— Расколюсь в чём?
— В том, в чём расколюсь и я, – губы растягиваются в хищной улыбке.
— Руки убрал.
А он жмёт сильнее, ведь больше всего на свете жаждет вывести эту девчонку на чистую воду.
— А что, если нет?
Секунда – в неё вселяется сам дьявол: радужка стремительно темнеет, а сама Гилл становится мрачнее, потому что её вот-вот перекосит со злобы; кривясь в отвращении, с рычанием сквозь сжатые зубы, Скарлетт рывком сбрасывает руку Баркера с себя и за мгновение отскакивает на метр – совсем как животное, готовящееся к атаке.
Молчание пульсирует болью в висках, когда помутнение разума девушки отпечатывается на лице.
Эксцентрично больная.
— Видишь? – насмехается Рик. — И я вижу. Всегда видел.
Баркер не сдвигается с места.
— Ты долго не продержишься.
Он думает про удавку и обходит шкаф, ужасно довольный тем, что смог пошатнуть её и выбить из роли, пускай всего на пару секунд.
— Ах, да, – кивает так обыденно. — Пока не сошли синяки, настоятельно рекомендую этот парфюм не использовать. Я от него зверею.
Ричард думает про удавку. Ричард знает, что делать.
Комментарий к V: ЭКСЦЕНТРИЧНЫЙ БОЛЬНОЙ
чмокну в щёку того кто заметит цитату из ultraviolence ланы дель рей не забывайте про отзывы я хочу знать что вы думаете
========== VI: БАРБИТУРА НА ИНСТИНКТ ==========
Комментарий к VI: БАРБИТУРА НА ИНСТИНКТ
дисклеймер! не призываю никого к употреблению наркотиков в тч галлюциногенов стимуляторов и так далее
глава местами может быть триггерной
а да я всё ещё жду фидбэк
— Ты просто ничего не смыслишь в искусстве.
Понедельник – худшее, что случалось с ним на этой неделе. Пока что.
— Я? Не смыслю?
Его правая рука, пережатая бинтом, опускает кукурузные чипсы в гуакамоле, пока Ричард впивается в сидящую на траве Гилл злобным взглядом.
— Да. Ты. Ничего. Бертолуччи гений.
Он рассматривает разноцветные нашивки в виде звёзд на её оранжевой юбке. Она не пытается прятать следы его жестокости, наоборот: как будто гордится, надевая юбку ещё более короткую, чем прошлая. Чёрная водолазка закрывает шею и запястья, но синяки на бледных ногах остаются очевидными.
— Нет, – выпаливает Скарлетт, что-то выписывая на листах толстого блокнота. — «Мечтатели» совершенно ужасны, тебе не убедить меня в обратном.
Ричард давится лаймом.
— «Мечтатели»? Ты, блять, издеваешься? – Баркер кривится в кричащем удивлении. — «Мечтатели» ужасны?
— Да, да, да, от начала и до конца, весь хронометраж.
— Это искусство, – вот-вот начнётся словесная тирада. — Высокое искусство революции и эстетики, которую тебе, солнышко, не понять.
— Гадость, – вырисовывает буквы яростнее, что-то перечёркивая. — Это бездушная картина об инфантильных людях, которым, блять, нечем заняться. Господи, они ведь даже посуду помыть за собой не в состоянии! Рик, вульгарность до блевотины, и если это – то, что ты называешь настоящим искусством, тогда я отрекаюсь от него и посвящаю свою жизнь финансам.
— Боже мой, – прожевав, воскликнул Баркер. — Как ты его смотрела – в полуобморочном состоянии или одним глазом? – он опирается на ствол дерева, сидит на газоне рядом с ней и утоляет голод. Под глазами – синеющие круги, ведь за выходные он не уснул ни разу. — Ты. Просто. Не. Понимаешь, – цедит сквозь зубы, отделяя каждое слово. — Немытая посуда – это часть эстетики.
— Немытая посуда – это пиздец, а не часть эстетики, – бормочет Гилл себе под нос.
— Дослушай меня! – взрывается Ричард. — Ты невнимательная от слова ‘совсем’, раз не поняла. Это художественный приём, как и красный берет Изы в сцене знакомства её и Мэтью, – он придвигается к ней, потому что изнутри его жжёт чувством несправедливости; любимую кинокартину Рик готов защищать до последней капли крови. Своей, если что. — Как и облупившаяся краска на стенах в квартире, и загоревшиеся волосы…
— Бессмыслица, бессмыслица, бессмыслица, – бросает в тёплый весенний воздух, перебивая парня на половине слова.
