— Оставьте нас, — приказал он, и стража послушно удалилась из помещения.
— Ну, я жажду подробностей, — продолжал Маниус, — довольны ли вы результатами вашего глупого упорства? Власть в моих руках, вся Фелидия не сегодня — завтра будет ликовать, приветствуя, правильно ты сказал, Коэл, короля. Все стало так, как я вам обещал, только вот могло бы обойтись меньшими жертвами. Но все так, как случилось. Что же мне теперь делать с вами?
— А что хочешь, — снова проворчал Нарим, — у таких, как ты, ни стыда нет, ни совести. О пощаде никто просить не собирается.
— Ну-ну, я отнюдь не собираюсь вас уничтожать, хотя, на тебя, Нарим, честно скажу, руки чешутся. Но, я прощу вас. Даже отпущу доживать свой век где-нибудь в родных землях. Править, конечно, вы не будете.
— Спасибо за щедрость, обойдемся без ваших мерзких подачек, Ваше Величество.
— Отвечай за себя, Нарим. Коэл, твое решение?
— А какое мое решение, — тяжело вздохнул Коэл и принялся перебирать пальцами, словно раздумывая, — будто у меня есть выбор. Что тебе нужно-то от нас?
— Отказ от власти, — пояснил Маниус, — вы подписываете указ об отречении и передаче всех полномочий мне и моим соратникам. Я же позволяю вам спокойно жить. В принципе, ты прав, Коэл, выбора у вас почти нет. Итак, что медлить?
Он вынул из-под плаща тугой свиток, перехваченный алой ленточкой, и медленно положил его перед советниками.
— Одна подпись решит все. Приказать принести вам перо и чернила?
— Не дождешься, — процедил сквозь зубы Нарим,? не было и не будет такого, чтобы советник склонялся перед самозванцем.
Коэл же подтянул бумагу к себе, развязал ленту, раскрутил свиток и бегло прошелся глазами по тексту, еле заметно, горько улыбнулся и промолвил, безысходно:
— Пусть принесут чернила. Я подпишу это.
— Коэл! — негодующе воскликнул Нарим и, сорвав голос, зашелся сухим, до боли в горле, кашлем.
— Что, Нарим? — Коэла оставался спокоен. — Что мы теряем? Чем нам поможет гордость? А Фелидии? Да, ничем. Вот, что я скажу тебе — я уважал Совет. Я преданно служил ему много лет, но иногда, признаю, меня возмущали его решения. Совет слишком цеплялся за свою гордость, и вот итог. Если я не подпишу, от меня просто избавятся, а будет так, как решит Маниус. Это слишком очевидно. А так, как минимум одной смертью будет меньше. И тебя, Нарим, я прошу, забудь ты о своем величии, стань простым человеком, с простой жизнью и доживи свой век спокойно. Подпиши.
Нарим посерел, сжался, как печеное яблоко, губы его нервно затряслись, пальцы сжались. Маниус пару раз громко хлопнул в ладоши, одновременно вызывая слугу, и выражая свой безграничный восторг.
— Браво, Коэл! Недаром я считал тебя самым благоразумным. А теперь, когда между вами вопрос решен, будьте так любезны, скажите мне, где оставшиеся трое. Где этот бык Таарон? А змей Шародай?
— Таарон ушел, — гневно ответил Нарим, — защищать город вместе с его стражами. Не думаю, что он вернется. А Шародай сбежал. Как только дворец начали забрасывать, его и след постыл.
— Куда это? — Маниус недоверчиво повел бровью.
— А кто его знает, — пожал огромными плечами Коэл, — когда все побежали укрываться от ваших снарядов, он и потерялся. Решили бы, что погиб, да видели его где-то внизу, у подземелий. Туда, наверное, и юркнул.
— Что ж, этот может. Ну, ничего, не долго ему бегать, коли живой. А где тогда наш Временный Глава? Вот уж с кем я бы подольше поговорил.
Оба советника потупились, подбирали слова. Маниус был готов подождать, ему даже стало любопытно, что же такое случилось с Кайзалом, что советники не торопятся с объяснениями. Неужели погиб?
— Я думаю, — промолвил, наконец, с неохотой Коэл, — ты можешь увидеть его в соседней комнате.
— Что же вы разделились?
— Так уж вышло. Где там твои перо и чернила?! — нервно прохрипел Нарим и, словно услышав его недовольство, в комнату вошел воин пехоты и без лишних слов поставил на стол склянку с иссиня-черной жидкостью и положил белоснежное, подточенное перо.
