Вспомнила давнишнюю театральную жизнь, как служила после консерватории в театре оперетты, играла молоденьких дурочек и комических старух. Впервые после похорон мужа засмеялась, подмигнула зеркалу, и в старых чемоданах нашла свои концертные наряды. Они оказались как раз впору. Нарядилась, чтобы выглядеть придурковато, придумала походочку и… стала Куклой. Так избавилась от возможных ухажёров.

Рассказывала свою историю Кукла со смешком, будто говорила не о себе. Потом стала настоящей, глянула на часы, встрепенулась, сказала, что засиделась, что пора идти и заторопилась домой.

Иван Федорович подал гостье пальто, потом не удержался и спросил:

– А теперь не поете?

Кукла вздохнула, покачала головой, сказала:

– Понимаете, говорить это одно, а петь… ― и развела руками.

– А чем же вы занимаетесь? ― спросил Иван Федорович, не из вежливости, а по-настоящему, искренне.

Кукла пожала плечами, вздохнула, сказала:

– Так, живу потихонечку. Пенсию за мужа небольшую дают. Хотела в «Доме пионеров» или как он теперь называется, кружок пения вести. Не взяли. Сказали, что штат заполнен. Я в коридоре постояла, послушала – ужас. Уважаемый Иван Федорович, они там калечат молоденькие голоса. Буквально уродуют! Вздохнула, махнула рукой, попрощалась, ушла.

А Иван Федорович походил по комнате, удивился, что распереживался, и вспомнил, как слыхал лет десять назад про старуху-знахарку, которая от многих болячек людей вылечивала. Непонятно с чего, но опять жалко ему стало эту дурёху. Посомневался день и пошел к знакомым, которые знали, где знахарку найти. Долго вспоминали, и только после третьего стопаря, вспомнили, что старуха давно померла, но адрес дали.

Нашёл. Старуха, действительно, давно померла, и в доме теперь жила её дочка, между прочим, врачиха. Да не просто, а по ухо-горло-носу. Это, как понял Иван Федорович, была судьба. Рассказал дочке, что лечился у её матери. Слегка приврал, но врачиху растрогал, и та согласилась посмотреть Куклу.

Удивляясь себе, уговорил и Куклу. Та долго не соглашалась, но у Ивана Федоровича на такие дела была хватка бульдожья. Уговорил, пришли. Дочка-отоларинголог осмотрела, покачала головой, повздыхала, сказала, что лечили её дебилы, хотя и профессора.

После осмотра Иван Федорович не отстал и уговорил Куклу начать лечение. Полоскания, диеты, но больше у Куклы с врачихой были обычные разговоры. Чаёк попивают и болтают, смеются, ругаются, а то плачут обе. Дочка знахарки по секрету ему сказала, что связки поправить не проблема. Важнее убедить пациентку, что она сможет петь ещё лучше, чем когда была примой. И ведь вылечила!

Стала Кукла тренироваться, или вернее, если говорить по-музыкальному, репетировать. На городском конкурсе ко дню Победы единогласно присудили ей первое место. Председатель жюри, главный режиссер филармонии, человек независимый, старой закалки и убеждений, пригласил на работу.

А через год Кукла выступала в Москве на международном конкурсе. Получила главный приз и приглашение ― выступать в турне по Европе. И пошло, и поехало. Имя её стало известным. А почему? Да потому что настрадалась бедняга. Петь стала не только голосом, но больше душой, а это совсем другое. Это как если положить рядышком на солнце ледышку и бриллиант. Ледышка поблестит, сверкнет на секунду и станет лужицей – силы в ней нет, одна поверхность, форма, да и та ненадолго.

Про Ивана Федоровича Кукла не забыла. Через два года приехала, устроила огромный концерт на главной площади города. Его и всех, кто помогал, представила, усадила в первый ряд. После концерта пир закатила, надарила подарков.

Иван Федорович проснулся, поглядел по сторонам, потом на часы, порадовался за Куклу и снова заснул.

Навстречу шли двое – Кукла и мальчик. Оба счастливо улыбались:

– Иван Федорович, а у нас сегодня большое счастье. Наконец усыновили Ванечку. Почти год мурыжили: то те бумажки им подавай, то эти. И вот сегодня мы с Ванечкой их додолбали. Узаконились». Кукла показала Ивану Федоровичу серьезную бумагу с водяными знаками и печатью.

