Я подходил к кафе, издалека увидев афишу кинотеатра… Ричард Гир и Кэтрин Зета-Джонс в феерическом мюзикле «Чикаго». Я подумал, что наше время иногда напоминает далекую и неизвестную эпоху двадцатых прошлого века. Контраст казался очевидным, но все ли различали его?

В кафе в этот полуденный час было немного посетителей. Рита Скобликова, которой я позвонил вчера вечером, назначила мне встречу в этом убежище прошлого, вероятно, потому, что ее контора располагалась неподалеку. Я внимательно осматривал кафешку, отмечая про себя происшедшие за это время изменения. Пожалуй, изменилось многое, но остался тот самый налет богемности, который создается скорее маленькими, но точными деталями, мазками. Человек, не знавший истории этого кафе, не смог бы даже приблизительно воссоздать ту атмосферу раскованности и свободомыслия (дело происходило на рубеже восьмидесятых-девяностых годов). Отсюда я сделал заключение, что теперешний хозяин кафе у цирка, как мы его обычно называли в своем кругу, бывал здесь в те времена и, похоже, всерьез ностальгировал по прошлому. Как бы в подтверждение моей догадки я услышал из динамиков в зале композицию «Битлз». Сев за свободный столик, я глянул на свои ручные часы. Рита запаздывала. Подошедшей ко мне официантке я заказал бутылку сухого красного и две порции шашлыка с гарниром.

Рита показалась в дверях и, увидев меня, махнула рукой. Подойдя к столику, сбросила сумочку на пустое сиденье, присела, оглядевшись.

– Я не опоздала?

– В самый раз. Я только что сделал заказ.

В очередной раз получив «свободу», Рита с особой тщательностью следила за своей внешностью, которая, по моему мнению, нисколько не поблекла за последние лет пять. Я не знал, сколько она зарабатывала, но одевалась она как всегда на уровне. Курточка из кожи, стильные брюки, на пальцах поблескивали колечки. Осмотревшись, она более внимательно принялась разглядывать меня с той неприкрытой откровенностью самки, пребывающей в поиске новой особи противоположного пола. Я очень хорошо знал ее штучки и лишь делал вид, что это может всерьез беспокоить меня. В этот момент меня занимали совсем другие вещи, но я по традиции отдавал должное ее женской привлекательности и несомненному обаянию.

– Так зачем ты хотел встретиться со мной, Саша?

– Сейчас объясню… – я уже несколько раз мысленно прокрутил наш разговор в голове, но, надо признаться, самое его начало вызывало у меня определенное затруднение. Проблема была в ее реакции. От того, как она к этому отнесется, возможно, зависело очень многое. Я решил, что мне следует прибегнуть к утаиванию реального положения вещей. По крайней мере, попытаться это сделать. А там уж… – Рита, помнится, я не часто к тебе обращался с какими-либо просьбами…

– Да, пожалуй, – согласилась она, внимательно заглядывая мне в глаза, – ты не из тех, кто любит кого-то о чем-то просить. Но не тяни, мы уже давно взрослые люди, не думаю, что твоя просьба повергнет меня в шок.

Из динамиков послышалась песня Леннона «In My Life».

У меня на миг возникло ощущение, что я уже когда-то присутствовал при подобном разговоре. Когда, где?.. Битловская пронзительность пробила брешь во времени, смещая фокус восприятия.

– Это касается твоей работы…

– Моей работы? – ее лицо как-то неуловимо изменилось, и подумал, что она неверно истолковала вступление. Может быть, у нее там какие-нибудь неприятности, и любое напоминание о работе моментально ориентирует ее на негатив?

– Это не то, что ты думаешь… – поспешил я успокоить ее. – Мне просто нужна небольшая информация… Речь идет о нескольких владельцах квартир в нашем городе…

Официантка принесла шашлыки и вино. Я сразу же разлил вино по фужерам. Отвлекшись, бросил взгляд на Риту. Она сидела задумавшись, и это показалось мне невероятным. В чем дело? Неужели она что-то подозревает? Но Бог мой, почему? Я ведь не сказал ничего крамольного. В том смысле, что вообще почти ничего не сказал.

– Странно… – проговорила она чуть слышно, подняв свой фужер и разглядывая его на свету.

– Что – странно?

– Странно, что ты – второй, кто обращается ко мне с подобной просьбой за последние дней восемь-десять.

