– Приветствую тебя, о великий и могущественный шах Ширвана Кей Кабус ибн Ахситан, да продлит Аллах твои годы! Да сотворит Аллах мир и покой в душе твоей! Да пошлет тебе Аллах, великий и милосердный, добрых соседей и сотворит мир в землях твоих! Да пусть будут спокойны твои дни и ночи, пусть плодится и размножается твой народ для блага царства твоего и потомков твоих! Соизволь же, о великий и высокий владыка, принять наши дары.

Тут же черкесские дворяне поставили у ног шаха подносы с кубками, инкрустированными драгоценными камнями, изделиями из серебра и золота и женскими украшениями. Повелитель Ширвана обвел подарки взглядом. Было видно, что они ему понравились, он поднял глаза и разрешил Елбаздуку продолжить свою речь.

Князь, оставаясь коленопреклоненным, начал было говорить, но шах сделал знак, позволяющий гостю встать. Елбаздук, преисполненный вдохновения, продолжил:

– О, великий и умнейший из всех владык мира, да продлит Аллах твои дни! Я, князь черкесской земли Елбаздук, которого Аллах удостоил высокой чести стать аталыком одного из отпрысков большой царской семьи. – Узбек в это время приподнялся на одно колено, но по-прежнему был с низко склоненной головой. – Не гневайся, о повелитель, да хранит тебя Аллах, но дерзну напомнить тебе, что мы, черкесы, часто воспитываем детей великих владык мира, при этом даем клятву не оглашать их имена, пока не закончится воспитание и родители не призовут воспитанников к себе.

Князь подошел к Узбеку.

– Этого отрока зовут Антанук, я научил его всему, что умею сам. Мой воспитанник хорошо овладел луком и саблей, преуспел в искусстве джигитовки, стал вынослив и нетороплив, закалился в небольших боевых стычках. Но я не могу дать ему глубоких знаний об окружающем мире, о его сущности и философии, мудрости мудрецов и последних открытиях ученых. Потому я, твой смиренный слуга, осмелился прибыть в твои владения, ибо слава об ученых и поэтах Ширвана много лет витает над миром. Если ты, о великий шах, снизойдешь до верных рабов твоих и повелишь отыскать для воспитанника моего достойного учителя, способного влить в сосуд души его мудрость знания, возрадуются родители отрока успехам, способности к размышлениям и откровениям для познания божественных тайн бытия, возрадуется и Всевышний Творец, щедро наградив нас милостью своей. Я же со своей сотней неплохих воинов готов служить тебе, где ты укажешь, до тех пор пока воспитанник мой не изопьет сосуд мудрости до дна. Повелишь служить тебе вечно, да будет так.

– Князь, я разрешаю тебе приблизиться ко мне и сесть напротив меня. Я рад такому гостю и сегодня приглашаю тебя и твоего воспитанника разделить со мною полуденную трапезу. О твоей просьбе я подумаю и дам ответ.

Визирь тоже был приглашен шахом трапезничать вместе с гостями. Шустрый, небольшого роста, с бегающими глазками человек за время обеда не произнес ни одного слова, только часто обменивался взглядами со своим повелителем, будто между ними шла немая, но многозначительная беседа. Узбек-Антанук, видя это, мотал себе на ус, он пытался прочитать хоть что-нибудь в их глазах. На вопросы ширваншаха он отвечал настолько четко и учтиво, что тот с первых минут начал проникаться к нему доверием, шаху нравился подвижный ум юноши. Шах, понимая, что он еще не искушен в глубоких мудростях Корана и тайнах Вселенной, старался не задавать сложных вопросов, однако сделал вывод о хороших способностях воспитанника князя.

Когда на дастархан были поставлены в изобилии восточные сладости и южные фрукты, тихо заиграла музыка, перед шахом и его гостями появились шесть красавиц, закружившихся в восточном танце. Они по очереди проплывали мимо Антанука, демонстрируя свои перси, обнаженный живот, шикарные бедра, прикрытые легкими шелковыми шароварами. Девушки обжигали юного хана жгучими, томными, полными страсти и вожделения взглядами.

Юноша, ничего вокруг не замечая, был очарован этим зрелищем, ему хотелось закружиться в танце, коснуться обнаженных частей тела красавиц, потом забыться в каком-то дивном, нежном сне. Узбек-Антанук не мог понять, кто из этих красавиц лучше, они все были обворожительно хороши, манили и манили к себе.

