— По-моему, идея отличная, – хихикнула Скарлетт.

— Это так не работает! – Шлиффен шутливо толкает Гилл в плечо.

— Только если немного повежливей, – ухмыляется она.

— Единственное, чего не пойму: почему их не ищут и просто закрывают дела? – Блэр состроила гримасу. — Типа… Кто-то ведь должен был обратить внимание на то, что обстоятельства всех пропаж очень схожи? И что девушки между собой – тоже?

— Но доказательств того, что они убиты, не было? – уточняет, сводя брови.

— Нет, ни одного, и это – самое, наверное, пугающее. Ни кусков рук, как сегодня, ни ног, ни голов в лесу или на свалке – ничего. Личные вещи, с которыми они уходили, тоже никто не нашёл. Они как сквозь землю проваливаются.

— Убийца, наверное, профессионал своего дела, – сжимает губы и льстит тому, кого, к счастью, сейчас рядом с ними нет.

— Я более чем уверена, что это какой-нибудь мерзкий сорокалетний мужик. Умный, но мерзкий и сорокалетний.

Ах, наивное создание. Если бы ты, чёрт возьми, знала, что внешне их похититель походит на ангела и выкуривает по пачке «Блэк&Голд» в день, если бы знала, что твоя подруга засыпает в одном доме с тем, кто затягивал шнуры на их шеях; если бы ты знала, что сама когда-то называла его душкой, проходя мимо, и улыбалась ему возле здания неоготичного колледжа, ты бы, наверняка, заплакала от страха и лживости, на которой строится целый мир, в ужасе бы закричала от двуличия, потому что смотришь прямо на смерть. Смотришь, но не видишь.

Приятно?

— Мы вряд ли узнаем, – пожимает плечами. — Да и… Не все же из них мертвы, верно? Вероятно, убийцы были разными, если вообще были, – Скарлетт поглядывает на тех людей, которых не узнала. Их – большинство. — Кто-то, возможно, сбежал, кого-то могут до сих пор держать в плену в худшем случае…

— Вот из-за такого мышления, как у тебя, расследования и зашли в тупик, ага, – Шлиффен фыркнула. — Я уверена, что их убили. Более того, мне кажется, что это сделал какой-то серийник.

— А последняя пропавшая девушка? Перед Брен?

— Мм… – Блэр перебирает листы и мешает фотографии. — Мия Солтерс, двадцать один, исчезла семь месяцев назад. Сама с искусством никак связана не была, я проверила, но мне показалось подозрительным то, что её сестра учится в нашем университете.

Солтерс. Кажется, эту фамилию Скарлетт уже где-то слышала.

— Семь месяцев? – притворно изумилась она. — И что, после неё никто не…

— Нет, там были и другие, но мужчины, в основном. Да и некоторые нашлись, вроде как.

— Такой большой перерыв, – хмурится.

— Особенно учитывая то, что между пропажами нескольких перерыв всего-то в два-три месяца, – вздох.

— Странно.

Извращённое удовольствие тонкими лезвиями раскраивает лёгкие. И вновь хочется смеяться: то, что недоступно другим, перед ней – как открытая книга. Скарлетт снова ощущает всеобщую глупость и собственное превосходство, будто играет в кошки-мышки.

Ве-се-ло.

А её комната уже как чёртов проходной двор – на следующий вечер впускать Баркера не хочется, но нужно. Чего не сделаешь, в общем-то.

Ричард не выглядит обыкновенным: чёрные глаза перестают блестеть высокомерием, пафос в его рту больше не перекатывается травящей ртутью. Рик держится отстранённо, запуская руки в карманы и привычно опираясь на шкаф. Ей кажется, будто что-то случилось, но даже если и так – Скарлетт хладнокровно плевать.

— Есть какая-то причина, по которой ты, о боже, пригласила меня сюда? – он не осматривается и проговаривает слова апатично, а она не понимает, в чём дело, и оттого злится; Скарлетт злится, когда Ричард Баркер не смотрит на неё с горящим обожанием во взгляде.

— Что-то случилось? – она воспроизводит обеспокоенность.