— …это, чёрт, живопись. Утончённая и чувственная, живая, а ты вообще, похоже, задницей смотришь, раз позволяешь себе такие высказывания о классике.
— Классике! – недовольно фыркает. — Это низкопробное порно, а не классика!
— Это э-ро-ти-ка.
— Нет, – она наконец поднимает голову и смотрит на него с ярко выраженной претензией. — В эротике есть эстетика, доля прекрасного, а не бьющий через край инфантилизм, запутанный в лобковых волосах двух якобы сиамских близнецов! – девушка раздосадованно швыряет чёрную ручку в газон.
— «Мечтатели» – это поиск себя, вино и молодость на фоне революции, – не сдерживает возмущения Ричард. — У них есть своя эстетика, и ею пронизана вся атмосфера фильма.
— Ага, эстетика грязных тарелок и рытья на мусорке в надежде на нахождение съедобной пищи, – пренебрежительно протягивает Гилл.
— Ты не туда смотришь! – прикрикнул он. — Ты смотришь поверхностно, не добираясь до самой сути, и это – худший способ из всех возможных.
— Я смотрю намного глубже, чем тебе кажется, и этот дрянной фильм – не исключение. Это – не искусство, а дешёвое его подобие.
— Искусство, – протестует Ричард.
— Нет.
— Да, Скарлетт! Да! – восклицает, подскакивая на месте. — Если оно вызывает у тебя хоть какие-то чувства – да, чёрт возьми!
— Искусство, эпицентр которого – два безответственных полудурка? – недоверчиво вскидывает бровь.
— Ты вообще не прочувствовала ни одного образа.
— Единственное, что я прочувствовала – отвращение к неуместным и неумело снятым постельным сценам. Это ведь просто ужас: весь сюжет построен на том, что они занимаются сексом, бухают и проёбывают деньги. Всё, там больше ничего нет, разговоры о революциях, разве что.
— Ой, блять, – он устало трёт закатывающиеся глаза, готовый содрать с лица кожу. — Нет, нет, нет и ещё раз нет, нельзя называть уродливым всё, что ты не в состоянии понять.
— А вот и можно. Кто мне запретит?
— Нормы морали.
— Никакого влияния они на меня не имеют.
— Я запрещу.
— Даже если ты изобьёшь меня до полусмерти, – подбирает ручку и указывает кончиком на него. — Я всё равно буду кричать, даже с выбитыми зубами, что «Мечтатели» – это визуальная грязь.
— «50 оттенков серого» – визуальная грязь, – фыркает тот, возвращаясь к обмакиванию начос в гуакамоле. — Революция была показана не снаружи, не на улицах Парижа, а внутри них самих. Красивая антисанитария, Скарлетт.
— Два взаимоисключающих понятия, – напрягается и хрустит шеей.
— А вот и нет.
— А вот и да.
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Заткнись.
— Сам заткнись.
Ричард не выдерживает: когда терпение лопается, Баркер швыряет в неё чипсы, шипя при этом для большей зловещести.
— Ты больной?! – взвизгнула девушка, выпутывая чипсы из своих волос и бросая их обратно, целясь прямо ему в голову.
— Благодари, что не сок, ненавистница всего прекрасного.
Словесная перепалка выходит на новый уровень, когда тона обоих становятся выше; за ссорой они не замечают, как к ним направляются другие – общие приятели и знакомые.
— Ты, блять, чертовски не прав, понимаешь?! – голыми коленями в газон. — Не прав, не прав, не прав, Рик, завались, – тараторит себе под нос, демонстративно закрывая уши.
— Я прав! – прикрикивает, тоже приподнимаясь. — Я не виноват, что ты слепая и у тебя с восприятием какие-то проблемы, идиотка! – он не даёт ей высказаться, не замолкает, когда Скарлетт заходится распалённым «заткнисьзаткнисьзаткнись», а слова отскакивают от зубов.
Группа людей с удивлёнными лицами подходит к парню с девушкой; среди них – смеющаяся Бренда с однокурсниками Баркера, оживлённо о чём-то болтающими.
— Да это у тебя восприятие извращённое, кретин! – активно жестикулируя руками, чувствует, как хочет ударить завёвшегося Ричарда чем-то тяжёлым. — Если я говорю, что это – дрянь, значит, это дрянь!