Первым поставил свою корявую подпись Коэл. Толстые пальцы не слушались, норовили то и дело выронить перо, но он справился. Нарим же долго скреб пером, то и дело отрывался и окатывал Маниуса презрительным взглядом, после чего продолжал выводить свое имя под позорящим его текстом.
Маниус ждал, и как только дело было выполнено, выхватил бумагу, восторженно взглянул на подписи и самодовольно улыбнулся.
— Отлично, глубокоуважаемые члены бывшего Совета Семерых. Ваше благоразумие не забудется. Пока новая власть находится в новорожденном состоянии, вы будете находиться под охраной, а потом, вот вам мое слово, вас отпустят на все четыре стороны.
— Изумительная щедрость, — пробормотал Нарим, — и как же ты будешь править, король? И не рано ли ты нацепил на себя этот титул? Быть может, народ выберет другого?
— Не тебя, кровопийца, уж точно. Сейчас вас проводят в уцелевшие покои дворца, где вы будете находиться вплоть до моего решения, куда вас отправить. Всего вам доброго.
Маниус поднялся, развернулся и быстро вышел, приказав на ходу воинам взять под стражу Нарима и Коэла.
Сам же он направился, как и было указано, в соседнюю комнату, толкнул незапертую дверь и, с ядовитым приветствием на устах переступил через порог. Но так ничего и не сказал, кроме сдавленного, грубого:
— Вот зараза!
Кайзал не стал дожидаться позора. Когда сомнений в поражении не осталось, Временный Глава Совета закрыл глаза, затянул на шее тугую петлю и толкнул сам себе стул из-под ног. Теперь его страшное, посиневшее лицо, с неплотно прикрытыми мертвыми глазами безразлично смотрело на Маниуса и показывало, словно издеваясь, кончик языка.
— Нашел, как счеты с жизнью сводить, — брезгливо пробормотал Маниус, осматривая повисший над полом труп, — отравился бы, что ли… Ладно. Снимите его!
Маниус, бесчувственно взглянул в последний раз на тело своего недавнего противника. Радости победы он не ощутил. Ничего, кроме омерзения, которое вызывает вид повешенного. Но тут расценил, что и в смерти есть преимущества — мертвые не высказывают мнений, не ставят подписи. Их больше нет… А значит и нет их прав.
Маниус подошел к окну, в которое когда-то Кайзал любовался Аборном, и сам взглянул на лежащий в руинах город. Ни капли сожаления не вызвал в нем удручающий вид разгромленной столицы. Он знал, и даже рассчитывал, что так будет. А Аборн… Маниус передернул плечами. Аборн никогда ему не нравился как город, а уж, из каких расчетов его давным-давно сделали столицей, и вовсе недоумевал. У его Фелидии будет новая столица, богаче, щедрее, ярче продажного, скупого Аборна. В его родных землях, в Балии.
— Какие будут приказания? — голос начальника охраны раздался неожиданно, из-за спины.
Маниус обернулся. Тело Кайзала сняли, и теперь оно лежало в углу комнаты, завернутое в найденную где-то простыню. Воины стояли в дверях. Смиренно ожидая распоряжений.
— Разберитесь с оставшимися защитниками, что еще осмеливаются скалиться, — приказал Маниус,? потом отпирайте подземелья и выпускайте людей. Надо начинать разбор мертвецов. Выкладывайте их на Дворцовой и Храмовой площадях для опознания и последующего погребения. Все понятно?
— Да, Глава Маниус.
— Тогда можете идти и выполнять.
Начальник охраны поклонился и вышел. У дверей комнаты остались только личные воины Маниуса, неустанно следившие за его безопасностью.
— Глава…,? рассмеялся Маниус, кивнув им, — скоро никаких Глав не останется. Все! Иное время, другая эпоха!
И с этими громкими словами закрыла глаза и забылась вечным сном уставшая, измученная войнами и распрями Старая Фелидия, уступив свое место пока еще несмышленому, неумелому, но упрямому и своенравному, младенцу. Новой Фелидии.
ЧАСТЬ 6
Эпизод I
Солнечный свет проник в подземелья, как магическое сияние неизвестного мира. Вдруг грохнули замки и засовы, отворились тяжело и лениво двери. Люди вскинули взгляды, и в их, уже привыкшие к плотному сумраку, глаза брызнули разъедающие ярко-белые лучи. Защищаясь, пленники подземелий подносили к лицам ладони и в дверных проемах силились разглядеть хоть что-то. Врагов? Друзей? Послов добрых или страшных вестей? Но не было ни тех, ни других. И тогда самые отчаянные, переборов сомнения, решились подняться в город. Как робкие кролики, они вылезали из нор, озирались, ждали нападения, но никто их не трогал.
