— Батька, женится хочу. Пыриедем дамой, нада хароший баба. Иван тоже хочет. Тебе не говорит.

Ван тычет Юрку в бок кулаком. Юрка хохочет во всю глотку, локтем отталкивая его.

— Пыридатель, — судя по недовольной гримасе Ивана, Юрец разгласил важный секрет. Впрочем, Ванька быстро успокаивается.

— Эй, женихи, а на ком жениться-то будете?

"Женихи" переглядываются и разводят руками. Ван говорит:

— Еще не знай. Нада искать.

— Ваня, надо говорить — не зна-ю. Я — не зна-ю. Он, — показываю на Юру, — не зна-ет. Мы, — обвожу пальцем нас всех, — не зна-ем. Они, — тыкаю пальцем в сторону, — не зна-ют. Запомнил?

— Батька, руски язык трудный, — закряхтел Ван.

— Учись. Ученье — свет, а неученье — чуть свет и на работу. Если на русской женишься, как разговаривать с женой будешь? Мадамка, чифан мал-мал тавай, сюда ходя, туда ходя, чики-чики будем, так?

Парни хохочут.

— Зря смеетесь. Бабы русские с характером, абы за кого взамуж не пойдут. За косноязычного, что двух слов связать не может, тем более. И отцы с мамками за таких дочерей не отдадут. Ежели только на богачество жениха позарятся, но та история не про вас, вы покамест голодранцы. Не верите — на себя гляньте.

Парни переглядываются, Юрка тычет пальцем в зашитую у ворота рубаху Вана, а тот дергает его за рукав и легко рвет по шву. Оба закатываются смехом, а я укоризненно качаю головой.

— Вот — вот, как есть голодранцы. Вообще, женитьба — дело ответственное. Спешки не терпящее. Дом иметь надо, хозяйство. Или занятие денежное, чтобы семью содержать. Нищеты наплодить мозгов не надо. А в люди их вывести, достаток дать, это вам не фунт изюму. А ежели всего-навсего вашим пипискам невтерпеж, гулящих девок для блуда найдете. Давай-ка, ленка добывай, жених, — киваю Юрке. Он берет глиняное полено и стукает о галечник. Куски обожженной глины отлетают и вот он, запеченный в собственном соку ленок. Едим, выбрасывая кости в реку. Не оставлять никаких остатков пищи возле стоянки — первеющее правило. Иначе привадишь зверя и сам едой станешь.

— Батька, а писать дневник про день, кроки рисовать? — серьезный Ван старательно выговаривает вновь заученые слова. Я ведь взаправду почти каждый вечер пишу краткие заметки о нашем путешествии, рисую схемы реки, притоков и сопок вокруг. Может быть, пригодится нашим картографам, как военным, так и обычным, край-то не исследован. Хоть что-то полезное для предков сделаю. Но, кстати, если и примут мое бумагомарание к сведенью, то так и отметят — по запискам экспедиции американского купчины Трампа Б.М., ха-ха. В двадцать первом веке будет ржака. Для тех, кому история интересна. Не быть тебе, Коля, на карте Родины. Да и не надо.

— Поздно уже. Темно. С утра, пока завтрак будете варить, распишу.

Бабах! Вскакиваю, недоуменно трясу головой. Вижу перед собой спину Вана, стоящего в положении для стрельбы с колена и лежащего Юрку, с одновременно заспанным и ошалелым лицом. Наверное, мы сейчас одинаково выглядим. Что за…

— Батька, медведь приходил. На плот залез. — обернулся ко мне Ванька, опуская двустволку.

На карачках лезу к выходу, выбираюсь из шалаша и выпрямляюсь. Кажется, слышу скрип позвонков… О-ё, моя поясница!!! Старперам, вроде меня, дома надо сидеть. Ну, или у речки с удочкой, рядом с домом, а не шляться по таежным чапыжам. Сон на земле, даже на лапнике и суконной курке — дело молодых.

Уже светло, вот-вот взойдет солнце, У входа в шалаш облако порохового дыма, утягиваемого в сторону реки. В лесу удаляющийся треск веток. Над водой легкий туман, вообще, на улице довольно свежо.

Твою ж тудыть-растудыть! Разглядев наше плавсредство, разражаюсь семиэтажным матом. Испугавшись выстрела, лохматая скотина опорожнила кишечник прямо на плоту. Вылезший следом за мной Юрка неожиданно ляпает:

— Пахом гаварил, что гамно к деньгам!

