В любом случае, рано или поздно это должно было произойти. Его взгляд замирает в точке невозврата.

— И какие же? – с горькой иронией в голосе, куда просачивается лживое тепло, интересуется тот.

— Целый альбом. Не думала, что кто-то до сих пор их печатает, – она изо всех сил старается прикинуться раскаявшейся. Получается неплохо.

— Оу.

Рик закусывает губу, ощущая, как пустота, обвивавшая само его основание подобно питону, туго стискивает диафрагму. Пальцы его, только что сминавшие исписанный, бесполезный листок, разжались.

— Так кто такая Хедвига Янссен-Баркер?

В тишине тяжёлой, удушливой, совсем как нависший над промышленным городом смог, ему слышится хруст. Кажись, его прогнившее червивое сердце дало свою последнюю трещину.

— Я хочу, чтобы ты открыл мне ту комнату.

Открывать несуществующую душу оказалось проще.

Когда замок запертой двери издал щелчок, Рик почувствовал, как сквозь его тело проходят тысячи игл. Каждый нерв, натянутый до предела, пускал чёткие вибрации по клеткам. Он всё ещё не смирился.

По происшествию столького времени в этой комнате из его лёгких до сих пор вышибало весь воздух.

— Входи.

Боль, которая, вроде бы, поутихла, поразила Ричарда вновь; на этот раз он перенесёт её стойко.

Скарлетт, изображая неуверенность, переступает порог опустевшей комнаты, обклеенной обоями лилового оттенка.

— Это…

Её взору предстаёт чистое, небольшое помещение, что обычно залито солнечным светом.

Стены пусты – нет ни картин, ни плакатов. На маленьком белом столике не лежит ни одной вещи. Кровать, придвинутая к стене, застеленная фиолетовым постельным бельём, явно не была рассчитана на взрослого человека. Заваленная подушками, она стояла возле миниатюрного комода, где расположилась мягкая игрушка – чёрно-белый пингвин.

С каждой секундой Баркер мрачнеет.

Скарлетт делает осторожный шаг вперёд. Она подходит к широкому шкафу, разместившемуся рядом с кроватью. Около него – сундучок с изображениями животных. Пушистый ковёр щекочет кожу.

— Вещи выстираны, – произносит Гилл, явно загнанная в тупик. Она обводит пространство озадаченным взглядом – комната не выглядит так, будто в ней кто-то живёт.

Навесные полки завалены. Книжки о динозаврах с рисунками, раскраски, сборники сказок – Скарлетт изучает взглядом и осматривает каждый экземпляр. Касается всего, чего может. Перелистывает. Читает.

Рик подпирает стену.

— Кукла, которую я нашла здесь в первый раз, – тихо начала Гилл, – с разрисованной ручкой лицом – это её?

Ответом служит тошнотворное молчание.

— Её, – на свой вопрос Скарлетт отвечает сама. После тщательного изучения она выпрямляется. Следующий вопрос слетает с языка без её помощи:

— Тогда где она?

Вакуум взрывается прямо под потолком. Он распадается на искры, осыпая их осколками. Звучит в ушах неразборчивым эхо.

Ричард, пересиливавший себя, ядовито улыбнулся. Он, терзаемый безысходностью, облизывает пересохшие губы:

— Её нет, – его улыбка сочится болью. Кажется, блеск в чёрных глазах вот-вот уступит место другому – влажному. — Больше.

Тишина обрушивается на них обломками рухнувшей стены.

— То есть?

Его глаза опускаются вниз. Из груди вырывается нервный смешок; Рик принимается ощупывать, натягивать звеневшую на его шее цепь:

— Хеди погибла девять месяцев назад.

Скарлетт ждёт.

— И, возможно, у меня был шанс не дать этому случиться. Только я его упустил.

Откуда-то он извлекает папку. Баркер неспешно достаёт оттуда старые рисунки: ярким мелом, акварельными красками, ручками с блёстками и маркерами. Листы с линиями вмятин, изрисованные вдоль и поперёк, стали предметом его наблюдений в следующие минуты.

