Через пять минут Лисичкина заснула, склонив голову на его плечо. Волшебное ощущение! Матвей боялся пошевелиться и тем самым распугать сновидения спутницы, а они были светлыми, потому что на губах девушки блуждала улыбка. Увы, не все зависело от Быстрова. Он ничего не мог поделать с выбоинами на дороге, грозившими нарушить сон Марины. Он мог лишь на все лады клясть ремонтников, тяп-ляп латающих полотно, и нерадивого водителя, не лелеющего матчасть. И все. Прискорбно.

Мысли его сделали неожиданный финт, и он подумал, что надо бы составить план действий. Сегодня – отдых, хватит приключений. Но завтра, в пятницу… Перво-наперво надо побывать в подземной лаборатории – чем они там занимаются? Не мешает заглянуть и внутрь контейнеров, которые Роман забирает в стоматологических поликлиниках. А потом и к Кальмару можно подступиться, наверняка найдется с чем. Вот такая лестница, по ней и будем подниматься. Не спеша, но и не медля, осторожно, но неуклонно, пока не доберемся до верха, а уж там поглядим кто кого – Динозавр его или он Динозавра.

Лисичкина пошевелилась, выпрямилась, поправила волосы:

– Приехали.

Автобус свернул и покатил к вольно разбросанным кирпичным башням, стыдливо прикрывшимся высокими соснами. Привыкший к тесноте и запущенности московских улиц, Быстров любовался открывающимся пейзажем. Это ничего, что урбанистический, главное – глаз радует.

Но в значительно большей степени глаз радовало другое. Быстров смотрел на Марину и не мог насмотреться.

В эту минуту он, разумеется, не мог знать (только – догадываться), что уже через несколько часов будет на волосок от гибели.

Одно Матвей знал твердо: планируя завтрашний день, он просчитался, не оставив места для самой главной … .

Одно Матвей знал твердо: планируя завтрашний день, он просчитался, не оставив места для самой главной ступеньки. Для любви!

Быстров опустил поднявшиеся в улыбке уголки губ, сетуя на свою непоследовательность. Ведь решил же: признается позже, когда от Динозавра только мокрое место останется, а раз так, то – выдержка, хладнокровие, а там, дай срок, дойдет и до лирики.

– Нам на следующей, – предупредила девушка.

Как диктуют правила хорошего тона, Матвей первым покинул автобус и развернулся, чтобы подать Лисичкиной руку. Однако Марина то ли замешкалась, то ли ее оттеснили, как бы то ни было, вместо нее в дверях появилась дородная дама. Увидев протянутую руку, она отшатнулась, прижав к животу раздутую сумку. Секундами позже, сообразив, что жест незнакомого мужчины не таит опасности, и все же с недоверием и опаской, матрона бочком-бочком соскользнула на асфальт и засеменила прочь. Спецагент проводил даму взглядом, в котором сплелись воедино брезгливость и жалость.

Мягкие пальцы легли в его ладонь. Он поднял глаза и оторопел: с жеманной гримаской на него смотрела незнакомая девица с избытком макияжа на лице.

– Спасибо за поддержку, – проворковала она. Ступив на остановку, она вспорхнула ресницами: – Деликатность – это сейчас такая редкость! Всюду грубость, хамство. Без провожатого не обойтись.

Девица сделала паузу, чтобы галантный молодой человек мог незамедлительно заявить о претензиях на вакантное место.

– Я занят, – буркнул Матвей.

– Ну и дурак! – фыркнула девица, тут же потеряв к Быстрову всякий интерес. С видом оскорбленной невинности она повернулась и, неспешно перебирая длиннющими ногами, поплыла по тротуару.

– Сама дура! – сказала Лисичкина, возникая рядом со спецагентом. – Вот из-за таких охотниц порядочные девушки парня найти не могут. Пиявки! Ну, что вы стоите? Пошли!

Шагая рядом с девушкой и внимая ее рассуждениям об общем упадке нравов и, в частности, о лицемерии и беспринципности «пиявок», Быстров ликовал. Горячность Лисичкиной была ему, как пластырь на раненую душу. Не случайно она кипятится! И не в том причина, что она от него руки не дождалась, а в том, что на нее, руку, эта «охотница» посягнула. Отсюда вывод: Марине он не безразличен! Такое вот умозаключение. И черта с два он ошибается. Дедукция!

