– Записывай меня в свой литературный кружок.

– Наконец-то! – обрадовалась она и так засияла, что любой неграмотный человек мог бы прочитать на ее лице: «Степа, как долго я тебя ждала». Но я человек хладнокровный и всегда свои чувства в руках держу. Серьезно спросил ее:

– Наташа, дело прошлое, сознайся: ты это фельетон тогда написала?

А она показала мне свои зубки, такие ровные и красивые, какие ни один зубной техник не сделает, и, моргнув глазками, сказала:

– Я, Степа, изучила твой характер. Раз слывешь ты рабкором, значит, и будешь им, а от рабкора до литкружковца расстояние короче воробьиного носика.

Конечно, если бы только я, ежедневно обливаясь холодной водой, не упражнял свои нервы, то при всем народе крутанул бы ее, как в вальсе, вокруг себя. Но нервы у меня, как шпагат, выдержали.

Да, крепкая у нас после этого объяснения дружба завязалась.

И когда я уехал на курорт, то она мне каждый день пакеты присылала. А какие письма! Сроду не поверишь, что это краснознаменный слесарь седьмого разряда писал. Как только она меня не называла. И Степаном, и Степочкой, и Степушкой. И прямо Степью!.. Как начну читать, так у меня все нутро расплавляется.

С курорта я вернулся в самый расцвет весны. На вокзале встретила Наташа. После стандартных приветствий – «Здравствуй, Степа. Ну как? Какой же ты толстый стал!» – сует она мне зеленый билетик. А на нем написано: «Уважаемый товарищ! Вы приглашаетесь на торжественный вечер, посвященный встрече ударников печати и производства. Просьба прибыть без опозданий…». Прочитал я, а Наташа посмотрела на меня, как браковщица на недоделанную деталь, и говорит:

– Часов в шесть завтра заходи за мной, и вместе пойдем. Только смотри, если появишься в этом сером мешке, то лучше и не попадайся на глаза.

Когда я уже дома посмотрел на свои праздничные костюмы, то и сам убедился, что они имеют очень большое сходство с потрепанными мешками. Деньги у меня были, и я решил купить себе новый костюм. Еще с вечера положил бумажник в карман брюк, чтобы не забыть его утром, и лег спать. На другой день отправился в город. Хожу я таким образом: пересекаю улицы во всех направлениях. А настроение у меня самого высшего качества. Поверите, язык зудит, так и хочется остановить первого встречного гражданина, дать ему закурить и потом рассказать всю свою биографию. Что я слесарь седьмого разряда, был на курорте, а завтра опять выхожу на работу в электрический цех. Окружит меня наша братва, каждому руку пожму, закурить торгсиновских[2] дам. А потом и начну им расписывать про курорт: какая природа на Кавказе, как за нами ухаживали, про этих самых старикашек докторов, как кормили нас. Уж я им так развезу, что все рты поразинут. А если кто сомневаться начнет, так на самого себя, как на иллюстрацию, покажу.

Выбрал я в таком настроении самый большой магазин, где продавалось готовое платье. Пробираюсь сквозь толпу покупателей к прилавку и тоном человека, имеющего в кармане большие деньги, спрашиваю у продавца:

– Гражданин, есть ли у вас подходящий для меня костюм, недорогой, рублей на четыреста?

Высокий, этакий культурный продавец с тонким носом вежливо объяснил мне:

– О, за такую цену у нас можно великолепный костюмчик приобрести. Вы какой размер носите?

– Точно не могу сказать. Я прямо из Пятигорска, меня там порядком подремонтировали, так что я килограммов на семь прибавился. Но если у вас есть кронциркуль или чем вы там измеряете, то можно прикинуть.

Прищурив глаза, культурный продавец осмотрел меня с ног до головы и с достоинством высококвалифицированного специалиста определил:

– Вам хорошо должен подойти сорок девятый номер.

– Можно и сорок девятый, – согласился я. – Мне все равно, какой бы на нем номер ни стоял. Главное, чтобы он был не тесный и не широкий. Чтоб он на мне впритирку сидел, как подшипник на валу. К примеру сказать, когда ставишь его, подшипник, на вал, а он слабину имеет, то дело пропащее, мотор работать не будет.

