Узнав старого тюремного закадычного друга, Геннадий поспешил представить его и всем остальным:

- Это «Кент». Он парень свой: мы вместе сидели.

В таких сомнительных кругах это была самая уважительная рекомендация, и два других товарища «Сладкого» утвердительно мотнули на такое представление головами. Между тем хозяин посчитал необходимым обозначить и их преступные привилегии:

- А это «Костыль» и «Седой», также неоднократно судимые.

Если принимать во внимание их внешние данные, то они мало чем отличались от того бомжеватого вида, коим был облечен Засахарин. Они также были давно «опустившимися» членами социального общества и жили за счет того, что удавалось заполучить за счет любого незаконного рода деятельности, предпочитая больше всего всевозможные обманы и кражи. Первый – это Костылин Виталий Владленович, едва достигший пятидесяти двух лет от рождения. Его довольно высокий рост, сочетаясь с худощавой фигурой, придавал ему действительно вид медицинского костыля, что спрягаясь с фамилией и послужило к награждению его отличительным прозвищем. Одет он был в рваные джинсы и засаленную рубашку темно-серого цвета. На ногах у него, в отличии от хозяина, предпочитавшего носить старинные яловые еще отцовские сапоги, были обуты потрескавшиеся кроссовки. Морщинистое лицо его было худым с впалыми, в отличии от остальных, гладко бритыми щеками; нос крючковатый с огромной горбинкой; губы толстые выпирающие, постоянно причмокивающие; пепельного цвета кучерявые волосы были без явных признаков седины и выпирали далеко за лопоухие уши. Второй – Седов Александр Алексеевич заслужил свое преступное «погоняло», как за счет фамилии, так и за совершенно седые беспросветные волосы. Он давно уже достиг пятидесятидевятилетнего возраста и, не смотря на свой невысокий рост, едва превышающий сто пятьдесят сантиметров, считался в этой группе не только старшим, но и самым авторитетным. Его телосложение было достаточно коренастым и не лишенным физической силы. Продолговатое чуть вытянутое лицо было покрыто трехдневной щетиной и выражало собой большую уверенность и непередаваемую жестокость; маленькие серые глазки не выражали совершенно никакого ума и были наполнены лишь непробиваемым каким-то даже звериным упрямством; нос прямой, спускавшийся из-под нахмуренных дугообразных бровей, продвигался к тонким плотно-сжатым злобным губам, лишний раз подтверждавшим безжалостность этого человека; ушки небольшие – плотно прижаты. Весь вид его отчетливо говорил, что этот мужчина не «вылезает» из мест лишений свободы и задерживается на «воле», исключительно, на непродолжительном протяжении времени. Вот и сейчас, именно он организовал эту преступную вылазку, чтобы похитить от местного предприятия необходимый в работе электрический двигатель. Его подельники безропотно согласились и сейчас «половинили» украденный им предмет на составляющие запчасти.

- А вы не зря притащили сюда похищенную бандуру? - рассудил Кентюрин вполне даже здраво, - Вы не думаете, что сюда уже идут по вашему абсолютно четкому следу?

- Не-а, - уверено ответил беспардонный постоянный «сиделец», - это запасной и его хватятся не раньше, чем утром. Мы же к этому времени отсюда «слиняем».

- А, как же хозяин? - продолжал допытывать более умный преступник, - Вы не задумывались над тем, что таким образом его подставляете? Вы то уйдете, а ему придется отвечать перед тем, как вдруг так оказалось, что к его дому ведет четкий отличительный след, а на территории имеются явные остатки разделанного на куски агрегата. А потом вы ему будете предъявлять, что он вас, якобы, «застучал», хотя сами же на него указали. Так что же в таком случае получается, что «стукачи» – это вы?

- Ты чего, самый умный? - грубо бросил «Седой», ни на секунду не прекращая потрошить этот двигатель, - Не лезь не в свое дело, может тогда уцелеешь.