Пребывая в прекрасном настроении, Матвей вместе с тем не забывал поддакивать спутнице. А потом перестал, сообразив, что Марина – девушка умная, тонкая, фальшь распознает тут же и замолчит. И он, Быстров, опять станет выискивать в ее словах и поведении знаки расположения и думать: не примнилась ли ему эта особая приязнь?

Он даже рискнул пару раз возразить, предложив более аккуратные формулировки, которые были незамедлительно отвергнуты, однако без сарказма и сомнений в умственных способностях напарника.

– Вот мой подъезд,– сказала Лисичкина.

Дорожка вывела их к подъезду пятиэтажной «хрущобы», утонувшей в зелени. Зеленоград вполне оправдывал свое имя.

– Эй, мужик, закурить есть? Эй, ты что, оглох?

Из тени, падающей от козырька подъезда, выдвинулся прыщавый подросток в мешковатых штанах и клетчатой куртке.

– Да он нас не уважает! – возмутился еще один ломкий тенорок, и рядом с первым объявился второй парень, такой же прыщавый, и так же одетый, только клетки на его куртке были не красно-белые, а красно-черные.

– Чего вам, ребята? – миролюбиво спросил Быстров.

– Не уважаешь, значит? – ощерился Красно-белый.

– А мы вежливости научим! – пообещал Красно-черный.

– Может, не стоит? – с сомнением произнес спецагент. – Чревато.

– Хамит! –удивился Красно-белый.

– Он, наверное, сильный, – с наигранным ужасом прошептал Красно-черный.

Руки подростков нырнули в карманы, а когда вынырнули, в одной был хромированный кастет, а в другой – самодельная свинчатка.

– Зря вы так, – с печалью в голосе сказал Матвей, не расположенный сейчас ни к долгим словопрениям, ни к заурядной драке. Он уже достаточно намахался за сегодня, и вновь пускать в ход кулаки охоты не было. Тем более что на этот раз противники сопливые, таким по шее накостылять не велика доблесть.

Клетчатые знать не знали, кому вздумали угрожать, а потому придвинулись к отчего-то не трясущейся от страха жертве. Себя они мнили, конечно же, загонщиками. Вот она, безнаказанность, что с детьми делает, до чего доводит!

Быстров запустил руку в пакет с оружием и выудил первый попавшийся пистолет. Когда черный зрачок «беретты» уставился на застывших подростков, Матвей тихо проговорил:

– Шли бы вы отсюда, мальчики!

Мертвенная белизна залила угреватые щеки, и прыщи заалели, как капли красных чернил на листе ватмана.

Первым очухался Красно-черный. Отступив, не сводя глаз с дула пистолета, он ухватил приятеля за куртку, дернул… Красно-белый попятился. Они развернулись через левое плечо, точно новобранцы на плацу, и с нарастающим ускорением кинулись наутек.

Спецагент бросил «беретту» обратно в пакет.

– Это не бандиты. Они только учатся.

– У них все впереди, – кивнула Лисичкина, открывая дверь подъезда. Теплая волна затхлого воздуха окатила Быстрова.

Поднимаясь по узкой лестнице, спецагент невольно косился на рисунки, которыми пестрили стены. Неведомый автор черпал вдохновение из двух источников: сексуальных мечтаний и любви к «металлу». Воображение у творившего было безудержно-богатейшим: изображенные мужчины и женщины вытворяли такое, что ни в какой «Камасутре» не вычитаешь, а патлатые гитаристы так изгибались в экстазе песнопения, точно их тела отлиты из гуттаперчи.

– Нравится?

Девушка вставляла ключ в замок и поглядывала на спутника. – Это Витька с четвертого этажа изгаляется.

– Ему бы в изостудию какую. Талантливо. Хотя и скабрезно.

– Да он в ней лет пять занимается. Только не нравится ему кувшины, гипсовые яблоки и пейзажи за окном рисовать. Вот душу и отводит… Четырнадцать лет. Перебесится. Станет гением, еще гордиться буду, что с ним в одном доме жила.

Замок щелкнул. Дверь открылась.

– Проходите. Чувствуйте себя, как дома.