Ян Берген незаметно для себя уснул.
А утром атаман, проснувшись, потребовал привести его к себе.
– Где там геограх энтот?
– Спит немощный…
– Веди его сюда!
Дозорный бросился исполнять приказ своего атамана. Ему на миг вдруг показалось, что все-таки Верескун хочет его убить.
– Эй, немчура!
Голландец проснулся от резкого толчка.
Прямо над ним висело бородатое злое лицо разбойничка. И в глазах как будто тень какого-то потаенного злорадства.
– Тебя атаман Верескун к себе требует! Понял? – разбойничек вглядывался в его лицо. – Давай вставай! Чего лежишь? У вас, в Ехропе, как я слыхал, спать горазды больно! Но у нас не так все просто.
Голландец встал и отправился к тому месту, куда показал разбойник. Там сидел мрачный Верескун. Сердце голландца сжалось от недоброго предчувствия. Ведь у них вчера одно, а завтра совсем другое может быть. Верескун, утомленный раздумьями, сидел как оглушенный. Он нехотя посмотрел на подошедшего чужеземца, будто думку тайную свою проверял.
– Как спалось, добрый человек?
– Ничего себе, атаман, – ответил голландец.
– Ты вот что думаешь дальше делать?
– А я в таком положении, что не могу сам думать, – усмехнулся голландец. – Что прикажешь, то исполню, сударь.
– А ежели я тебе велю в реку сигануть?
– Сиганут? Это как это?
– А просто. Башкой вниз, и только круги по воде. Смекаешь?
– Это плохая мысль.
– А все же?
– Думаю, что ты мне другое приготовил.
– Вот те раз! – развеселился Верескун. – Другое! А ведь ты прав, однако!
– Тогда мое дело слушать.
– Дивлюсь я на вас, чужеземных гостей наших. Вот ты, умный человек, мог жить как хочешь, а зачем-то бродишь по нашим краям?
– Я имею целью познание мира. Опять же нужно людям в Европе узнавать получше Русь.
– Во как! Целью, – покачал головой атаман. – Ты отсюда дорогу сам сможешь найти?
– Куда?
– Вот мастак! – слегка разозлился Верескун. – Куда! Чтоб тебе отсюдова идти своей дорогой! Домой! Где тебя знают? В Москве, может? Смекаешь? А там и домой уплывешь! Я слышал, корабли немецкие далеко плавают!
– Я найду дорогу в Москву, – коротко ответил голландец, в душе почувствовав облегчение.
Смерть его откладывалась на какой-то срок.
– Вот-вот, – кивнул атаман. – Придется тебе одному туда топать.
– Я дойду.
Голландец выглядел немного удивленным. Но старался себя держать. Он уже привык тому, что у русских семь пятниц на неделе. Вчера они одно замышляли. А сегодня – новое. А диву даваться бесполезно.
– Тебя нешто в Немецкой слободе ожидают?
– Немецкая слобода – место мне знакомое, – отвечал голландец. – Но я там не живу.
– Не важно! Куда надо – дойдешь, – отмахнулся Верескун. Не хватало ему еще думать о том, куда иноземцу идти. Они, эти иноземцы, завсегда сами знают, куда устроиться. И выходит у них хорошо, лучше нашего. – Я тебе припасов на дорогу дам. Немного, но на пару дней хватит.
– Ваши люди голодают.
– Они могут и кору глодать! – отмахнулся Верескун. – А ты кору глодать можешь?
– Что есть кора? Дерево?
– Оно самое.
– Не пробовал.
– И не советую.
Голландец позже напишет в своем путевом дневнике:
Разбойники отпустили меня с миром. Странное дело. Когда утром подошел к атаману, в глазах его будто бы прочитал себе смертный приговор. Но он меня отпустил и даже хлеба дал на дорогу, хоть голод кругом сильный.
Не думал я, что так получится. Хотел уж к смерти готовиться. Хоть и срок мне еще вроде не вышел. Но разве ж угадаешь?
Их атаман – чудной человек. Будет жаль его, если когда-нибудь схватят и казнят на площади. А ведь это обычный их путь в этом мире! Он дал мне на дорогу припасов. Я шел спокойно прямо до самой Москвы. И боле никаких разбойников мне не встретилось.
