У Расмуссена даже получилась добродушная улыбка:

— Мы заинтересовались вами случайно. У нашей службы другие задачи. И таких как вы — очень немного. Но есть. Вы же есть? И до вас в мире происходило нечто, смущающее умы и порождающее легенды. Раз или два в столетие появляются люди не от мира сего. Обычно они безвредны и остаток своих дней проводят среди сумасшедших. Но, увы, не все. Вы слышали что-нибудь о Жанне-Деве из Франции, о Лютере из Саксонии?

— Вы говорите о Мартине Лютере, родоначальнике лютеранства? И о Жанне д Арк?

Рассмуссен одобрительно кивает:

— Да. Если и вы знаете их имена, то должны понимать, что последствия их деятельности оказались весьма серьезны. Особенно для церкви. А уж откуда они такие взялись… Кстати, Наполеон Бонапарт наиболее свежий пример, его происхождение тоже имеет ряд загадок. Лишь плачевное состояние церкви в тогдашней Франции позволило ему занять трон. Не из пустой блажи, а после ряда весьма неординарных э-э-э-э эксцессов иерархи католической и православной церквей решили не допускать появления новых мессий. Есть соответствующая служба в Ватикане, есть в Москве. Мы — люди светские, мы верим в господа, но религиозный фанатизм нам чужд. И если бы вы избежали встречи с иеромонахом и его людьми, мы бы не вмешались. Но мы знаем, как они поступают с такими, как вы. Это бессмысленное зверство и откровенное мракобесие. А мы не звери. И не питаем к ним симпатий. Потому и спасли вас.

— Ну, наверное… Но донос об ожившем дурачке, заговорившем по английски, не мог сам по себе вас заинтересовать. Дурачков много. Было что-то еще, что вас подтолкнуло к правильным выводам. Что?

Расмуссен опять уставился глаза в глаза. Отвечаю таким же взглядом, стараюсь не моргнуть, отмечаю, что радужка его глаз стального цвета. Внезапно он отворачивается, достает из кармана трубку, кисет, принимается ее набивать. Осознаю, что очень хочу курить, достаю свою трубочку, англичанин не чинясь, угощает меня табаком. А чем зажечь? С огнивом я не в дружбе. Англичанин сует руку в карман штанов, вынимает и чиркает… Зиппо! Вот это номер! Мы раскуриваем трубки. Расмуссен дает мне ее рассмотреть. Да, Зиппо, исправная, новехонькая.

— Значит, в ваши руки попал кто-то еще? И совсем недавно?

— Вижу, предмет вам знаком. Как его называют?

— Зажигалка.

Рассмусенн сунул зажигалку в карман, затянулся и продолжил:

— Не в наши. Этой весной, в устье речки Унюй или Анюй[53], я не очень ориентируюсь в местных названиях, к стойбищу туземцев вышел странный человек в необычной одежде. Говорил по русски, требовал передать его властям. Попал в руки иеромонаха. Его пытали и сожгли. Информация попала к нам поздно и примерно в таком же виде — некий русский вышел из тайги, где русские никогда не появлялись, говорил странные речи, требовал неизвестно чего и носил странную одежду. Был признан одержимым бесом и подвергнут процедуре экзорцизма, в ходе которой скончался. Зажигалку присвоил один из подручных иеромонаха и, хм… утратил. Наш человек… скажу прямо, украл ее и передал мне. Осмотрев и проконсультировавшись со знатоками, я пришел к выводу, что изготовить такое изделие сейчас невозможно. Тем более в России. А в доносе упоминалось про способность Василия извлекать огонь одним движением пальца. Потому вашим случаем я заинтересовался сразу.

— И что дальше?

Расмуссен стал серьезен:

— Сегодня, сейчас нам надо попасть в порт и выйти в море. Иеромонах — личность, не особо тут известная, да и приехал с неизвестной целью. Появился только вчера и сразу же, вместе со спутниками, таинственно исчез. Местным властям не до церковных секретов и интриг. Как русские выражаются — помер Максим и х" й с ним!