Привел я ему еще один пример насчет зазора в шариковых подшипниках. Продавец дослушал меня внимательно, только усмехнулся под конец и говорит:

– Какой вам цвет желательно: серый, черный?

– А по-вашему, какой будет надежней? К примеру сказать, в нашем деле, когда накаливаешь сталь под синий цвет, так закал совсем слабый получается, а вот когда производишь закалку под соломенный цвет…

И пошел я ему лекцию читать насчет холодной и термической обработки металлов. Так разошелся, что покупатели стали мне вопросы не по существу задавать. Продавец опять дослушал меня до конца. Вот что значит культурный! А мне это на руку. Потому что люблю я поделиться опытом с умным человеком, а особенно который интересуется нашим делом. Наконец продавец мне объяснил:

– Видите ли, прочность материи от цвета не зависит.

– Ну тогда дайте что-либо потемней. В нашем электрическом цехе хотя и чисто, но бывают и такие моменты. К примеру сказать, прихожу я как-то в выходной день в завод, а в мартеновском цехе, на завалочной машине авария случилась, коммутатор сгорел. Пришлось бежать к ребятам и срочно помогать. Так я вымазался!.. Там дело горячее, некогда разбирать…

– Тогда для работы вам лучше у нас спецовку взять. Замечательные штучки имеются, прорезиненные и недорого, – предложил мне продавец.

А я ему напротив:

– Нет, мне костюм надо. Я в скором времени думаю регистрироваться. А в спецовке как-то неудобно в ЗАГС идти. Такой торжественный случай, и вдруг в спецовке. Конечно, может быть, через это и без очереди пропустят, возможно, что и скидка какая-нибудь будет. Дескать, ударник пришел, прямо с производства. Ну, а все-таки неудобно, – приврал я для эффекта. Потому что договоренности насчет ЗАГСа у меня с Наташей в то время еще не было.

Костюмов десять снимал продавец с вешалок. Я долго в них возился, выбирая получше. Просматривал на свет, нет ли дырочек или других изъянов. А когда продавец один костюм назвал шерстяным, я посомневался. Выдернул из материи несколько волосинок и, сжигая их на спичке, потянул носом, чтобы убедиться, запахнет ли паленой шерстью. И вот тут-то культурный продавец не выдержал. Посмотрел на меня, как на легкого кавалериста, надулся и задребезжал с достоинством:

– Гражданин, не забывайте, что вы в государственном магазине, а не в какой-нибудь лавчонке купца Надувалого.

Но я как человек хладнокровный спокойно ему разъяснил:

– Не беспокойтесь. Нам тоже привозят с государственных заводов контроллеры или моторы, поставишь их на машину, глядишь, а на другой день они уже из строя вышли. Я так понимаю: если ты государственное учреждение, так это еще не значит, что тебя контролировать нельзя. Я, дорогой товарищ, за качество всей душой стою. Недаром меня во все ревизионные комиссии выбирают.

Наконец некоторые покупатели и продавец решили, что мне лучше всего подойдет костюм стального цвета. Я согласился, взял чек и направился в кассу. Я сиял, как полный месяц, мечтая о том, как обрадуется Наташа, увидев меня в этой обмундировке. Лезу в карман, шарю, а бумажника нет. Я в другой – то же самое. Даже никаких следов от бумажника не осталось. Как будто его никогда и не было в кармане. Сперва меня точно стужей обдало, а затем чем-то горячим ошпарило. И чувствую я, как переливается у меня лицо всеми цветами радуги.

Но и тут мне мое хладнокровие помогло. Спокойно стал разгружать свои карманы: вынимаю спички, папиросы, блокнот, профсоюзный билет, удостоверение ударника, карандаш, справочник… В тридцатый раз прощупал все складочки, а бумажника так и не нашел. Окружила меня публика со всех сторон. Одни смотрят, как на диковину, а другие с сочувствием. Какая-то женщина с большим зембелем вдруг как заголосит:

– Не иначе как шпана!.. Надысь они у меня из грудей гаманок вытянули, стервецы.

– Да брось ты, тетка, выть! – успокоил ее толстый несимпатичный гражданин. – Ведь это он только для отвода глаз ищет. Он, может быть, сам думал, у кого б вытянуть.