Рик оглядывал их так, словно видел впервые: карикатурные котята, старательно выведенные пейзажи, птички и полянки с цветами – стандартный набор того, что могло выдать детское воображение. Улыбка не сходила с его лица: горькая и тоскливая, она придавала оттенок его минувшим (или ещё нет) страданиям. В любом случае, Скарлетт всегда было приятно разрывать его едва зажившие раны.

Из его рук она забирает потрёпанный листок, где, в общем-то, была очередная пародия на человека. Торчащие чёрные волосы, того же цвета одежда и выгнутая линия рта, что, по всей видимости, служила улыбкой. Не трудно догадаться, кто это.

— Сколько ей было? – Скарлетт спрашивает без малейшей ноты сочувствия, словно уточняет с какой-то официальной целью. Молчание. Её вздох.

Гилл поднимает глаза на него, ощущая, как к горлу поднимается раздражение взамен рвотных масс. — Твоя сестра?

Смешок застревает в дыхательных путях. Рик складывает руки на груди, не прекращая улыбаться. Видимо, это стало его защитной реакцией.

Одно слово, сострясая воздух, прорывает тишину:

— Дочь.

Скарлетт застывает.

— Погоди… – будто не в силах осознать услышанного, Гилл продолжает стоять неподвижно. — Что?

Баркер, с той же болезненной ухмылкой, что заставляла его губы саднить, вынимает ещё несколько листов, кладя на поверхность стола. Он медленно подходит к тумбочке, затем забирая с неё мягкого пингвина. Слегка поглаживает, совсем как настоящего. Кровать не издаёт ни звука, когда прогинается под весом Ричарда.

И что остаётся ей?

— Как ты знаешь сама, некоторые люди не исчезают из твоей жизни бесследно, – слова он проговаривал безразлично. Не было похоже, чтоб ему было сложно, морально тяжело: как обычный факт биографии, сухой и безэмоциональной. — Даже если ты пытаешься вынести их оттуда ногами вперёд, – короткая усмешка вновь заиграла на изгрызанных губах. На недолгое мгновение Баркер поднял стеклянный взгляд на Скарлетт. Пауза длиной в минуту. Его голова опускается вновь, возвращаясь к фокусу на мягком пингвине:

— Собственно, с таким экземпляром мне и пришлось столкнуться.

В ней ничего не шевелится. Мелькает только мысль о том, насколько ценной окажется вот-вот полученная информация и где её можно будет применить.

Скарлетт стоит неподвижно.

— Не знаю, стоит ли вдаваться в подробности… – его вздох слышится неестественно громким. — Блять, – нервный смех разрушает иллюзию его душевного спокойствия. Он больше не выглядит безучастным. — Не знаю.

Гилл нетерпеливо постукивает пальцами.

— Не помню даже, как познакомился с ней. Помню только, что она была на мне помешана, – Ричард запускает пальцы в волосы. — Реджина училась в той же школе, что и я. И была старше. Ненамного.

Скарлетт молча кивает.

– Не хочу вспоминать об этом сплошном пиздеце, просто скажу, что в конечном итоге мне стало её жаль. Хотя, оборачиваясь назад, могу твёрдо сказать, что жалеть нужно было меня, хоть я и терпеть жалость не могу, – очередной смешок. — Преследования, прослеживание моих социальных сетей, банальные попытки отобрать моё личное время… Не знаю, почему я вдруг решил дать ей надежду. А отбирать её было бы чересчур жестоко, – он пожимает плечами. — И я выбрал оптимальный вариант. Для себя.

Скарлетт вскинула брови:

— Пустить всё на самотёк?

— Именно.

— Похуизм – не оптимальный вариант, – возразила она, склонив голову набок.

— Похуизм – осознанный выбор и достаточно удобный жизненный путь.

Гилл закатывает глаза.

— В общем-то, да, я выбрал бездействие, у меня не было ни сил, ни желания с этим ебаться. Есть она, существует где-то рядом – ладно, пускай будет.