— Можешь даже не сомневаться. Главное — возвращайся.

Я оплачиваю счет, спускаю Птичку с лестницы, и уже через несколько минут Фрэнк срывается с места, разрывая ночную тьму ревом мотора.

— Как он? — спрашиваю у сидящего возле входа в мастерскую, курящего Роджера.

— В порядке наш здоровяк, — пьяно улыбается рыжий, поглаживая бороду. Даже во тьме видно, какой яркий оттенок красного имеет его растительность — такой насыщенный цвет в природе редко встречается. — Нашего друга финкой на тот свет не отправишь — тут нужны средства понадежнее.

— Он что-то рассказал уже? — мои руки еле заметно дрожат, когда достаю сигарету из мятой пачки.

— Нет, молчит о дневном происшествии, как недобитый шпион, — смеётся Роджер. — В общем, насколько я понял, это только вас двоих касается, поэтому нам ни о чем не говорит.

— Что-то мне это совсем не нравится, — запускаю руки в волосы — всегда так делаю, когда нервничаю.

— Думаешь, хоть кто-то из нас доволен? — спрашивает вмиг ставший серьезным рыжий. — Арчи так вообще рвет и мечет, до правды докопаться хочет, во что бы то ни стало. Наверное, если бы лысый узнал, кто это, то уже медленно и планомерно превращал табло напавшего в фарш.

— Ладно, пойду внутрь, поговорю с раненым.

— Удачи, Филин, — вздыхает Роджер, хлопая меня по плечу. — Все будет хорошо. Так или иначе.

— Твои бы слова… — говорю и, сплюнув на пол и выбросив окурок, иду к входу в "Банку". Неприятное чувство сжимает внутренности в тугой комок — не знаю, чего ждать от предстоящего разговора.

— Ты быстро, — расплывается в пьяной улыбке Арчи и держит незажженную сигарету в зубах.

— Плюнь каку или иди на улицу курить, — говорю, еле увернувшись от его медвежьих объятий.

— Я как раз к Роджеру собирался, — хмыкает лысый и икает. Сигарета при этом падает на пол. Арчи обиженно следит за ее полетом. — Между прочим, последняя. Как теперь жить?

— Здоровым, в качестве эксперимента, поживешь, — говорит Брэйн, все еще сидящий на диване. — В общем, Арчи, вали на свежий воздух — нам с Филином поговорить нужно.

— Ладно, ухожу, — кивает лысый и, пошатываясь, покидает мастерскую.

— Ну, как ты? — спрашиваю, когда дверь за Арчи захлопывается. — Легче?

— Спасибо Фельдшеру, — улыбается Брэйн, откинувшись на спинку дивана и глядя в потолок. — Вот знаешь, когда меня тот урод пырнул, я не испугался. И когда ехал сюда на полной скорости, ощущая вытекающую из меня липкую кровь, пропитывающую все сильнее футболку, тоже не боялся. Знаешь, когда испугался?

— Нет, скажи, — беру из стоящего на полу ящика бутылку пива.

— Когда до меня дошел смысл слов, сказанных сразу после ранения. Я же отвез тогда Арчи сюда и решил поехать в салон. Клиентов не ожидал, просто хотел проверить, как там дела, подготовиться к работе. Как только притормозил возле входа, заметил какую-то тень, отделившуюся от стены. Сначала не обратил внимание — сам знаешь, какие черти порой ошиваются поблизости. Да и малолетки вечно ломятся: "Сделайте мне тату, большой и страшный дядя, мне мама разрешила".

Мы смеемся, но Брэйну тяжело веселиться — замечаю, как он морщится от боли.

— В общем, — продолжает друг, не отрывая взгляд от только одному ему видимых узоров на потолке, — достал ключи и затылком почувствовал внезапную угрозу. Прямо будто ледяным ветром в спину подуло. Резко обернулся, чтобы глянуть, кто за моей спиной шурудит и сквозняк гоняет, как почувствовал острую боль в боку, под самыми ребрами. Сначала не понял, что со мной такое — то ли сердце прихватило, то ли нерв защимило, но больно было жутко. Наверное, когда бабы рожают или зуб на живую рвут так больно.

— Откуда тебе знать, насколько сильная боль во время родов? Да и не грозит это тебе.

— Грозит — не грозит, да только одна знакомая, опытная в этом вопросе, барышня поведала.

— Ладно, краткий курс акушерства и гинекологии окончен, давай ближе к сути.