– Второй? – я почувствовал легкое напряжение в теле. – А кто же был первым?

– Может быть, ты удивишься, но… это был Костя.

– Костя? – я был удивлен, но не настолько, чтобы показать это Рите. Собственно, удивляться особенно было нечему. Он шел тем же путем, который пытался избрать и я. – Что же он хотел узнать?

– Давай выпьем, – предложила она, приближая свой фужер к моему. – Дела от нас никуда не уйдут.

Мы выпили и принялись за шашлыки. Я молчал, ожидая, пока она сама не продолжит.

– Костя хотел выяснить о владельце одной квартиры на окраине, в районе Скифской горы… некоем Ревенкове, если не ошибаюсь.

– Чего же он хотел выяснить? – я вытягивал из нее сведения клещами, при этом казалось, что она не то чтобы не желает об этом говорить, нет, скорее, это было ей неинтересно. Она ждала от меня чего-то другого, а тут скучные расспросы о владельцах квартир. А может, она догадалась и сейчас размышляет, как ей поступить?

– Его интересовало, не продает ли Ревенков свою квартиру.

– И что же? – я поднес бутылку к ее фужеру, наливая вино до половины.

– Ничего, – она пожала плечами, как мне показалось, слегка раздражаясь. – С этим Ревенковым ничего особенного. Квартиру свою он продавать не собирается… Слушай, а что это за любопытство такое? В чем, собственно, дело? Сначала Костя, теперь ты?..

В зале по-прежнему звучала музыка «Битлз». В основном песни из альбома «Резиновая душа» и альбома «Револьвер». Костя больше любил «Роллингов». Не знаю, почему. Он объяснил это как-то туманно. У меня же ранний Джеггер ассоциировался с двумя-тремя вещами, не больше. Это, конечно, «Леди Джейн» и «Нарисуй это черным». – Это долго рассказывать, Рита, – попробовал я отвлечь ее внимание. – В том смысле, что… для Кости означало что-то одно, для меня – другое.

– Но так не бывает, – возразила Рита, как мне показалось, с возрастающим интересом.

– Еще как бывает, – усмехнулся я собственным мыслям, от которых мне стало немного не по себе. – Вот если ты вспомнишь, чем он обосновал свою просьбу, тогда… я расскажу тебе о том, из чего состоит мое любопытство.

– Слушай, а это не может быть как-то связано с убийством, – спросила она со свойственным ей прямодушием.

В этот момент я почему-то подумал о странной прихоти судьбы, приведшей меня в полузабытый уголок студенческих времен спустя столько лет… И повод, обстоятельства – все выглядело, как нелепая декорация пьесы абсурда. Нереальность происходящего, сцепленность деталей, подобная той, что бывает в тяжелых, болезненных кошмарах, та самая пестрая обыденность за окном, которая, кажется, не может относиться к твоей жизни, все это – противоречивый клубок чужого хаоса, и все это – правда. Правда, которая опутывает тебя с леденящим душу спокойствием невидимого, внезапного противника. Я физически ощущал этот пресс, и он казался тем тяжелей, чем миролюбивей выглядела атмосфера вокруг меня.

– Я не знаю этого точно, – ответил я, посмотрев ей открыто в глаза. – Мне нужно многое проверить.

– И все-таки ты так думаешь, – произнесла она размеренно, как бы отвечая самой себе. – И ты не можешь сказать больше? – добавила она спустя минуту.

– Рита, пойми одну вещь… – я говорил тихо, четко выделяя каждое слово. – У меня есть дискета. Костя почему-то хранил ее у себя. Это все, что мне было известно, когда я пришел сюда навстречу. Сейчас мне стало известно немного больше. Но это лишь подтверждает мою версию: интерес Кости к информации на дискете – не случаен.

– А почему ты вообще обратил внимание на эту дискету? – спросила Рита, доказывая, что женская проницательность – не миф.

– Прошлой ночью Костину квартиру посетил вор, – ответил я, вслушиваясь в игру Леннона на фортепьяно в «Imagine». – Когда я побывал там, у меня сложилось впечатление, что вору были необходимы какие-то сведения, которые могли быть помещены либо на жесткий диск компьютера Кости, либо на одну из дискет. Он захватил с собой все, что нашел, но эта дискета, по счастью, хранилась отдельно.