Вообще год выдался тяжелый, голодный. И это уже второй год так. Мне известно, что царь Борис не раз раздавал хлеб народу. Это помогало, но ненадолго. Я вспоминаю известные эпизоды из истории, как римские цезари устраивали бесплатные выдачи хлеба народу в тяжелые моменты их правления.
Плебеи и чернь негодовала, готовая к бунту. Бесплатный хлеб успокаивал бурю.
Но каждый правитель должен иметь в виду, что голод – это спутник человечества. Он может явиться в любой момент, и тогда последствия непредсказуемы.
* * *
– А правда, что где-то на Севере встречаются люди, которые умирают. А потом воскресают?
– Э-э… чего только говорят?
В звездном небе – благодать. И вокруг тишина необычная. Будто какое-то умиротворение земное. Лень было даже вслушиваться в разговор. Но помимо воли Тимофей слушал. Спать не хотелось. Он ворочался на своем лежаке, то и дело поправляя сбившуюся овчину.
– Ты где такую байду слышал?
– Человек один сказывал…
– Э-э… человек… Да твой человек брехать здоров!
– Он не брехал!
– А ты почем знаешь?
– Да не мог он брехать! Он чистую правду говорил. – И в голосе говорившего такая вера в свои слова!
– А давай проверим?
– Как же мы проверим?
– А тебя убьем, а там поглядим, воскреснешь ты али нет?
– Я ж говорю, на Севере! Я-то тут при чем?
– Ты – такая же живая плоть, как и те, что на Севере.
– Значит, не такая.
– Вот мы и проверим.
– Мы можем с тебя начать проверять, знаешь!
Голоса, поначалу тихие, спокойные, начали накаляться.
Тут Тимофей решил вмешаться. Не хватало еще, чтобы сотоварищи его вдруг передрались ни с того ни с сего. А в самом деле разговор-то пустячный был.
– Ну, о чем спорим?
Он появился внезапно, и Семен, тот, что кровицу хотел пустить, смешался.
– Да вот…
– Они спорят, у кого кровь краснее! – ответил за всех мальчонка, тот, что с дальнего хутора прибился к ним.
– В самом деле?
Тимофей присел на корточки, оглядывая сидевших вокруг костра людей. Пламя освещало их лица, немного угрюмые, сонные.
– Семен не верит, что на Севере есть люди… – начал было оправдываться Григорий, но вожак махнул рукой.
– Это я уже слышал.
– Я ж пошутил. Вот ей крест! – бормотал Семен, бледнея, но под взглядом Медникова опустил голову.
– Про то, что рязанский сказывал, я тоже слыхал, – медленно проговорил Тимофей. – И нечему тут удивляться.
– А я не обижаюсь, – сказал Григорий. – У Семена на любое слово свое найдется.
– А чего же? – подал голос Семен. – Я знаю, что нет такого! Чего напраслину наводить?
– Ну, напраслина…
– Оно и есть!
– Нет, про людей оживших я тоже слыхал.
– Но это совсем святой человек должен быть.
– Ну, так и святой! А ежели он колдун?
– А вот мы когда с ливонцами бились, слыхали, что возродился у них князь ихний… – вдруг вмешался в разговор старый Игнат.
– Как это возродился?
– А убили его, но он через несколько дней опять с нами бился.
– Ты, Игнат, похлеще рязанского будешь!
– Такое бывает! Я сам его видел! – перекрестился Игнат.
Его бородатое лицо выглядело таким изумленным, что подумалось: вот он прямо сейчас вновь видит перед собой старого ливонца.
– А ты его как признал? Он тебе навроде дяди?
Мужики рассмеялись.
– Князь умирал. Это все знали. А потом вдруг он в бой пошел, – ожесточенно доказывал Игнат.
– Да это ж колдовство! Вот ей-богу!
– У Чарова монастыря, слыхивал, монахи видели людей, которые давно уж померли!
Разговоры пошли как раз для ночи. Темнота, старые легенды, ужасы старого времени. И сама ночь как будто начала приобретать черты колдовского наваждения. Если человек нервный, возбудимый, так ему и не уснуть. И даже дневная усталость не поможет.
– Давай спать.
Потихоньку все успокоились. Тимофей пошел на свое место и долго лежал. Сон не шел. Но это было не от только что услышанного. В жизни Тимофея бывало разное, и смерть проходила рядышком совсем, как соседка. Тут было другое.