Я удивлен, как чисто англичанин выговорил матерщину. Силен, бродяга! И, сдается мне, что-то личное между Рассмуссеном и попом произошло. Уж больно хлестко и с чувством он матерится. Они уже сталкивались! И итог был не в пользу англичанина. Но мне никак это не пригодится, поп уже покойник. Ну, слушаем дальше, киваем! Расммусен продолжает:

— На носу зима, и как в России заведено, к ней готово не все, хлопот полно и без столичных заезжих бездельников. Сейчас их не стало и некому возбуждать интерес властей к вашей личности. Так что нам всего лишь нужно попасть на судно, быстро, но не привлекая внимания. Мы совершим морское путешествие, прибудем в страну, где вас достойно устроят, вы будете приняты в обществе. У вас не будет никаких обязательств, но достаточно привилегий. Вы не будете ни в чем нуждаться, хотя вряд ли мы сможем воссоздать комфорт вашего мир полностью.

Красиво излагает, собака! Чертовский убедительно. И тон и голос… трудно не поддаться. Спохватываюсь, спрашиваю очевиднейшее:

— Как вы меня нашли в Николаевске?

— Джон спросил у Фролова.

— А откуда Джон узнал, что надо спрашивать у Фролова? Кстати, Фролов жив после расспросов?

Расмуссен искренне удивился:

— Конечно, жив. А узнал просто — Джон и Билли шли на "Корсакове". Они и сели на него там же, в Сарапульском. За вами, господин Блинов, все время присматривали. Фролов даже стал богаче на сто рублей и две бутылки водки. Он сообщил, что вы ночуете у вдовы Рудневой, но не знал, куда вы направляетесь дальше. Церковники тоже приходили и расспрашивали Фролова, буквально перед визитом Джона, но перегнули палку и Фролов их выставил с баржи под дулом револьвера. Мы разминулись с вами буквально на пару минут. Затевать разговор на улице и привлекать внимание я посчитал неверным. Есть и другие заботы, организовать погрузку вашей же икры. Я поручил Билли наблюдать, он отследил ваш вояж к Штайеру, наблюдал захват и шел следом, потом позвал меня и Джона. Люди иеромонаха вас обнаружили случайно, когда с утра ездили на телеге по Береговой улице на манер патруля. Николаевск хоть и именуется городом, но… Так, парни идут сюда, они хорошие ребята, но простые и лишнего им знать не следует. Особенно кто вы и откуда.

— Но они видели бумаги, видели автомобиль, они их и нашли!

— Они хороши для боя и драки, но не умеют писать и читать, тем более по русски. И у них совсем отсутствует фантазия. Так что оснований для беспокойства нет. Кстати, механизм, вы его назвали автомобилем, они зарыли в землю. Буквально перед вашим отплытием. Это заняло два дня. Ваши труды по его укрытию валежником были напрасны, мои парни нашли лучшее решение.

О сколько нам открытий чудных, готовит просвещенья дух! Ас, бля, Пушкин! И чем дальше в лес, тем нуегона… Интересно, где они в Сарапульском жили? Неужели в тайге? А больше негде! И не заболели… при мне не кашлянули ни разу! Мальчиши-крепыши, матьихузаногу! Вдвоем выкопать яму в том густющем ельнике, чтобы поместился Ленд-Круизер — это вообще… землю куда-то деть надо, корни вырубить… А в яму как они его спустили? Ведь, чтобы скатить, нужно… нужно уметь управлять современным автомобилем, знать его устройство, иметь исправные аккумуляторы, иначе они его тупо не снимут с парковки… Как сумели-то? Загадка! Даже скинуть в яму железную коробку почти три тонны весом — это круто! Вот силища у парней! Да они живые экскаваторы и подъемные краны! У меня на стройке им бы цены не было. Но они ж меня в узел завяжут, эти крепыши, только дернись…

Расмуссен дружески хлопает меня по плечу:

— Господин Блинов, или для вас удобнее именоваться Козыревым? У вас есть что-то такое, что необходимо забрать с собой?

— Да, мои вещи остались в доме хозяйки.

— Идемте к Рудневой, вы заберете вещи, потом мы проводим вас на судно.

— А таможня?

— Не беспокойтесь, у меня для вас приготовлено купеческое свидетельство и британский паспорт на имя купца-поляка, подданного ее Величества. Чуть позже я их вам вручу. Сразу снимутся все вопросы, в том числе и с языком. Плох тот поляк, что не говорит по русски, верно? Тем более купец, торгующий в России.

Расмусен оглядел меня и поджал губы. В треухе, стареньком зипуне и в изношенных сапогах с заплатами, на купца я не похож от слова совсем.