Нагнулся над неподвижным телом, достал нож. Шаги за спиной заставили нервно обернуться.
– Чего ты?
Казак встал рядом.
– Чего суешься? А то гляди…
Он не договорил, привычно резко выбросив руку с ножом. Но тут же вскрикнул от дикой боли.
Нож юркнул в стылую землю, а рука переломилась пополам. Тимофей сильно ударил его в скулу, потом еще раз. Мужик как сноп рухнул наземь.
– Эй, паря? Ты живой?
Казак тормошил парня, и тот что-то пробормотал в ответ. Кровь из разбитой головы уже застывала на старом зипуне.
– Вставай, уходить тебе надо!
– Куда? – Парень качал головой, видно, плохо соображая, где он и что с ним.
– Убить тебя хотят…
– Еще чего…
«Вот связался! – с внезапной злостью подумал казак. – Теперь что с ним делать? Не тащить же на ночь глядя по Москве? Обоих заберут стрельцы».
Сзади послышались голоса. Тимофей оглянулся, увидел, как две фигуры бегут к ним. Вот еще напасть! Видать, дружки всполошились.
И оружия с ним, как назло, никакого не было. Разве что…
Тимофей нагнулся и поискал упавший нож. У них-то сабель тоже не было. А в такой драке как уж повезет.
Он стоял, ожидая московских молодцов. Но тут случилось что-то непонятное. Возле кабака происходило какое-то движение. Двое выскочили к нему, у обоих в руках сверкнули лезвия ножей.
– Демид готов! – воскликнул один, увидев неподвижного дружка.
– Не может быть! – отозвался второй, приглядевшись. – Нет, ворочается…
– Этого кончать!
– Ну, сопатый, держись!
Несмотря на кипевшую злобу, они не торопились. В этот момент парень, которого они хотели убить, приподнялся, что-то начиная соображать. Близость смерти разбудила волю.
И тут от кабака крик:
– Алешка! Ты где?
– Я здесь… – подал голос парень, пробуя встать.
У него плохо получалось. Пошатнувшись, он снова упал. Этот в драке не помощник!
Первый из кабацких мужиков кинулся к казаку, а второй сбоку заходил. Тимофей внимательно следил за обоими. И тут еще двое набежали. Но кто они?
Казак видел опытным взглядом бойца, что нападавшие не торопятся подступать к нему. Вид дружка, валявшегося в грязи с поломанной рукой, отрезвлял. Но четверо – это слишком много. «С этими уже не справиться…» – мелькнула мысль у Тимофея.
Но дальше произошло вот что. Один из новеньких кинулся к Алешке, а второй резким ударом сбил с ног одного из кабацких.
– Не робей, земляк! – крикнул он казаку.
В короткой суматошной схватке кабацкие были биты. Один из новеньких хотел воткнуть нож в лежавшего, но второй его удержал.
– Не бей, кудлатый! Нам уходить надо! Алешку подымай!
Он оглянулся на Тимофея. Несколько мгновений раздумывал, как бы взвешивая, стоит ли говорить?
– Ты кто таков?
– Человек.
– Ух ты, человек! – беззлобно рассмеялся мужик, молодой еще, наверное, одних годов с Тимофеем. – Ты Алешку знал, что ли?
– Откуда? Я в кабаке сидел, когда они его били.
– За него тебе поклон, не забудем!
Из сумеречной синевы послышался свист и голос неизвестного возвестил:
– Стрельцы идут!
– Уходим!
– Тебя как зовут?
– Тимофей.
– А я Дениска! Родом с Углича. Но новгородских кровей.
Они пропали в быстро сгущавшихся сумерках. Тимофей тоже не стал дожидаться стрелецкой расправы.
* * *
Вернулся он в дом купца уже затемно. Еле-еле отыскал дорогу. Ведь никогда здесь не бывал, да и среди стольких домов заплутать легче, чем в лесу.
Артемьев только глянул на него и тут же перекрестился.
– Что за лихо с тобой случилось, Тимофей?
– Да ничего такого.
Казак спешил сбросить с себя кафтан, запятнанный кровью.
– Вижу, что ничего такого, – купец помахал рукой перед своим лицом. – А дух-то, дух-то какой!
Сам-то он давно протрезвел.
– Выпил маленько.
– Да уж, маленько.
Артемьев смягчился. В душе он был рад, что его гость все-таки возвратился домой живым, хоть и в крови.
Когда казак разделся и молча умывался колодезной водой, купец пристально его разглядывал со спины и понял, что кровь на одежде была не его. Но чья?
– Вечерять будешь?
– Буду.
Тимофей вдруг почувствовал приступ голода и припомнил, что в кабаке закусывал не очень много.
На столе его ждала уха из щуки. И жбан браги. Хозяин сел напротив и смотрел, как ужинает казак.
Молчание затягивалось. Но Тимофею и в самом деле было неловко. Предупреждал его купец, чтоб был осторожен. А он что?
– Так ты ничего рассказывать не хочешь? – наконец обронил хозяин, в упор глянув на него.
– А чего рассказывать? – казак принял беспечный вид. – В кабаке схлестнулся с каким-то мужиком… Не помню уже и с чего началось.
– Но ты крепко его, – подначил купец, как будто поверив ему. – Крови сколько! Уж я тебя знаю!
– Видел я пепелище большое, но старое уже, – переменил тему разговора казак.
– Что за пепелище? У нас тут пожаров много бывает.
– Да сказывали, дворец там стоял царский.
Хозяин нахмурился.
– Кто сказывал?
– Прохожий.
– Они много наговорят.
– Да в самом деле.
Артемьев уже смекнул, что это Опричный дворец. Но говорить об этом не хотелось. Знал он человека одного, тоже купца бывалого, который когда-то вошел в этот дворец, да обратно не вышел. А еще про дворец в народе ходили слухи разные. Если все передать – волосы дыбом на голове встанут. Было туда три входа. На западной стороне – сплошная стена. Царь Иоанн входил во дворец с восточной стороны. И хаживали туда, как передавали шепотом, всякие вещуны, которые будущее любого человека могли узнать. И часто по ночам оттуда выносили людишек мертвых, которых потом сбрасывали в Поганую лужу. А кто они были? Кто поймет?
– Чего ж не пьешь?
– Больше не хочу.
– Это хорошо, – сказал хозяин и налил из жбана себе в стакан. – А я выпью. Чтоб крепче спалось.
– Как знаешь.
Тимофею вспомнилась утренняя гостья, но спрашивать о ней не решился. Все-таки он здесь чужой человек, даже несмотря на то, что хозяина от верной смерти спас. Но понял он одно. Если сейчас купец предложит ему остаться – он согласится без колебаний.
* * *
Борис спал тяжелым сном, когда вдруг к нему вошел царь и положил руку на плечо.
Борис вздрогнул, открывая глаза. И сразу вскочил, искоса глянув на царя. Показалось, что у того лицо потемнело, как лики святых на древних иконах, и взгляд какой-то остановившийся, неживой.
– Спишь?
– Задремал маленько, великий царь…
– А того не знаешь, что измена во дворце?
– Знал я, великий…
– Довольно, Бориска, скоморошничать! – резко оборвал его царь Иоанн. – Эй, хватайте его и в темницу!
И вот Борис уже на дыбе, и палачи выворачивают ему кости. А царь тут как тут, посмеивается:
– Что, Бориска, не ждал, что я измену распознаю?
– Не изменял я тебе, государь… – шептал Борис, и чудное дело, боли совсем не чувствовал он.
Царь наклонился к нему поближе и сказал:
– За измену гореть тебе в аду!
И вдруг Бориса прошиб холодный пот. Чего это он? Нет ведь царя Иоанна! С того света, что ли, он к нему явился?
Открыв глаза, Борис Годунов некоторое время неподвижно лежал в постели, обдумывая сон. Давно уже не снился ему царь Иоанн Васильевич. Но лицо его навеки запечатлелось в памяти, оттуда его уже не вытравить ничем. Сколько раз видел он, как пытают людей, обвиняя в государственной измене, мнимой ли, настоящей – это не имело значения. Когда-то сам царь, сильно подпив, сказал ему, что изменника найти – благое дело. Но не менее благое – найти того, кто еще не помышляет об измене, но внутренне готов к ней. Такие переходы в мыслях царя Иоанна только непосвященным могли показаться странными. Но он, Годунов, знал, откуда это пошло. Там, в этих книгах, что остались царю от знаменитой бабки его, византийской принцессы Софьи Палеолог, многое было сокрыто от любопытных глаз, невежественных и темных. Иоанн Васильевич черпал вдохновение, читая о многочисленных заговорах при дворе византийских императоров. Анна Комнина поведала о разных судьбах, возвеличивая отца своего. Но были и другие. Царь Иоанн никогда не говорил Годунову напрямую о своих пристрастиях в таком деле.