Со сведёнными бровями Элиас замирает. На лице, сквозь тень, интерес виднеется резкими очертаниями.

— Ты на отходах, что ли? – как-то апатично спрашивает он, затем прыская со смеху. — Почти не бываешь агрессивным, а тут…

— Прости, что пытаюсь защитить свою зону комфорта от воздействия посторонних людей, – Рик пожимает плечами.

— А, так я теперь – посторонний? Объебаться. Не думал, что сломаешься так быстро, – Лендорф безразлично отпивает из открытой бутылки. Баркера пробирает до костей.

— Что? – его смех отдаёт оттенком нервозности.

— О-окей, зайду издалека, – он хрустнул шеей, разминая её словно перед боем. — Опустим тот факт, что у тебя постоянно дрожат руки и ты дёргаешься, как током ёбнутый, у этой хуйни много причин может быть. Не знаю, на что ты там подсел или что жрёшь…

— Ничего, – мрачно отозвался Баркер, глубоко затягиваясь.

— Здесь могла быть шутка про ломку, но её не будет, – Элиас продолжает с видом абсолютно деловитым. — И что? Совсем бросить решил?

— Я и не торчал никогда, – Рик издаёт сдавленный смешок. — В этом просто больше нет смысла. Уходить от реальности, теряться в трипах и пытаться избежать какой-то надуманной хуйни… – вглядываясь в потемневшую линию горизонта, он хмурится, после – трёт нагревшиеся веки. — Не знаю. Это больше не весело просто, вот и всё.

— Очередной гвоздь в крышку твоего гроба, я собираюсь разъебать тебя по фактам, граф де Пуатье, – Лендорф ухмыляется. — Зря ты это сказал, дружище.

— Ну, давай, – устало бросил Рик. — Заставь меня пожалеть о сказанном, мне ж, блять, только этого и не хватает.

Элиас удивляется искренне:

— Ёбнулся? Я помочь хочу, а не сделать хуже.

— М-м, – он равнодушно кивает, слыша, как внутренний голос вторит: теперь сможет помочь только смерть.

Звучит, конечно, избито и напыщенно, но ему кажется правдой. Обычно так говорят нытики, которых он терпеть не может (и, наверное, презирает). У него же права на нытьё нет и быть не должно. По одной простой причине: во всём, что сейчас происходит, Рик виноват сам. Знал ведь, что так будет?

(«поможет смерть? тогда убей себя, обсосок»)

— Да, опускаем физиологию, перейдём к самому явному, – Элиас отводит взгляд в сторону. — Ты стал загнанным, причём за очень короткий срок.

— Что ты имеешь в виду? – Ричард улыбается, перекатывая горечь на языке.

— Ты ни с кем почти не общаешься, долбоёб, – Лендорф цокнул языком.

— А ты что, ревнуешь?

— Да пиздец, смотрю на тебя с ней и аж зубы скрипят, ага, – коротко засмеялся тот. — Если серьёзно, я никогда тебе за это предъявлять не стал бы. Твой выбор, типа того. Охуенно, конечно, иметь человека, с которым тебе комфортно и всё такое, но, чувак, это не так работает.

— Требую конкретики.

— Опять-таки, даже сейчас ты подозрительно дохлый, а обычно у тебя рот не закрывается. В любом состоянии, – поспешно добавил он. — У меня бы вообще не было вопросов, если бы это был другой человек. Но это ты, Рик. Даже в самые херовые моменты ты всегда замечаешь какие-то положительные вещи, а сейчас тебя, блять, будто бы бульдозером переехали. Три раза.

Ричард апатично выдыхает дым, после – тушит сигарету, оставляя от неё окурок. Урн поблизости нет.

— Ты посчитал даже, – уголок рта слегка приподнимается.

— Я не пытаюсь привязать происходящее к конкретным событиям, оно привязывается само, – Элиас пожимает плечами. — Кто-то или что-то на тебя плохо влияет, а мне это нихуя не нравится.

Рик взрывается:

— Ты можешь прямо сказать? Словами через рот? – Баркер подскакивает на месте. — Почему тебе вообще до этого есть какое-то ебучее дело?

Злость, гарью оседавшая на тканях горла, вспыхивает, ослепляя на целое мгновение.

— Это моё дело, что я с собой творю и в какой пиздец скатываю свою жизнь, окей? – выпалил он. — Захочу – пробью себе обе руки. Или горло. Или даже ебаный глаз. И это всё ещё будет моим делом. Забей хуй и не обращай внимания, это не так сложно.