…Год назад в переходе возле торгового центра она услышала ангельский голос. Подошла. Мальчонка лет шести пел красиво, правильно, почти не фальшивил. Рядом в инвалидной коляске сидел здоровый мужик и собирал деньги. Она заслушалась. Потом выгребла всё, что было в кошельке и отдала. Пригласила к себе на обед. Мальчишечка поглядел на мужика, тот зло зыркнул. Мальчишка шмыгнул носом, опустил голову и пробормотал: «нет».

Кукла, хоть и не от мира сего, а всё про них сообразила. Нахохлилась, будто курица, и потребовала у инвалида документы. Тот начал приподыматься и неизвестно, чем бы всё закончилось, но появились двое патрульных. Кукла кинулась к ним за помощью. Верзила оказался, естественно, никаким не инвалидом. Началась драка. Патруль вызвал по рации подмогу. Пока происходила потасовка, Кукла подхватила мальца, и они убежали.

Дома юного певца накормила, искупала, и он уснул. Во сне вздрагивал, стонал, вскрикивал. Кукла одежонку постирала, погладила, начала штопать и заревела. Поняла, что никому и никуда его не отдаст.

Потом Ваня рассказал, что пела с ним мама. Учила играть и на пианино, и на гитаре. Что она и отец разбились на машине, а его отправили в детдом. Там начал петь и всем нравилось. А потом появился этот мужик, назвался родственником и стал его забирать, вроде как в семью. Ваня даже имени его не запомнил. Брал когда на день, когда на несколько. Заставлял петь в переходах. Деньгами делился с директрисой, Ваня видел. А было Ванюше никакие ни шесть, а восемь лет. Просто ростом маленький, да одет в лохмотья со взрослого бомжа.

Кукла про всё это написала в прокуратуру. Те занялись расследованием, а ей, после того как директрису уволили, новое начальство разрешило бесплатно преподавать пение в детдоме. Желающих было мало, через недолгое время остался один Ванюша. С ним Кукла и занималась, да так, что вскоре на детском конкурсе талантливый мальчик занял первое место, а детский дом получил на развитие талантов кругленькую сумму. Это и подвело Куклу и Ванюшу. Детдом не захотел расставаться с ценным кадром, и всеми силами начал тормозить усыновление. Но всё равно получилось!

Кукла и Ванюша помахали Ивану Федоровичу, и пошли дальше, весело напевая про «веселый ветер».

За окном снова грохотнуло, потом заскрипело и поехала тележка.

– Куда прешь, не видишь что ли, убирать надо, а не грязь мазать! Разъездились тут, как на «Мерседесах», ― снова запричитал дворник, ― платют три копейки, а чем свет Санджа убирай. Аллах свидетель, до получки доубираю и уеду.

«Опять Кукла покатила за пузырем» – сообразил Иван Федорович, – «куда ж в неё столько влезает»?

Он во сне зевнул, подошел к окну. Увидел на стекле пятно крови. Понял что это лопнувший от обжорства комар. Хмыкнул, мол, меньше бы сосал, глядишь, и пожил бы ещё. Глянул вниз. Там скрипела и полязгивала раздолбанная, переделанная во взрослую, детская коляска с опухшей от непросыхания Куклой.

Пьяный козёл – хирург, когда её зимой привезли с переломами, чтобы не заморачиваться и не складывать мелкие кости, оттяпал за пять минут ступню и пошел в ординаторскую допивать спиртяшку и трепаться с молоденькими медсестрами, ржущими от каждого его анекдота…

Иван Федорович вскочил с кровати, быстро пошел в комнату жены. Пока шел, сообразил, что это всё был сон.

Жена вздрагивала во сне. По щеке ползла слеза. «Господи, как же я её люблю», – подумал Иван Федорович. – «И за что мне такое счастье? Бросила театр, сцену, успех. Вышла за меня, обыкновенного капитана после академии. По гарнизонам ездила, во всех тму-тараканях была. Ни разу не пожаловалась. Когда ранило в Афгане, в госпиталь в Ташкент примчалась. Не отходила ни днем, ни ночью. Выходила. А какого сына вырастила! А я-то, я чего ей смог дать? Господи, да ничего».

Жена проснулась, увидела мужа, улыбнулась, потом заплакала: «Ванечка, мне такой дурной сон приснился».

Она всхлипывала и говорила: