«Уже не в музыку, а в звуки…» Уже не в музыку, а в звуки, Уже не в краски, а в цвета, И в запахи, а не в цветы Влюбляюсь. Не в людей, а в лица, И не могу остановиться. Ищу не встречи, а разлуки, Не разговенья, а поста, Проблемы, а не простоты. Я изумляюсь: Скрипач выбрасывал смычки, Художник разрезал полотна, Поэт сжигал стихотворенья, Их душам душно В заре, а может быть, и в стуже, Сердцам, конечно, только хуже, Но расширяются зрачки И ноздри. Осень стала потной И грязной. Слушать откровенья Слишком скучно. И я скучаю по тебе, И даже по столице нашей, Забравшей мальчика из снов. Вновь поиск смысла: Бороться поздно или рано? Мне то ли сладко, то ли странно. Всё так переплелось в судьбе: Связь с братом, с ним, с отцом, с мамашей. Есть окончанья, нет основ, Нет слов, есть числа. «Зверьё готовится к зимовью…» Зверьё готовится к зимовью — орехи, жёлуди, трава, а я готовлюсь к безрифмовью, раз опустела голова в Покров, когда до Подмосковья мой путь стал дольше, чем до Польши, мой город вроде бы любовью наполнился, открыл фонтан — там памятник влюбленной паре, — но тихо кашляет каштан, и громко слышен запах гари. Покровы сорваны Покровом, твой сын стал старше, то есть краше, и я грущу в обличье новом. «Я рисовала акварелью…» Я рисовала акварелью, он маялся с виолончелью, потом варил на кухне кофе, и находила я, что профиль его на Пушкина похож, а он считал, что это ложь. Но Пушкин лучший был поэт — для него, а мой лучший портрет — тот, где я «Капитанскую дочку» на коленях держу. В эту строчку не вместится имя живописца. Мы стали другими. И столица — великая мельница — всех изменит, кто сам не изменится, перемелет в муку зёрна муки, хлеб да соль вдруг положит мне в руки, притворится Прекрасною Дамой, чтобы я назвала её мамой, (а не мачехой) в этом году; прямо в центре, у всех на виду, мне устроит с художником встречу, и взаимностью я ей отвечу. «Заметив на песке следы…» Заметив на песке следы — собачьи, птичьи, человечьи, я ощутила боль воды, когда наносят ей увечья винтами катеров-мальчишек, костями стариков-камней. Воде приснилось, что излишек солёной пены нынче в ней. Следы заметив на песке — и человечьи, и собачьи, — я вижу: тополя в тоске. Но что же ты в осеннем плаче небес, где все твои родные теперь, – услышал кроме жалоб извечных в эти выходные? Ты знаешь, я бы убежала, вновь на песке следы заметив — собачьи, человечьи, птичьи, — к тому, чья подпись на портрете моём, где я в ином обличье. «Отмечая день семьи…» Отмечая день семьи, сосчитаю до семи. Часто выпадала участь мучить, мучиться, и, мучась, вновь под сердцем я носила как детей, стихотворенья. Их родив, теряла силы и меняла угол зренья и в родном углу сидела, — для меня здесь нету дела. И устало пахнут вещи, у которых нет имен, глубиною древних трещин чуя мелочность времен. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
