Лицо Дэвиса выразило явное сомнение:
— Черт вас дери, Трамп! Откуда у индейцев пушки? Я еще могу поверить, что возле шалаша какого-то вождя стоит ржавый фальконет, подобранный после кораблекрушения, но исправные пушки, канониры, тысячи бойцов… Вы наслушались пьяных россказней в местном баре, а теперь пересказываете их мне!
— Если бы! Я тут уже полгода, собрал достаточно информации. Расспрашивал русских военных и старожилов, ездил по деревням с нашими торговцами и русскими моряками вдоль побережья. Можете расспросить Жозефа, он мой секретарь и переводчик. Он ездил со мной, видел то же самое, что и я. Вы слышали, что тлинкиты несколько раз нападали на Новоархангельск и Якутат[91]? Уже при первом нападении у них были фальконеты. Русские индейцам оружие не продавали, у них был на это специальный запрет, зато гудзонбайские торговцы им привозили и ружья и штуцеры и фальконеты. Пушки индейцы действительно подобрали с потерпевших крушение судов, но они исправны. Американские купцы и китобои тоже поучаствовали — у тлинкитов полно свинца, пороху, винчестеров и патронов к ним. Местные индейцы сейчас вооружены лучше нас. Могу детально рассказать, сколько орудийных стволов в каждой деревне и каких, могу сообщить, сколько в каждой окрестной деревне бойцов, сколько и каких винтовок у них есть. Я записывал имена вождей и самых активных воинов в каждой индейской деревне, где побывал. И еще много чего записывал. Материалов полно, их нужно читать, изучать, просто пересказать не получится. И еще — мои сведенья касаются только окрестностей Ситки и Якутата. В глубь материка я не забирался, времени не хватило. Но православные миссионеры мне сказали, что и на материковой части Аляски индейцы многочисленны, воинственны и поддерживают связи между деревнями.
Жозеф согласно кивнул головой. Дэвис недоверчиво поразглядывал нас минуту, потом встал на ноги и заходил по кабинету. Встал и я, но он махнул рукой:
— Сидите, Трамп. Мне лучше думается при ходьбе. Ваши сведения очень важны. Вы их уже докладывали в Вашингтон?
Я сел на стул и кивнул:
— Докладывал. С последним кораблем мне поступило указание ознакомить с ними вас. Можно сказать, я его сейчас выполнил.
Дэвис выпятил нижнюю губу и стал похож на бородатого зайца. Только без длинных ушей.
— Я, конечно, проверю ваши сведенья, но пока не доверять им оснований нет. Да, задали вы мне задачу.
Он замолчал и подошел к окну. Мы с Жозефом молча ожидали, что он еще скажет. Дэвис постоял, рассматривая что-то невидное мне со стула, потом обернулся:
— Знаете, Трамп, ваши предложения мне кажутся стоящими внимания. Охотничья команда и рыбаки… да, я немедленно распоряжусь. Но мне противно сговариваться с дикарями. Даже о торговле. Я с ними долго воевал. Они везде одинаковы. Отличаются только названия племен. А нравы… Сейчас ты с ними договорился, а через час они стреляют тебе в спину.
— Понимаю. Но тут вопрос этикета. Каждый вождь считает себя первым после бога, потому договариваться кому-то, кроме вас, будет тяжело.
— Трамп, я не политик и не дипломат. Я военный. Возьмите переговоры на себя. У вас получается. Вы умудрились даже меня разубедить кое в чем, это непросто. По значимости вы второе лицо на Аляске. Заставьте этих поганых вождишек поставить нам продовольствие.
Нет, генерал Дэвис не Спиноза, но верхнее чутье имеет Ну… иначе бы генералом не стал. Мигом просек, что в Вашингтоне обстановкой владеют. А он нет. Не наладил разведку, а между прочим, обязан был это сделать. И если я прав, то в случае провала с него спросят по полной, никто не отмажет. Если уцелеет, конечно. Умеет при нужде и подольстить. И, эдак, невзначай, нагрузить своими проблемами. Я встал:
— Насчет картофеля я договорюсь. В самом крайнем случае, приведу вождя к вам, генерал, и вы одобрите сделку. Но буду избегать обращаться с такой мелочью, в чем постараюсь убедить индейцев.
Дэвис согласно кивнул. Потом громко заорал:
— Пакстон! Пакстон, черт тебя дери!
