Быстров не заставил себя упрашивать. Вошел. И почувствовал себя, как дома. Лисичкина вручила ему полотенце, отправляя под душ.

Смывая с себя усталость последних дней и пыль подземелья, Матвей напевал от удовольствия, которого не мог одолеть даже запашок, исходящий от воды. До поры он повымел из головы все мысли, за исключением одной: «Не стой в намыленных ногах». Давнее мамино наставление оберегло его: он не поскользнулся и выбрался из ванны, ничего себе не повредив.

Марина дала ему халат (родители были в отъезде, так что отец не мог поумерить щедрость дочери, распоряжающейся его вещами) и оставила в гостиной наедине с бутербродом, который был лишь вступлением к готовящейся трапезе. Проявив себя заботливой хозяйкой, Лисичкина удалилась в ванную.

Справившись с аппетитным прологом, Быстров занялся осмотром своего арсенала. И «беретта», и «кольт», и пистолет Макарова были в приличном состоянии, но он все же разобрал, проверил и собрал их по-новой. А ножи – «спринг-найф» и две финки, – их и проверять не надо.

Прошло минут двадцать, прежде чем Лисичкина вновь явила себя взору агента. Волосы она заплела в косу, и Матвей понял, что в косе она нравится ему еще больше.

А потом был ужин, разговоры и… ночь. Быстров ворочался, воюя с комарами и бессонницей. И думал, что другой на его месте непременно воспользовался бы случаем и поскребся бы к девушке. Но не тот Марина человек… Какой именно она человек Матвей сформулировать не успел, потому что заснул.

Лисичкина разбудила его в восемь. Во сколько встала она, оставалось гадать, так как одежда Быстрова была вычищена, а рубашка даже выстирана и отутюжена.

Они позавтракали и через полчаса автобус увозил их из Зеленограда. Им предстояло проникнуть в лабораторию Динозавра. Что за зелье варится там в огне бунзеновских горелок? Вот же подонки, руки загребущие…

Быстров взглянул на собственные руки. На правом запястье расползлось розовое аллергическое пятно. Он выругался сквозь зубы, недобрым словом помянув … .

Быстров взглянул на собственные руки. На правом запястье расползлось розовое аллергическое пятно. Он выругался сквозь зубы, недобрым словом помянув хлорку.

– Чешется? Странно. – Лисичкина была патриоткой своего города. – Вообще-то у нас вода неплохая.

Матвей не стал спорить, хотя ему было, что сказать. Например: в его экологически неблагополучном Орехове-Борисове от воды коростой все же не покрываешься. Или там хлорка другая?

Он промолчал, потому что их ждали проблемы куда серьезнее аллергии. Справиться с Динозавром и его головорезами – этой сыпью на теле пока еще относительно здорового общества, – вот задача!

До «Октябрьского поля» они добрались без приключений. Выйдя из метро, тут же сели на «сотый» автобус. Через шесть остановок сошли.

Улица Гамалеи была тиха и пустынна. Около санчасти по-прежнему сиротливо стоял «жигуленок». От учинивших над ним насилие бандитов, позже поверженных Матвеем, разумеется, и следа не осталось.

Лисичкина увлекла спецагента к полуразрушенной сторожке, приткнувшейся к ограде больничного комплекса. Девушка завернула за угол и исчезла в проеме, не прикрытом даже самой хлипкой дверью.

Пол сторожки был усыпан кирпичной крошкой, осколками бутылок. По углам бугрилось какое-то тряпье. Вероятно, здесь не раз находили приют бомжи и местные алкоголики, жаждущие покоя и «огненной воды». Да чтобы сверху не капало!

Воняло нечистотами. У Быстрова засвербило в носу, но он ущипнул себя за мочку уха и не чихнул.

Лисичкина пересекла единственную комнату сторожки и остановилась перед неприметной железной дверцей, над которой висела ржавая табличка с надписью «Запасной выход». Отсчитав пять кирпичей от верхнего среза косяка, девушка приложила ладонь к стене, нажала. Что-то щелкнуло, тихо скрипнуло, и дверца приоткрылась.