— Тебе же всё равно, – Рик лениво вскидывает бровь. — Для чего спрашивать?

— Что? – давит обескураженный смех из лёгких. — Когда это мне было всё равно?

Её ложь сверлит дыры в его висках, мозг мешая в кашу. Такую, что он, кажется, начинает верить.

— Прекрати корчить из себя невесть что, ладно? – Ричард сопротивляется из последних сил, про себя повторяя одно и то же. — Мы оба знаем, что тебе похуй. Если продолжишь – я уйду, у меня есть дела поважнее.

— Дела поважнее меня?

— Можешь себе представить? – он изогнул бровь. — Я не ношусь с одной только тобой.

— А с кем ещё? – она улыбается, а ему хочется разбить ей голову об кафель, ведь, когда уголки её бордовых губ, покрытых матовой помадой, тянулись вверх, его сердце пронзало швейной иглой – от боли всегда хотелось улыбнуться в ответ.

И лучше бы Скарлетт умереть, пока не произошло ничего чудовищного.

— Мне можно пошутить про твоих… Одноразовых пассий? – Гилл сглатывает смешок.

— Я пошёл, – он вскидывает обе руки вверх.

— Нет-нет-нет, – она бросается к нему, затем хватая за руку. — Стой.

— Чего ты хочешь? – огрызнулся Баркер, резко поворачиваясь. — Если тебе нужно кому-то выебать мозг, то ты не по адресу.

— Не уходи, – просит Гилл, нахмуриваясь.

— Ты ещё заплачь.

— Если будет нужно – обязательно, – её лицо вновь озаряет улыбка.

И он бы оттолкнул её так сильно, как только мог; он бы выломал ей хребет и с хрустом втоптал его в могильную землю, выпил бы всю кровь и с треском разорвал кожу, чтоб она ощутила его ярость каждой своей клеткой, шипящим плавленым металлом на оголённых мышцах, электрическим током в черепе и языками пламени в желудке, но всё, что выходит – промолчать; но она улыбается, а потому он не может.

— Ладно, – выдыхает.

Она улыбается ещё шире.

Он сдаётся.

— Смотри, – Скарлетт подходит к доске. Она стаскивает ткань; та звучно падает на пол, а Рик подаётся вперёд.

Баркер морщится:

— И что это? – скрещивая руки на груди, он медленно подходит ближе. Разглядывает.

Чёрно-белые газеты, старые фотографии и красные нити с кнопками; Эд Гейн, Эдмунд Кемпер III и шизофреник Герберт Маллин. «Семья» Мэнсона и изображения любовников Берделлы. Жертвы Дамера, Банди и Рамиреза, хронология убийств Майры Хиндли и Иэна Брейди; мило и ни капли не внезапно.

— Это? – восторжённо отзывается Скарлетт. — Это – пустяки. Просто ничто.

Рик не понимает. Он снимает со стенда знакомую картинку – выпотрошенная проститутка, павшая жертвой Джека-потрошителя.

— К чёрту это всё, Рик, – выпалила она, затем вырвав фото прямо из его рук. Гилл разрывает картинку с шелестом, громким в тишине комнаты; Скарлетт измельчает её, швыряя на пол, а после тянется к кнопкам и выдёргивает их поочерёдно; всё, что крепилось, теперь падало на ковёр.

Баркер делает шаг назад. Она освобождает доску в неистовстве.

— К чёрту, – снова повторяет, смотря на него радостно.

По крайней мере, ему самому так казалось.

— К чёрту всех этих несостоявшихся головорезов, понимаешь? Убийц на болотах, стрелков, насильников, некрофилов, – она загорается собственным монологом, как спичка. — К чёрту этих замшелых миссионеров, убивавших во имя бога, дьявола и природы. К чёрту гедонистов. Их всех, – сокращая расстоние, Скарлетт подходит к нему вплотную. Она обхватывает его лицо холодными ладонями и задыхается от собственного гения – её душит личная муза. — Понимаешь, Рик? К чёрту.

Нет, не понимает.

— Здесь будем мы.

Всё ещё.