Какой-то момент он стоял, оглядываясь на людей вокруг. Но все владыки Аттики сидели такие довольные, словно им почесали где чешется. Вдруг кто-то громко засмеялся - и все присоединились; напряжение разрядилось хохотом, таким, что крыша дрожала.
Он надулся, как змея, переполненная ядом и готовая к прыжку, открыл было рот... Но с меня было довольно.
- Ты пришел в мой дом, - говорю, - и потому можешь уйти живым. Но теперь убирайся; если я пересчитаю десять пальцев, а ты еще будешь здесь, я тебя скину со Скалы!..
Он в последний раз улыбнулся мне улыбкой висельника и вышел. Очень вовремя: на стене, у меня за спиной, были старинные дротики, и я боялся что не сдержусь.
Так получилось, что перед большой войной я повесил себе на шею эту.
Но оно было к лучшему. Вожди давно ненавидели себя за то, что терпели его. Если бы я уступил, - они перенесли бы эту ненависть на меня.
Большинство из них выступили со мной. Он знал, что я нападу, но не ждал, что так скоро. Он даже не сжег лес, облегчавший подход к стенам, когда мы пошли на штурм. Что мы нашли в его комнате для гостей - век бы никому о том не слышать, как мне бы век не вспоминать! Видели мы и его знаменитую кровать, а в тюрьме - тех, кому довелось полежать в ней, ожидавших своей дальнейшей участи. Иные валялись у нас в ногах, умоляя о быстром ударе мечом; это и впрямь было лучшее, что им оставалось. Поэтому мы завязали им глаза - тем, у кого они еще были, - и избавили их от мучений. Остальные кто мог еще двигаться - просили у нас другого подарка: они хотели заполучить хозяина, чтобы воздать ему за милости его. Мы связали его - и тут мне стало худо; я ушел от них и закрыл двери. Через несколько часов он умер. Меня спросили, не хочу ли я увидеть тело, но с меня хватило и того, что я слышал; я сказал, чтоб его сбросили в пропасть. Его сыновья уже были там: этот род надо было искоренить.
Так умер Прокруст, последний из горных бандитов, самый сильный и самый сволочной. Я знал, - прежде чем он открыл рот на совете, - знал, что плохо иметь его с собой на Крите; и еще хуже - оставить за спиной в Аттике. Он стоял на моем пути и дал мне убедиться в этом. Конечно, глупо было с его стороны озлоблять меня - но он был рабом своих удовольствий, в чем бы они ни состояли. Он не знал меня и не понял, как много я должен был выиграть, разделавшись с ним... В общем, он пришел как гриф-стервятник, приносящий удачу. Теперь все мои вассалы были преданы мне и готовы идти со мной за море.
3
Подготовка флота уже заканчивалась, когда с Крита стали приходить известия, что там появился новый Минос. Я знал его имя - Девкалион - и, судя по тому, что о нем слышал раньше, считал его марионеткой, ставленником тех вельмож, чьи замки устояли во время восстания. Но он был из царского рода; и его армия, собранная из беспризорных копейщиков павших домов, выбила восставших рабов из Лабиринта. Нечто подобное должно было случиться; но это значило, что времени терять нельзя.
При всем при том я не собирался кидаться как разъяренный бык; я знал критян и строил свои планы, учитывая их хитрость... Но не учел их дерзости. От них прибыл посол.
Он вошел в мой Зал - локоны на обнаженных плечах, золотой пояс на осиной талии... Перед ним черные пажи несли, по этикету, дары: золотое ожерелье с хрустальными подвесками, раскрашенные кувшины благовонных масел, куст редкостной розы с пятнистыми цветами - будто кровь и янтарь... О дани юношах и девушках из Аттики - на этот раз не было ни слова.
Пока мы обменивались любезностями, я думал: "Видел ли я тебя раньше, крошка-павлин? Уж ты-то меня наверняка видел... Ты успел смягчить губы маслом, с тех пор как вопил мне с трибун..." Он встретил мой взгляд и глазом не моргнув - объявил, от кого прибыл, попросил моего расположения... Я не рассмеялся: обращаться с критянами как с эллинскими вождями - это же всё равно что пойти с рогатиной на лису... Они заставили меня прожить среди них год; мне надо было бы учиться править царством - взамен я изучил за это время бычью пляску и их нравы.
Я спросил, где тело Миноса (его нельзя было найти) и где их царская печать (я сам ее увез)... Мне все эти переговоры были - как зайцу перья. Немножко времени для подготовки - единственное, что было нужно.
- Ваш корабль в Пирее? - спросил я. Там он ничего не мог увидеть: чтобы скрыть свои планы, я строил корабли в Трезене, по другую сторону залива.
- Нет, господин мой, в Марафоне, - в его вкрадчивом голосе мне послышалось ехидное нетерпение. - Я причалил в стороне от города, потому что у нас на борту есть еще один подарок вам от моего повелителя - нечто более достойное вашей славы. Его нельзя выпускать на улицы - может начаться паника... Царь Тезей, поскольку бычьи плясуны рассеялись с Крита и с плясками покончено, мой царь посылает вам, в знак своего уважения, Подарга, Царя Быков из священного стада, ведущего род свой от Солнца. Он ваш, поступайте с ним как вам будет угодно.
- Подарг!.. - Я почувствовал, что лицо мое вспыхнуло. Каждый плясун в Лабиринте знал Снежного Исполина - это огромное белое чудо пегих критских стад. Он был быком Дельфинов, этот зверь, такой же коварный как и прекрасный. В команде Дельфинов подолгу не жили. Казалось, с ним должно быть хорошо работать: он бросался прямо вперед и был, вроде бы, отличным быком для прыжка... Но когда он убивал - ох, как часто! - мы, профессионалы, спорили, как он это сделал, и не могли понять. Если бы наша команда работала с ним - сомневаюсь, что смог бы вернуть домой всех. Но мне всегда хотелось испытать его самому, и даже сейчас при его имени я не смог скрыть волнения.
Я очнулся от грез. Критянин улыбался, глядя на меня.
- Это царский подарок, - сказал я. - Но не человеку, а богу!.. Такие быки священны, Аполлон разгневается, если я возьму его в свое стадо.
- Было бы очень сложно доставить его назад в Кнос...
Критянин выглядел растерянно. Я чуть не расхохотался, это было легко себе представить. Мне хотелось узнать, как они дотащили его сюда, но я уже не был бычьим плясуном.
- В этом нет нужды, - говорю. - Аполлону принадлежит наше Солнечное стадо. Мы снова отдадим его богу.
В любом случае я не мог принять такой подарок от человека, с которым собирался воевать. Отослать его в стадо Аполлона - это был выход, спасавший мою честь. Но, по правде говоря, было жалко. Впрочем, сначала можно было хотя бы случить его с несколькими коровами моего стада... Он был последним, что осталось от Бычьего Двора, в его потомстве сохранился бы отблеск нашей жизни в тот странный год... Рев арены под солнцем Крита - он долго не смолкает в памяти.
