– А куда же все-таки исчезли нарты? – спросил кто-то из молодых воинов.
– Бог их наказал, Бог! За безверие извел он род нартов с лица земли, слишком уверовали они в свою силу и ум, перестали верить во Всевышнего, решив, что они и есть боги, – после паузы растолковал Елбаздук. – Как бы кто из вас ни стал силен, как бы кто из вас ни стал умен, познав множество наук и языков, кто бы из вас ни обрел даже самую большую власть над людьми, он не может считать себя Богом, он не может даже на мизинец приблизиться к Богу по силе, могуществу, разуму. Мы, люди, можем родить ребенка, но душу в него может вдохнуть только Бог. А кто из воинов всех времен и народов мог похвалиться, что, убив врага, он поймал его душу? Душой владеет только Бог, великий и всемогущий, а мы его рабы на земле, ползающие черви, иногда поднимающие головы. Запомните это и не возгордитесь никогда и нигде!
Молодежь притихла, плотнее укутываясь в бурки, не пуская к телу холод гор. Звезды на небе были яркие, они подмигивали джигитам, предвещая долгую и бурную жизнь.
«Что там на звездах? Может, там живет наш Бог? А может, он ходит где-то рядом? Но по-любому он все видит и все знает и пусть не оставляет нас в делах наших праведных». – Так думал почти каждый после бесед с мудрыми аксакалами.
Через несколько дней вечером князь оповестил всех, что завтра они прибудут в селение Дзауджикау, там живет его кунак князь Хетэг, и потом долго рассказывал, как дружили их отцы, как его назвали Елбаздуком в честь отца Хетэга, как вместе отцы их ходили с русскими в походы и возвращались с большой добычей.
– Мы поживем в Дзауджикау несколько дней, дадим отдых коням перед тем, как встать на дорогу Небесного ущелья. Хочу предупредить, что хозяин наш христианин, верит в Бога Иисуса Христа, всех прошу уважать его веру! Для намаза я попрошу выделить нам отдельное помещение, но главное помните, чему вас учили старики: выше Бога подниматься нельзя.
На рассвете Елбаздука разбудили дозорные, у них создалось впечатление, что рядом кто-то ходит, кто-то за ними наблюдает. Опытный воин прислушался к тишине гор, осмотрелся по сторонам. Только что рождающийся свет еще полностью не осветил окрестность, но острый глаз князя вдруг уловил движение между огромными валунами с западной стороны – то ли папаха двинулась, то ли угол бурки. Елбаздук молча показал пальцем на это место, и три джигита, легкие, как барсы, перепрыгивая с камня на камень, попытались окружить лазутчика. Однако тот мигом взлетел в седло и скрылся за пригорком.
Елбаздук громко крикнул:
– Ты кто есть? Если друг, выходи, не обнажая меч, если враг, тоже выходи, померимся силой. Я Елбаздук, черкесский князь, следую в Ширванское государство.
Всадник не спеша, внимательно осматриваясь, выехал из-за пригорка.
– Я Ахсар, сын Хетэга, князя Дзауджикау.
– Так иди же ко мне, сынок, я обниму тебя, – обрадовался Елбаздук и сам пошел навстречу сыну кунака с распростертыми руками.
Хетэг встречал гостей по-царски. На Кавказе гость всегда на почетном месте, а кунак – лучший гость. День был погожий, столы накрыли на воздухе у ручья, десятки мужчин и женщин готовили пищу, угощали вкуснейшим осетинским сыром, подавались горячие фыдджыны – пироги с мясом, цыхтджыны – с сыром. Потом вареное мясо молодого жеребенка со сметанным соусом цахдон, шашлык из баранины. Запивалось все это вкуснейшим пивом, которое могут варить только аланы. Как водится в горах, тост следовал за тостом с пожеланиями здоровья и добра.
Елбаздук и Хетэг долго рассказывали друг другу о жизни своей и своих народов, о радостях и горестях, вспоминали родителей, поднимали кубки с брагой за них и других близких, покинувших сей мир.
Для молодежи устроили соревнования по стрельбе из лука, в финал вышли Ахсар и Антанук. После многих перестрелок победил воспитанник Елбаздука – негоже хозяину не уважить гостей. Когда начался турнир по фехтованию, князья строго следили за справедливым судейством, но опять эти двое были на высоте, заметно выделяясь из других молодых воинов. В заключительном бою, длившемся долго, Асхару удалось выбить саблю из рук Антанука. Хетэг был возмущен.
