ноги в тапочки, с болезненным хрустом встал и подошел к потрепанному желтому креслу, завязывая халат на поясе. В это мгновение он выглядел таким слабым, что Шаэ пришлось подавить желание ему помочь.

– Что ты рассказал Горным, когда перебежал к ним? – спросила она.

– Ничего, Шаэ-се, хотя не из-за того, что не хотел. – Дору осторожно опустился в кресло, морщась от боли. – Я пришел к Айт Маде, когда Горные уже готовились к победе в войне, потому что надеялся выторговать для тебя пощаду. Я предложил им свои знания о предприятиях Равнинного клана и помощь в финансовом и оперативном слиянии после победы на условии, что тебя не тронут. Я просил того же для Андена, потому что ты бы этого хотела. Айт отказалась. После того как ты ее разозлила, она не хотела оставлять тебя в живых. Не могу передать, как я обрадовался, когда Хило переломил ход уличных боев, хотя это и означало, что во мне больше нет нужды. Горные позволили мне жить в Опии и заниматься своим здоровьем. Поначалу они оставили охрану, якобы для защиты, но на самом деле я был пленником, по большей части собственного отказывающего тела. – Дору закашлялся, звук был долгим, низким и ломающимся. Потом он посмотрел на Шаэ ясными глазами и с серьезным выражением лица. – Шаэ-се, даже здесь до меня доходят слухи. Я всегда умел читать по облакам. Услышав, что кланы объявили о мире, я обрадовался, уж поверь. Но пока во главе Горных стоит Айт Мада, ты никогда не будешь в безопасности.