Шах обратил внимание на состояние юного гостя, на его восхищенный взгляд, и все ему стало ясно. Повелитель видел, как воспитатель пытается вернуть ученика в реальный мир, но это ему пока не удавалось. Сообразив, что гостям не до него, сам искоса рассматривал Антанука и размышлял:

«Юнец, скорее всего, монгольских кровей, Чингисид. Но какой ветви династии? Хулагидов, которые правят сейчас на Востоке? А может быть, Джучидов, которые завоевали славян и половину Европы? Да надо ли гадать? Зачем? Если он Хулагид, то надо ему оказывать высокие почести и учителя подобрать самого лучшего. Если он потомок Джучи, первого сына Чингисхана, то тоже надо относиться к нему с великим почтением и способствовать его обучению. Потомки Великого Потрясателя Вселенной постоянно враждуют друг с другом, а стычки часто бывают на землях Ширванского государства. Кто знает, кем станет этот юноша вскоре? Нужно приказать звездочетам спросить у звезд судьбу этого узкоглазого, но на диво стройного и привлекательного царевича, да разузнать, что из него получится».

Шах понимал: просьбы гостей он исполнит с большим рвением, потому что он умный и дальновидный и никогда не позволит нажить себе врага среди сильных мира сего.

Танец закончился, красавицы удалились, Узбек-Антанук пришел в себя и зарделся, как спелая хурма. Шах сделал вид, что ничего не заметил, предложил гостям прекрасный щербет. За дастарханом завязалась спокойная непринужденная беседа, речи журчали, как ручей. Хвала Аллаху, шах и князь придерживались одних взглядов на проблемы войны и мира, оба совершили хадж в Мекку и Медину, оба ценили хорошее оружие, обожали резвых скакунов. Беседа текла, текло и время, неподвластное людям, как неподвластен ветер и недоступно небо, пока мы ходим по этой земле. День уходил, гости собирались откланяться, и хозяин на прощанье объявил, что завтра готов устроить турнир:

– Хочу посмотреть на твоих воинов, дабы определить, какую службу им можно доверить. Состязаться будут с моими лучшими бахадурами[2]. Ты, князь, сам решишь, кого выставишь из своих удальцов. Состязаться будем в охоте, скачках, джигитовке и на саблях.

Прощание было сдержанным. Елбаздук преклонил колено и поблагодарил хана за столь великие почести, оказанные ему и его воспитаннику.

– Для меня честь помочь братьям по вере! Хвала Аллаху, великому и справедливому, что он привел вас в мое царство.

Каждый, возвратясь в свои покои, усердно помолился Всевышнему, возблагодарил его за успешную первую встречу. Елбаздук перед сном отдал распоряжение всем готовиться к завтрашним состязаниям и, удовлетворенный прошедшим днем, быстро уснул.

Ширваншах, засыпая после утех с одной из своих жен, подумал: «А юный хан-то – девственник! Надо ему подготовить достойный подарок».

Узбек тоже уснул, но не мог сказать, что это было – явь или сон. Лишь только юноша прикрыл глаза, как ложе его окружили красавицы, он забылся в их стремительно уносящем в негу танце. Танцовщицы то удалялись, то приближались, ласково касаясь его тела, играя и маня, потом одна из прекрасных девушек нежно обвила руками шею Узбека, губы их слились в страстном поцелуе…

Лишь только первые лучи солнца приласкали утреннюю тишь, Узбек проснулся. Соскочил с лежанки бодрым и счастливым. Играючи выполнял утренние физические упражнения, с удовольствием погружался в холодную воду, мышцы упруго играли на руках и ногах. Потом был утренний горячий чай вприкуску с пышными лепешками и сыром, который они пили вместе с дедом. За завтраком их нашел гонец шаха. Низко кланяясь, он рассказал о правилах состязаний.

– Каждая сторона выставляет по десять воинов. Сегодня состоятся скачки, сабельный турнир, игры джигитов, завтра охота.

Правила всех состязаний для черкесских воинов были понятны. Только игр джигитов, таких, как в Ширване, они не знали, хотя и сложности никакой в этих играх не было: по дистанции на равных расстояниях на землю раскладывалось тридцать бараньих шкурок, всадники выходили одновременно, и побеждал тот, кто подберет больше каракулевых шкур.