– Ты забыл закон гор, закон гостеприимства! – резко сказал он сыну.
– Не сердись, родной мой, смени гнев на милость. Ты видел, что мой воспитанник тоже хорош. Любой бой – это наука, а за одного битого двух небитых дают.
За день перед продолжением похода утром Елбаздук умывался у ручья и все время чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он резко обернулся и увидел в кустарнике пару пронзительных детских глаз.
– А ну-ка выходи, шалунишка.
Из кустов вышла шустрая девчонка с туго сплетенными на голове косами.
– Подойди ко мне, дитя мое.
Девочка, осторожно ступая по круглым скользким камешкам, смело подошла к мужчине и спросила:
– Князь, а почему вы так высоко держите свою голову?
Елбаздук расхохотался.
– Ты видишь эти горы? Красивые они?
Девочка кивнула головой.
– А представь себе, что они опустили свои вершины. Как бы это было?
– Это было бы плохо, потому что с них осыплется снег и закроет все дороги в горах, – улыбнулась девчонка и запрыгала от радости. – Теперь я знаю! Теперь я знаю! Князь – это гора, добрые горы спасают людей.
Девочка быстро побежала вверх к дому. Елбаздук смотрел ей вслед, любуясь прелестным созданием.
За завтраком он спросил кунака:
– Что за шустрая девчонка живет в твоем доме? Это твоя дочь?
Хетэг помолчал, вздохнул и как-то тяжело из груди выдавил:
– Это моя боль, брат!
– Прости, что вызвал у тебя неприятное чувство.
– Это так, но и мне пора облегчить этот груз на душе беседой с другом. Кому как не тебе могу рассказать я о своем горе. Слушай, брат мой. Была у меня дочь Ирэ, красавица, умница и гордячка, вся в отца. В семье росла ласковой девочкой, но всякая девочка становится девушкой, а потом женщиной должна стать, вот и пришла пора моей дочери. Сваты не замедлили прибыть, жених достойный, один из отпрысков ширваншахов династии Кесранидов по имени Байрам. Свадьба была пышной, но жизнь у моей дочери не удалась. Не зря наградил Аллах мужа Ирэ таким именем. Байрам – значит праздник, вот и был праздник у него каждый день. Несмотря на запрет вашего Бога на спиртное для мусульман, Байрам был пьяницей и гулякой. Однажды, когда у него гостил его родной дядя Ариф, этот шакал племянник подарил дяде свою жену и мою дочь Ирэ.
Ариф долго не звал свою новую жену к себе в спальню. Когда захотел ее увидеть, евнухи доложили, что у нее вырос живот. В положенный срок Ирэ родила девочку, которую назвали Тайдулой, что на тюркском языке означает «рожденная в доме дяди». Ариф, естественно, своим ребенком девочку не признал, а вернуть отцу не мог, ибо тот умер в пьяном угаре. Дочь мою определили выполнять грязную работу по дому, но гордость не позволила ей жить такой жизнью, и она решилась на побег. Не знаю, как она добралась с ребенком через наши горы, но когда я увидел ее на пороге своего дома, вид у нее был настолько печален, что не пожалеть Ирэ было нельзя. Что говорить о нашей народной молве, она жалеет только мертвых, да и то не всех, молва способна на все, но при мне сплетни плести боялись, а за глаза говорили и сочиняли многое, «добрые» люди доносили пакости до Ирэ. Горькое горе толкнуло ее броситься со скалы в бурные воды Терека. Нет предела и моему горю, не знаю, чем я прогневил Бога, что он дал такую судьбу дочке моей. У нас, христиан, не принято отпевать и поминать самоубийц, но я поминаю дочь и стараюсь заботиться о внучке, девочка растет красивая и смышленая.
– Это так, – поддержал кунака Елбаздук, – скажи еще раз, как ее зовут, а то старая голова не воспринимает сразу непривычных для уха имен.
– Тайдула. Я не стал менять девочке имя, ты знаешь наше поверье: имя, данное Богом при рождении, самое правильное и менять его нельзя, не то накличешь беду на человека. Я не хочу, чтобы она повторила судьбу своей матери. – Хетэг вздохнул и перекрестился на икону Божией Матери. – Мать наша, Пресвятая Богородица, принеси счастье девочке моей Тайдуле.