Выхода не было, был вход. Почти сразу от порога начиналась винтовая лестница, ведущая к загадочной лаборатории Динозавра. Об этой лестнице Марине рассказал Роман, день ото дня становящийся все более искусным «слухачом». Чужие тайны так притягательны!

В непроглядном мраке спецагент стал спускаться по каменным ступеням. Сзади слышался шорох легких шагов Марины, и это подбадривало, вселяло уверенность, заставляло распрямлять плечи.

Спуск продолжался семнадцать с половиной минут. Стрелки на наручных часах, правда, было не разглядеть, но Быстров вполне полагался на свое чувство времени, отшлифованное многолетними упражнениями.

Справедливости ради надо заметить, что он ошибся, введенный в заблуждение темнотой и безмолвием. Прошло семнадцать минут и пятьдесят секунд, прежде чем лестница закончилась бетонной стеной с врезанной в нее стальной дверью. Беглый осмотр убеждал в отсутствии каких-либо запоров. Отворяй и входи. Если не боишься, конечно.

За себя Матвей не боялся, на то он и профессионал, но рядом с ним была Марина, и если с ней что-нибудь случится, это будет на его совести. Он решил действовать по правилам: достал «беретту» и «кольт», глазами показал девушке, что она должна прижаться к стене, после чего лягнул дверь ногой, и когда та распахнулась, с кувырком влетел в образовавшийся проход.

Откатившись в сторону, он замер, направив оружие на детину в пятнистой форме, сидящего за колченогим столом. Детина чаевничал. Перед ним исходила паром большая металлическая кружка. Рядом с ней лежал допотопный немецкий «шмайссер». Рука охранника потянулась к автомату.

– Не советую, – внушительно произнес Быстров.

Детина застыл, загипнотизированный уверенным голосом спецагента, но более того – пистолетами в его руках.

Матвей поднялся, ни на мгновение не отводя взгляда и оружия от перепуганного стража. Приблизился к столу, перегнулся и точным ударом рукояткой «беретты» по темечку отправил детину в путешествие по беспамятству.

Подхватив автомат, Быстров окликнул Марину. Та без тени испуга в зеленых глазах взглянула на неподвижного охранника и поинтересовалась:

– Надолго?

– Не навсегда, – заверил Матвей, не имевший намерения отправлять детину в мир иной. – Часа полтора проваляется здесь, а потом неделю в госпитале. Вообще-то, долго пакостить не сможет.

– Дайте мне пистолет, – попросила девушка.

– Вы умеете с ним обращаться?

– Тут большого ума не надо.

– Ну, что ж…

«Беретта» перекочевала из руки спецагента в ладошку Марины. С пистолетом Лисичкина выглядела скорее комично, чем грозно. Быстров отвернулся, пряча улыбку, и бросил коротко:

– Идите за мной. Но держите дистанцию!

Они прокрались узким коридорчиком, и снова путь их преградила дверь. Из-за нее доносились приглушенные голоса, шипение, позвякивание, постукивание, в общем, невнятный шум. Матвей усмехнулся:

– Повторение – мать учения. Так повторим! – Он саданул ногой по двери, и ту чуть с петель не сорвало. – Руки в гору! – рыкнул Быстров, поводя стволом автомата слева направо и обратно. – Не двигаться. Стреляю на поражение!

Три пары изумленных глаз уставились на него. Около оцинкованных лабораторных столов стояли мордатый Степан и Скотница. Рядом с ними сутулился хлюпик в белом халате.

Этот тщедушный, с куриной грудью человечек оказался самым смелым в этой троице, а может, самым наивным, потому что вдруг промямлил:

– А в чем, собственно, дело?

– Марина, постерегите их, – оставил вопрос без ответа Быстров. – Забалуют – стреляйте, не чикайтесь. А я тут малость похозяйничаю.

Матвей подошел к какому-то прибору и вырвал из его стенки пук проводов. Ими он скрутил руки пленников. Потом загнал их в угол, заставил опуститься на пол и, наказав сидеть тихо и не рыпаться, вернулся к Лисичкиной.

– Ничего не понимаю, – растерянно проговорила девушка, что-то рассматривавшая на столе.

Спецагент проследил за взглядом Марины и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На столе аккуратной горкой были сложены зубы. Кошмарную завершенность этой жуткой картине придавало то, что все зубы были … .