В дверях появилась нарочито-испуганная солдатская физиономия.
— Сэр?
— Вызови ко мне всех офицеров!
— Есть, сэр!
Дэвис посмотрел на меня:
— Когда вы сможете представить мне ваши сведенья?
Я задумался:
— Быстро не получится. Мои записки нужно переводить на английский, их нужно комментировать. И для беседы с вами мне еще необходим переводчик. Может, по вечерам? Днями нам предстоит много дел.
— Да, вы правы, — согласился Дэвис. — Сейчас офицеры соберутся, я выясню, кто из солдат годится для наших задач. Сформируем команды, назначим старших.
— А мне нужно найти проводника и с финнами договориться. Нам еще донесения нужно составить. Давайте, господин генерал, встретимся после двух часов пополудни. Возможно, я к тому времени отыщу все, что нам надо. А после мы подумаем над документами. И как будем решать вопросы в Сан-Франциско. Разрешите вас покинуть?
Генерал согласно кивнул.
Взяв со стола револьвер, я вставил его в кобуру. Дэвис внезапно спросил:
— Трамп, а вы бы действительно выстрелили?
Он уставился на меня, но я молча смотрел ему в переносицу. Поняв, что ответа не дождется, дернул уголком рта и шумно выдохнул:
— Жду вас после обеда, комиссар.
Глава двенадцатая. Злой чечен ползет на берег…
А у нас гости! В Ситку прибыла "Луис Перро"! Доставила продукты для солдат, почту и… Куприянова. Сюрпрайз! Пока Питер общался с генералом Дэвисом, я с Жозефом скромно стоял в стороне, но когда генерал с офицерской свитой ушел и унес с собой напыщенный официоз, атмосфера стала непринужденной:
— Высоко взлетел, Василь Михалыч! Важный стал! Истинно барин! — ох и ехидный тон у Петровича. Чёй-та он поддеть меня норовит? Не замечал за ним ранее. Ладно, примем мяч.
— Ну, какой же я барин, Иван свет Петрович? Подымай выше — перший заместитель енерал-губернатора! По расейски ежели величаться, то высокоблагородием, не иначе! На мериканский манэр комиссар госдепартаменту, упал, бля, намоченный. И нонеча не Василь Михалыч я, а мистер Трамп! Бэзил Майкл Трамп! Прошу любить и жаловать!
Лицо Куприянова идет морщинками у глаз и он хохочет, я тоже, мы обнимаемся. Да заскучал Петрович на шхуне, за десять-то дней, нет привычки на одни и те же физиономии пялиться, вот и вы… скажем так, куражится. Питер серьезен, ручкаться и обниматься не лезет. Немец, он и в Африке немец, я ж тут не просто его корифан и собутыльник, а баальшой начальник. А для немца орднунг прежде всего. Хлопаю его по плечу:
— Здравствуй, Пит, здравствуй, бродяга! Рад тебя видеть! Полгода прошло, не меньше. Я уж соскучился за тобой. Да не чинись ты, все дела потом. Идемте сей же час ко мне, чаю с дороги попьем, да к чаю чего-ничего отыщем.
Куприянов мотает головой:
— Благодарствую, ваше выскоблагородие! Я тут по делам церковным, епископ с протоиереем ожидают меня. Так что пойду-ко в миссию. Не обессудь, Василь Михалыч!
Шкипер не спешит с переходом к дружескому общению, внимательно смотрит мне в глаза, четко произносит:
— Осмелюсь доложить, герр комиссар, ваше имя пакет топсикрет. От госдепартамент. Указание — вручить в собственный руки. Расписаться ведомость.
Хлопаю его по плечу:
— Питер, дружище, да плюнь ты! Некуда в наших палестинах торопиться. И незачем. Потом заберу и распишусь. А сейчас ко мне скоренько…
Шкипер отрицательно мотает головой:
— Найн, герр комиссар, орднунг есть орднунг. Нужно подняться шхуна, пакет сейф. Там ведомость. Топсикрет это не шутка.
— Ну, если так… А ты, Иван Петрович, опосля дел своих зайди в гости, уж не побрезгуй. У епископа не наедайся, я тебя потчевать буду.
Куприянов, улыбаясь, заверяет, что ближе к вечеру непременно навестит мое высокоблааародие, окромя чая у епископа ничего употребит, надеясь откушать от щедрот товарища губернатора [92]. Мы смеемся, даже Питер подобрел лицом.