— Ты прав, — серьезно говорит Брэйн и переводит на меня взгляд. — Видно, после обезболивающего меня все еще немного штырит. Короче говоря, когда этот упырь ткнул меня в бочину своей железкой, прежде, чем убежать, он сказал слова, которые я просто обязан тебе передать.

— Что он сказал? — понимаю, что теряю терпение и взвинчен до предела, когда одним глотком осушаю бутылку пива. — Брэйн, не томи, родной.

— Сейчас, подожди, что-то я запамятовал, — татуировщик хмурится, делает вид, что пытается вспомнить то, что не забывал.

— Я тебя сейчас во второй бок пырну, если не перестанешь ломать комедию!

— Фил, не ори, пошутить уже и нельзя, — тихо смеется Брэйн и в один миг становится абсолютно серьезным. — Этот придурок сказал: "Первый пошел. Передай Филу, что так будет с каждым, кто ему дорог".

По мере того, как до меня доходит смысл сказанного, свинцовая паника давит, наваливаясь, разрушает. Мне не хочется верить в то, что я услышал — не могу понять, кому это все нужно. У меня нет и никогда не было врагов — обычно, я стараюсь находить со всеми общий язык, не наживая неприятностей. Кому понадобилось подрезать моего друга да еще и передавать такие приветы.

— Ты его рассмотрел? Кто это был?

— Нет, Фил, он был в балаклаве, да и юркий слишком. Одно скажу: он довольно тощий малый, узкий какой-то. И голос неприятный — визгливый, что ли, высокий такой. И еще, парень был явно доволен своим поступком. Знать бы, что это за гнида такая, можно было бы задавить эту холеру в зародыше. Но я так остолбенел, что не схватил его, а догонять уже не было ни сил, ни возможности. Вот такие дела, друг.

— М-да, дела…

Беру вторую бутылку — сейчас мне нужно попытаться привести мысли в порядок, чтобы понимать, как действовать дальше. Кто этот человек? Действовал он сам или по чьей-то указке? Откуда у этой ситуации вообще ноги растут? Кто еще имеет к этому отношение? Вопросов много, а ответов — хрен да нихрена.

— Нужно ребят предупредить, — наконец, говорю, прикончив и вторую бутылку пива. В голове клубится легкий туман — то ли из-за событий прошедших нескольких дней, то ли из-за того, что уже немного пьян.

— Обязательно, — соглашается Брэйн. — Сам понимаешь, кто предупрежден — вооружен.

— Только они же в стельку пьяные сейчас.

— Не парься, — улыбается татуировщик, — сам знаешь, когда дело касается серьезных вопросов, хмель им не помеха адекватно воспринимать информацию.

И тут, словно что-то почувствовав, с улицы возвращаются Роджер и Арчи.

— Не знаю, о чем вы тут щебечете, — говорит лысый и плюхается на диван рядом с Брэйном, — но мы там уже замерзли, как собаки.

— Вовремя вы, а то уже думали пойти вас обратно звать.

— Что случилось? — Роджер, как всегда, занимает свое излюбленное место, на выкрашенной в ярко-синий цвет, бочке. — Брэйн уже поведал печальную историю своего ранения?

— Поведал, — кивает татуировщик. — Теперь, когда Фил знает, нужно, чтобы и вы были в курсе.

— Это и нас касается? — Арчи удивленно переводит затуманившийся алкоголем взгляд с меня на Брэйна. — Что вообще происходит?

— В общем, вам всем нужно быть осторожнее, — начинаю без долгих прелюдий, потому что нет желания тратить время на разговоры.

— В смысле?

— В том смысле, — говорит Брэйн, — что меня подрезали не просто так. Напавший, ранив меня, сказал: "Первый пошел" и просил передать Филу, что так будет с каждым, кто ему дорог.

— Охренеть и не жить, — шипит Роджер. — Что делать собираешься?

Я молчу, размышляя. Сидеть и бездействовать — не мой формат, но и подвергать кого-то опасности не хочу.

— Знаете, что я по этому поводу думаю? — подаёт голос Арчи, ёрзая на месте. — Кому-то наш Филин жить спокойно не дает. Понять бы еще, кому. И нападение на Брэйна, уверен, не шутка. За ним могут последовать и другие неприятности. Не знаю, по какому принципу эти люди будут выбирать близких Филу людей, но, если попал Брэйн, то попадем и мы с Роджером — без вариантов. А еще Иза — о ней тоже нельзя забывать. Сейчас, когда лежит в больнице, она не так уязвима, но кто знает, насколько у этих ребят длинные руки. В любом случае, Иза не будет лечиться вечно и, рано или поздно, ее выпишут, и нужно будет что-то решать.