Он ответил так грубо, еще не зная взрывной натуры Кентюрина, который не замедлил ее сразу же проявить. Резким и внезапным ударом ботинка, угодившим прямо в лицо беспечного обнаглевшего незатейливого воришки, он тут же постановил: кто в этом преступном обществе является главным. Седов попытался возразить с расставленным приоритетом и, резко поднявшись, выхватил из кармана выкидной нож, освободил острое лезвие и, наставив его на противника, выпучил от охватившего его гнева свои преступные зенки и хриплым плаксивым голосом заорал:

- Ты чего, «падла», тут «раскудахтался»? Вообще, берега все попутал? А, ну-ка, подойди-ка поближе, я посмотрю какого цвета польется твоя кровь.

- Как и у всех – нормальная, - ни на секунду не стушевавшись, проговорил беспощадный бандит, - и не тебе, «гнида», ее рассматривать. Я бы тебя простил – по незнанию, но за «петуха» ты мне все же ответишь.

Здесь он подпрыгнул высоко кверху, изобразил в воздухе ножницы, переменяя одну ногу с другой, и отточенным неоднократно натренированным движением, направленным тяжелым военным ботинком прямиком в нос вооруженного неприятеля, в одно мгновение выбил сознание из непонятливой головы: поврежденная нога уже практически не болела, и он мог позволить себе такое неординарное действие. Незадачливо хрюкнув, Седов, как был с выставленным перед собою ножом, так и завалился на спину, сильно выгнув, при этом, свой корпус назад и высоко вскинув кверху освобожденные на время от силы тяжести ноги.

- А ты, «Сладкий», совсем что ли дурак, раз привел к себе домой этих придурков? - выговорил Кентюрин хозяину, лишь только убедившись, что недавний агрессивный приятель полностью обезврежен, - Тебе опять что ли в тюрьму захотелось? Так эти ребята тебе это быстро устроят, а потом еще сделают тебя «стукачом» и обвинят во всех своих бедах. Так бывает всегда и в этом даже не сомневайся.

- Ага? - попытался разъяснить незадачливый хозяин воровского притона, - Попробуй ему возразить – вмиг тебя «на перо поднимет».

- Ну, меня же не поднял? - возразил на это Максим и уже голосом с более смягченной интонацией произнес, - Ладно, хвати трепаться. Поднимайте это «тело» с земли и заносите его внутрь, а там уже разберемся, что дальше с ним делать.

Впечатленные силой и ловкостью нового заводилы бомжеватые друзья беспрекословно выполнили его нехитрое указание.

Почти в то же самое время Горячев Витя вернулся домой и обнаружил, что его отца отпустили с работы, разрешив переночевать эту ночь дома. Мужчина до такой степени устал за последние несколько дней, что только добравшись до своей удобной мягкой кровати сразу же завалился спать, совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Соседка, по этой причине, была освобождена от своего вечернего посещения, и мальчику пришлось самому придумывать, чего себе приготовить на ужин. Давно привыкнув обходиться без матери, ребенок с легкостью справился с этой несложной задачей, пожарив себе яичницу с луком. Закончив с едой, он отправился в комнату, где сразу же стал названивать по мобильному, чтобы отменить посещение очередного дежурного. В эту ночь в его доме должен был находиться Козеев, именно его и побеспокоил придумавший этот план предводитель.

- Послушай, «Кощей», - произнес он полушепотом в трубку, - все отменяется можешь спокойно спать дома. Почему? Потому, что у меня, «блин», отец сегодня ночует – вот почему. Все давай спи – до связи.

На этом непродолжительный разговор прекратился и маленький Виктор, уставший за последнее время от чудовищных непривычных для детской психики передряг, прекрасно понимая всю бесполезность предпринятой им «мышиной возни», спокойно лег на кровать и тут же уснул.

«Седой» постепенно пришел в себя и, теперь сидя с товарищами на кухне, принимал участие в разговоре, главной целью которого было определить: кто же пойдет за выпивкой? Естественно, принимая во внимание «взрывной» характер – его и Кентюрина, выбор стоял только между Засахариным и Костылиным. Им предложено было самим решить этот несложный вопрос, тем более что деньги имелись, и их предложил вновь-прибывший городской постоялец. Два чудака кинули жребий, и выбор пал на хозяина дома. Непринужденно вздохнув, он добавил к своей обычной фуфайке еще и засаленную бейсболку и, скомкав в ладонь предложенные купюры, неторопливо поплелся на улицу.