Лендорф выглядит так, будто ни разу не впечатлён:

— Не могу.

— И с хуя ли? – фыркает Рик, раздражённо постукивая пальцами по вискам. Элиас же продолжает в прежней спокойной манере, смотря на друга в упор:

— Помнишь, из какого дерьма ты меня вытаскивал? – терпеливо выдыхает он, будто разжёвывает элементарные вещи непонятливому ребёнку.

— И теперь тебе кажется, что ты у меня в долгу. Ха-ха, пиздец, – огрызнулся Баркер, доставая вторую сигарету из пачки. Если бы Скарлетт только могла видеть. — Ты ничего мне не должен.

(«она бы затолкнула мне её прямо в глотку»)

— Нет. Хотя… Блять, может и да. Я не могу не обращать внимания на твои пиздострадания, потому что мы друзья. А друзья друг другу помогают.

— Мне не нужна помощь, – он подрывается с места. — Ценю твои старания и всё такое, но если я правда захочу закопать себя, ты с этим ничего не сделаешь. Прости.

Спасение утопающего – дело рук самого утопающего, так ведь?

От того, что она изредка говорит, у него трещит голова. В воздухе холодеет. Они снова вдали ото всех.

— Заболеешь, – мрачно говорит он, когда она снимает обувь и подкатывает свободные джинсы, ногами собираясь коснуться воды.

— Я закалённая, – ухмыляется Скарлетт, вытягивая руку вперёд. Рик берёт осторожно.

Изменения пугают. Он, по идее, должен радоваться: за последние несколько недель не случилось ничего вопиющего, Гилл продолжает косить под нормальную. Перевоплощение коснулось даже её внешнего вида. Ранее выглядящая ярко, словно сам солнечный луч, Скарлетт подстраивается под его стиль: шкафы ломятся от шмоток оверсайз (время от времени она носит его футболки, иногда – отбирает любимую цепь), а яркие цвета вроде красного, жёлтого и оранжевого исчезают и вовсе. Знать бы ещё, кто на кого влияет.

— Всё в порядке? – Скарлетт изображает картинную обеспокоенность. И не придраться. — Выглядишь…

— Ужасно? – он ухмыляется с привкусом горечи на сухом языке. — Спасибо, я знаю.

— Я не это хотела сказать, – Гилл возмущённо скривилась.

Рик пожимает плечами:

— Устал. Всего лишь.

Она опускает взгляд к волнам, что тихо плещутся, мягко отражая лунный свет.

— Я не против уйти.

Баркер начинает таять. Осознавать это несколько неприятно. Никогда, вроде бы, не поддавался на чужие проявления заботы (якобы), а сейчас, чувствуя, как ложь липнет к коже, улыбается. С привычной нотой досады.

— Зато я против, – Ричард потирает веки, затем зевая.

— Ты скоро стоя уснёшь.

Шум воды действует умиротворяюще.

— А ты околеешь. Вылезай, я тебе чай с таблетками подносить потом не буду.

— О, да ладно? – прыснула она.

Скарлетт долго не препирается. Похоже, сегодня решила побыть уступчивой.

— О чём говорили с Элиасом? – Гилл интересуется как бы невзначай, только Рик знает, что она что-то подозревает.

— Да так, – он борется с желанием достать новую сигарету из пачки, но вместо этого находит зажигалку, начиная с ней играть. — Ничего особенного.

— Я ему не нравлюсь, – Скарлетт тянет губы в улыбке, от которой становится не по себе. Опускает голову.

— Тебя это задевает?

Рик продолжает щёлкать зажигалкой, поднимая голову к небу. Скоро пойдёт дождь.

— Не то что бы… Это ведь он тебе всякое дерьмо поставляет, да?

Гилл поднимает глаза на него.

— Какая разница, если я больше не собираюсь ничего употреблять?

— А трава?

— Трава не в счёт. Трава – святое.

Скарлетт задумчиво хмыкнула.

— Вас только это связывает, или…

— Господи, – поморщился Баркер. — Не говори только, что ревнуешь, я этого не переживу.

Она продолжает идти с опущенной головой, крепче кутаясь в куртку. Порывы ветра бьют сильнее.

— Нет, просто… Интересуюсь.

— Интересуешься, – зачем-то повторил он.

— Охуенно, наверное, с дилером дружить, – буркнула та себе под нос.

— Наша дружба, считай, прошла сквозь воду, огонь, медные трубы и пару килограммов кокса, – Рик подбрасывает зажигалку в воздух, не боясь выпустить.