Ванька начинает громко хохотать, я присоединяюсь, тут же включается и Юрка. Испуганно взлетает ворона, только что несмело присевшая рядом с шалашом, что тоже добавляет веселости. Отсмеявшись, командую:

— А теперь, господа, пока я готовлю завтрак, отмойте плот.

Из-за сопок встает солнце, расцвечивая мир радостными цветами и оттенками. Пока парни приводят в порядок наше судно, запаливаю костер, ставлю на огонь котел и ловлю рыбу. Задолбала, честно говоря, уже и рыба и дичина, но приходится терпеть. Теперь, пока готовится еда, займусь рисовательством и писаниной. Зарисовываю в блокнот отрезок пройденной вчера реки, сопки, долины, ручьи, делаю пояснения к рисунку. Кратко записываю впечатления вчерашнего дня. Вроде и времени ушло всего ничего, но парни уже сняли с огня готовый рыбный суп. Едим, собираемся и отчаливаем. Судя по знакомому абрису гряды сопок справа, до устья остался всего один дневной переход. Если б на лодке, да с подвесной Ямахой, то часа за три бы проскочили… Но нет Ямахи, наш двигатель — течение. Но Анюй быстр и даже с такой скоростью сегодня к вечеру я надеюсь увидеть Амур.

В нижнем течении Анюй полноводен, почти не встречаются мели, перекаты и резкие повороты русла. Мы вывели плот на середину реки и, подруливая веслами, без особого труда удерживаем его на главной струе. Туман под солнцем постепенно исчезает, клочки его держатся за верхушки прибрежных деревьев и у самой воды. Небо светло-голубое и безоблачное, день обещает быть безветренным. Отличная погода располагает к… к спокойствию души располагает. И ненапряжному трепу.

— Батька, а пыриедем, что делать будем? — ну, конечно-же, неугомонный Ванька. Шило в заднице у парня, минуты на одном месте молча не просидит.

— Что на Аляске делали — обустраиваться. Дрова в первую очередь заготавливать. Тут тебе не там. Тут зимой мороз настоящий.

— Эта как?

— Это ссышь, а на снег лед падает! Желтый! И в суконном кожушке да ботинках без меха обморозишься. Тут зимой шуба и валенки нужны.

Парни опять хохочут, но глядя на мое серьезное выражение лица, Ванька эдак недоверчиво выговаривает:

— А… а… ты не пошутить, батька?

— Нет, Ваньча. Скоро лист с деревьев станет опадать, через пару недель по ночам уже станет холодно, через месяц — заморозки, через два — первый снег. Потом замерзнет Амур и все речки. На полгода. И только в середине мая придет настоящее тепло. Растает снег, сорвет лед, который за зиму станет вот таким, — я расставляю руки и показываю толщину больше метра, — полезет трава, тайга оденется в листья. Но до весны будет так холодно, как в Америке никогда не было.

Парни с посерьезневшими лицами переглядываются. Хе-хе, ребята, вы ж тут зимы еще не видели. И сами вы со Среднего Китая. А после жаркого лета поверить в мои росказни… Ничо, придет зима, не просто поверите, на себе прочувствуете. Я достаю трубку, кисет и огниво, неспешно набиваю трубку табаком, высекаю искру и с удовольствием затягиваюсь.

Эвон, а река вправо поворачивает! Чорт старый, не узнал место. Воон та протока, что со стороны болота идет, как раз перед мостом в Анюй впадать должна. Точно! Тут же будет мост через Анюй и трасса! А пока высоченные кусты тальника по низким берегам, стаи уток, вон сохатый встал в заводи на ноги и беспокойно смотрит в нашу сторону! Пусть себе идет, возни с ним на полдня, а мясо все равно пропадет. Лучше уточку, другую подбить, на ужин. Блин-блинский, туман мешает… вот сейчас, поближе течением поднесет и жахну.

Беру двустволку, вынимаю из ружья пулевые патроны, вставляю дробовые. Плот вплывает в облачко тумана, клочковато держащегося над водой. Прицеливаюсь в еле видный сквозь туман силуэт утки, сидящей на воде, вот, еще чуть-чуть… Бабах! Вдруг под ногами исчезает опора, бревна плота провалились, вокруг абсолютная чернота! Ах, ты…! Откуда-то сверху слепит ярчайший свет, оглушающий звук автомобильного ревуна… удар… тьма…

— Дежурный ОМВД Нанайского района майор полиции Жиделёв. Что? Сейчас! — пожилой, наголо бритый майор, ткнул пальцем в кнопку соединения с начальником ГИБДД. Белобрысый, рыхлого вида сержант-помдеж, подпиравший дверь, поглядел на него.